Молотов заявляет, что, как он думает, об этом можно было бы договориться.
Иден заявляет, что он готов обсудить с Молотовым условия перемирия для Болгарии. Все вопросы, конечно, могут быть окончательно разрешены только в ЕКК, где представлены американцы. Но он, Иден, думает, что если в Москве будет достигнуто соглашение, то об этом можно будет телеграфировать в Лондон советскому и британскому представителям, которые договорятся с американскими представителями в ЕКК. Он, Иден, хотел бы знать, где, по мнению Советского Правительства, должны состояться переговоры с болгарами. Британское правительство согласно с тем, чтобы они состоялись в Москве.
Молотов отвечает, что переговоры лучше вести там, где они пойдут быстрее. Можно и в Лондоне.
Иден говорит, что переговоры могут состояться там, где предпочитает Советское Правительство.
Молотов благодарит и говорит, что Советское Правительство предпочитает, чтобы переговоры состоялись в Москве.
Иден заявляет, что, сделав одну уступку насчет места переговоров, он, Иден, не может пойти еще на одну уступку, а именно, согласиться с тем, чтобы после окончания войны в Германии британские и американские представители не участвовали в Союзной Контрольной Комиссии. Союзники воевали с Болгарией в течении трех лет. И в Англии просто не поняли бы, если бы после окончания войны с Германией английские представители не играли бы активной роли в работе СКК в Болгарии. Потому он, Иден, настаивает на пункте, который был предложен американцами.
Молотов говорит, что прежде он хотел бы сообщить Идену о той уступке, которую Советское Правительство готово сделать. Эта уступка касается подписания условий перемирия с Болгарией. Он, Молотов, не знает, учитывают ли американское и британское правительства опасность, которая может возникнуть при выполнении их пожелания, чтобы условия перемирия были подписаны маршалом Толбухиным и генералом Вильсоном. Маршал Толбухин не моряк, но поскольку его войска вышли к Черному морю, то его подпись под условиями перемирия и подпись британского Командующего на Средиземном море могли бы дать повод болгарам думать, что Болгария является черноморской и средиземноморской державой. У Болгарии может разыграться воображение. Тем не менее, несмотря на эту опасность, Советское Правительство готово пойти навстречу пожеланиям английского правительства и сделать ему уступку, и согласиться с тем, чтобы условия перемирия с Болгарией были подписаны также и британским представителем.
Иден заявляет, что он просто ошеломлен от этой уступки и благодарит Молотова. Что касается опасности, то он, Иден, может обещать, что британский и американский флоты не позволят болгарам воображать, что Болгария средиземноморская держава.
Молотов говорит, что он возвращается к тому, что говорил Иден об участии британских и американских представителей в СКК, и хочет сказать, что ему, Молотову, непонятно заявление Идена. Руководство Контрольными Комиссиями в Италии и Румынии принадлежит англо-американскому и соответственно Советскому командованию. В вопрос об ответственности внесена полная ясность. Но что получится, если в случае с Болгарией будет установлен новый порядок, когда после капитуляции Германии три державы будут отвечать за работу Контрольной Комиссии. Есть опасность возникновения неразберихи и трений.
Иден заявляет, что он хочет быть откровенным. Он, Иден, должен иметь возможность сказать британскому народу, что Англия принимает участие в осуществлении контроля над Болгарией. Американское предложение дает выход из создавшегося положения, поскольку в нем предполагается создать такой же контрольный аппарат союзников в Болгарии, какой будет существовать в Германии. Но он, Иден, готов обсудить и другие предложения при условии, что осуществление этих предложений обеспечит активное участие британских и американских представителей в работах комиссии и не оставит их в роли простых наблюдателей.
Молотов говорит, что сравнение с Германией непонятно, так как Германия будет разделена на зоны оккупации.
Он, Молотов, считает, что если британское правительство согласится на предоставление в Болгарии 90 % Советскому Союзу, то остальные вопросы могут быть легко решены.
Иден замечает, что в этом случае англичане и американцы будут в Болгарии в роли наблюдателей, таких же, какими они являются в СКК в Румынии. Что касается его, Идена, то ему нравится американская формулировка, но он готов обсудить другое советское предложение, которое обеспечивало бы англичанам более значительные полномочия в Болгарии.
Молотов заявляет, что американское предложение непонятно. Предлагают ли союзники разделить Болгарию на зоны оккупации и хотят ли англичане и американцы ввести в Болгарию свои войска? Ему, Молотову, непонятно, как возможно оставить руководство Контрольной Комиссии в руках трех держав после капитуляции Германии. Эта неясность будет поводом для трений. Поэтому он, Молотов, считает, что в случае с Болгарией следовало бы принять соотношение 90:10 %.
Иден отвечает, что союзники, конечно, не хотят вводить свои войска в Болгарию. Можно было бы назначить постоянным Председателем СКК в Болгарии советского представителя.
Молотов заявляет, что если Председателем Комиссии будет Советский представитель, то это будет означать, что у Советского Союза будет 34 % вместо 90 %. Ему, Молотову, непонятно, что имеется в виду в предложении.
Иден отвечает, что в Румынии британские и американские офицеры являются лишь наблюдателями. Что касается Болгарии, то на срок войны с Германией англичане и американцы согласны, чтобы положение их представителей в СКК было бы таким же, как и в Румынии, но после капитуляции Германии англичане и американцы хотели бы быть не только наблюдателями, но и активными участниками работы Комиссии. Он, Иден, не знает, как это выразить, но он хотел бы сказать, что, конечно, участие англичан и американцев в работе СКК будет меньше, чем русских, так как в Болгарии будут находиться советские войска.
Молотов говорит, что это будет очень странное руководство, которое будет выглядеть противоречивым, если мы не внесем в этот вопрос ясность.
Иден отвечает, что он не знает, как быть с процентами, но англичане хотят иметь в Болгарии большую долю, чем в Румынии, где у них всего имеется 10 %.
Молотов говорит, что идея процентов вытекает из вчерашнего совещания. Может быть, мы договоримся о том, что для Болгарии, Венгрии и Югославии будет соотношение установлено 75:25.
Иден говорит, что это хуже, чем вчера.
Молотов отвечает, что тогда, может быть, принять 50:50 для Югославии, 90:10 — для Болгарии и внести поправку для Венгрии.
Иден отвечает, что он готов пойти навстречу в случае с Венгрией, но он, Иден, просит помочь обеспечить англичанам большее участие в делах Болгарии после капитуляции Германии. Он, Иден, не настаивает на этой американской формулировке, но он хочет, чтобы в СКК были представлены англичане после капитуляции Германии.
Молотов спрашивает, не договоримся ли мы о том, чтобы установить по Венгрии соотношение 75:25, прежде чем перейти к обсуждению других вопросов. Не согласятся ли англичане на 75:25 для Болгарии и на 60:40 для Югославии. Как Иден может видеть, он, Молотов, делает уступку на 15 % по Болгарии, но зато в Югославии он, Молотов, предлагает установить 60 %.
Иден отвечает, что он не хочет, чтобы соотношение для Югославии изменялось. Премьер будет очень расстроен, если будет сделана попытка изменить соотношение для Югославии, так как Англия очень много помогала Тито, снабжая его вооружением. Поэтому он, Иден, предложил бы, чтобы соотношение для Венгрии было 75:25, для Болгарии — 80:20 и для Югославии 50:50.
Молотов отвечает, что он согласен отказаться от поправки для Югославии, если для Болгарии будет принято соотношение 90:10. Если по Болгарии принять 75:25, то тогда по Югославии надо принять 60:40. При этом он, Молотов, хотел бы заявить, что Советский Союз не намерен вмешиваться в дела на морском побережье Югославии. Если же в Югославии оставить 50:50, то тогда нужно принять поправку для Болгарии.
Иден говорит, что англичане и американцы воевали с болгарами в течение трех лет. Болгары очень плохо обращались с американскими пленными. Россия воевала с Болгарией лишь 48 часов.
Молотов заявляет, что Болгария причинила Советскому Союзу больше ущерба, помогая немцам, чем какой-либо другой стране. Он, Молотов, просил бы Идена считаться с тем, что Румыния и Болгария являются черноморскими странами. У Англии к Черному морю должно быть меньше интереса, чем к Средиземному морю. За свое поведение в войне Болгария не будет иметь доступа к Средиземному морю.
Иден отвечает, что к Черному морю у Англии небольшой интерес. Англия просит немногого, если принять во внимание, что она воевала с Болгарией в течение трех лет. Но с английской точки зрения все связано вместе. Англия снабжала Тито. Тито приехал в Москву, не уведомив Британское правительство. Тито договорился в Москве об оставлении болгарских войск в Югославии. Если об этом узнает британское общественное мнение, то оно будет критиковать британское правительство.
Молотов говорит, что соглашения об оставлении болгарских войск в Югославии не существует. Что касается Тито, то он, Молотов, не видел его раньше, но после знакомства с ним у него создалось впечатление о Тито, как о честном человеке, дружественно расположенном к союзникам. С Тито очень часто встречался сын Черчилля, и, как он, Молотов, думает, сын Черчилля может подтвердить это впечатление и сказать, можно ли иметь дело с Тито. Что касается того, что Тито не сообщил союзникам о своем отъезде в Москву, то здесь Тито, по его, Молотова, мнению, совершил двойную ошибку. Но он, Молотов, думает, что если бы Тито опубликовал о своем отъезде в Москву, то это только послужило бы поднятию его престижа, так как всем стало бы известно, что он встретился со Сталиным. Он, Молотов, объясняет ошибку Тито тем, что Тито в некотором отношении представляет собой провинциального политического деятеля, а не тем, что Тито руководствовался какой-либо злой волей. Этот недостаток Тито, конечно, исправим.
Иден заявляет, что если американская формулировка не годится, то можно рассмотреть другую. Например, можно было бы Контрольную Комиссию назвать не «Союзной», а «Советской Контрольной Комиссией» с участием британских и американских представителей.
Молотов говорит, что этот вопрос нужно будет обдумать, и спрашивает Идена о возможности увеличения процентного соотношения в пользу СССР в Югославии.
Иден отвечает, что британское правительство предпочитало бы, чтобы у него и у Советского Правительства была одна общая политика в Югославии. Он, Иден, хотел бы знать, что будут делать союзники после освобождения Югославии. Должны ли они будут объединить Тито и югославское правительство в Лондоне. Британское правительство желает это сделать.
Молотов отвечает, что это правильно и что этот вопрос заслуживает внимания.
В заключение Молотов просит решить вопрос о Болгарии, если возможно, в течение 24 часов, так как задержка в этот деле неприятна.
На следующий день обсуждение этого вопроса продолжалось, и в конечном итоге договорились о том, что процент «советского влияния» в Болгарии и Венгрии составит 80 %.
Больше к этому вопросу ни Сталин, ни Черчилль в своих беседах никогда не возвращались. В июне 1953 г. У. Черчилль нарушил «обет молчания» и рассказал историю о «процентном соглашении» в беседе с советским послом в Великобритании Я. А. Маликом, подчеркнув, что ему всегда удавалось находить основу для договоренностей и «достигать соглашений с товарищем Сталиным, причем эти соглашения не только достигались, но и взаимно выполнялись».
Мнения о действительном значении документа, который был представлен Черчиллем на встрече со Сталиным 9 октября 1944 г., расходятся по сей день. На семинаре британских и российских историков в Лондоне в марте 2002 г. с докладом на эту тему выступил британский профессор Дж. Робертс. Рассматривая историографию вопроса, он отметил, что оценки «процентного соглашения» варьируются от характеристики его как «мертвого документа» до сделки, которая «спасла Грецию от коммунизма». Точка зрения самого Дж. Робертса сводится к тому, что раздел сфер влияния на Балканах был предопределен. Невмешательство СССР в греческие дела было обусловлено геополитическими интересами СССР, которые на Балканах ограничивались приграничными славянскими странами, к числу которых Греция не принадлежала, а также советским стремлением достичь на определенных условиях компромисса с западными союзниками в послевоенном устройстве Европы. В подтверждение Робертс приводит факты как реальных действий СССР, так и фрагмент из беседы Сталина на эту тему с Г. Димитровым в январе 1945 г. «Я советовал, — говорил Сталин, — чтобы в Греции не затевали эту борьбу. Люди ЭЛАС (вооруженные силы греческого движения Сопротивления. — О. Р.) не должны были выходить из правительства Папандреу (премьер-министр правительства Греции в эмиграции, местопребыванием которого был Каир. — О. Р.). Они принялись за дело, для которого у них сил не хватает. Видимо, они рассчитывали, что Красная Армия спустится до Эгейского моря. Мы этого не можем делать. Мы не можем посылать в Грецию свои войска».
Дж. Робертс считает, что предложение Черчилля о «процентном соглашении» явилось скорее его отчаянной попыткой избежать реальности ослабления британских позиций в условиях роста советского влияния на Балканах и американского господства в Западном мире, но само соглашение называет «незначительным эпизодом». Советское невмешательство в греческие дела было обусловлено, по его мнению, «политическими и стратегическими расчетами Москвы и не имеет никакого отношения к процентному соглашению».
На наш взгляд, 9 октября 1944 г. между лидерами двух стран была в необычной форме предпринята попытка разграничить сферы послевоенного устройства Европы и таким образом найти путь к геополитическому компромиссу на ближайшие годы, в котором в то время были еще заинтересованы влиятельные силы как в Великобритании, так и в США. Особое значение в этом имела последовательная позиция президента Ф. Д. Рузвельта. «Процентное соглашение» являлось реальной договоренностью, хотя и не оформленной официально, которая определенное время соблюдалась обеими сторонами. При этом отказ в военно-технической и политической поддержке национально-освободительных сил Греции, руководимых компартией (ЭАМ и ЭЛАС), стал трудным испытанием для советской внешней и военной политики и, по всей вероятности, был связан с конфликтом между Сталиным, с одной стороны, и Молотовым и Димитровым — с другой, которые поддерживали обращение руководства греческой компартии с просьбой о помощи. Но Сталин стоял на своем, и обращение ЭЛАС осталось без ответа. Высадка английских войск 5 октября, их вмешательство в дела Греции привели к широкомасштабной гражданской войне в стране и поражению сил Сопротивления, возглавляемых компартией. Драматизм обстановки заключался в том, что летом 1944 г. силами ЭЛАС была освобождена значительная часть территории Греции. 12 октября войска Первого корпуса ЭЛАС освободили Афины, в конце октября — Салоники, и власть в Греции практически находилась в руках компартии и поддержавших ее сил. Красная Армия в это время вступила на территорию Югославии, и до границ Греции оставалось рукой подать. Соблазн был велик, но, как позднее писал Черчилль, «Сталин никогда не нарушал данного мне слова».
Анализ советской политики и дипломатии того времени свидетельствует, что ее главной целью являлось создание в послевоенной структуре Европы «пояса безопасности» из дружественных Советскому Союзу приграничных государств. При этом их внутриполитическое устройство зависело от расстановки сил в каждой из стран. Силового «экспорта революции» в 1944 — начале 1945 г. стремились избежать.
И польский и греческий вопросы во многом решались в ходе визита Черчилля в Москву. Обсуждение польского вопроса было продолжено в ходе следующей беседы двух лидеров, которая состоялась 13 октября 1944 г.
Обстановка в англо-советских отношениях по польскому вопросу оставалась осенью 1944 г. крайне сложной, неопределенной и взрывоопасной. Поддерживая эмигрантские правительства стран Европы, которым Великобритания предоставила убежище в Лондоне и Каире, английское правительство, естественно, добивалось, нередко прямым давлением, установления в этих странах после их освобождения от немецкой оккупации приемлемых для него политических режимов. Это делалось в целях восстановления влияния Великобритании в этих регионах Европы и максимально возможного ограничения растущего советского влияния на континенте. В свою очередь, советское правительство стремилось к достижению собственных целей, главной из которых, как уже говорилось, являлось установление после войны дружественных режимов в приграничных СССР странах, оккупированных захватчиками. В ряде стран возникли противоборствующие силы Сопротивления немецким оккупантам, в том числе в Югославии, Греции и Польше. Одни из них действовали при поддержке Москвы, другие — Лондона. В каждой из таких стран события развивались по-разному. Как Великобритания вместе с США или самостоятельно, так и Советский Союз во многих конфликтных ситуациях достигали компромисса. Этому в немалой степени способствовала гибкая политика эмигрантских правительств некоторых приграничных СССР стран, которая в тот период удовлетворяла обе стороны, как это имело место с эмигрантским правительством Норвегии и Чехословакии. Но в польском вопросе нашла коса на камень. И каждая из сторон имела для этого достаточно оснований.
Следует отвести как несостоятельные версии ряда зарубежных и отечественных историков о стремлении СССР к «территориальным захватам», «расширению советской империи», «большевизации Европы». В 1944 г. таких целей не выдвигалось, что подтверждают прежде всего документы Комиссий Наркоминдела, которые с 1943 г. занимались проблемами послевоенного устройства Европы. Сталин в беседе с Черчиллем сказал по этому поводу в 1944 г.: «Советский Союз не собирается организовывать большевистских революций в Европе». И это были не пустые слова.
Но Советский Союз исключал возможность воссоздания на своих границах враждебной Польши. Истоки сложившихся накануне Второй мировой войны негативных советско-польских отношений уходят своими корнями в далекое прошлое, когда «царство Польское» являлось составной частью России. Они обусловлены историей гражданской войны в Советской России (поход армии Пилсудского на Киев и контрнаступление Тухачевского на Варшаву в 1920 г.), гибелью 40 тысяч военнопленных Красной Армии в Польше, а также участием Польши в разделе Чехословакии (1938) и ее отказом разрешить пропуск советских войск через свою территорию в случае германской агрессии. Последний факт стал одной из причин неудачи англо-франко-советских переговоров в Москве летом 1939 г., которые могли предотвратить Вторую мировую войну. После гибели премьер-министра Польши В. Сикорского в 1943 г., поддержки эмигрантским правительством немецкой версии расстрела польских офицеров в Катыни, отказа подготовленной в СССР армии генерала В. Андерса от обязательств принять участие в сражениях на советско-германском фронте негативные тенденции в отношениях с польским правительством в Лондоне приняли, казалось, необратимый характер. Наконец, на стороне Красной Армии сражалась созданная в СССР Польская народная армия, которую не признавали «лондонские поляки».
Все это происходило на фоне больших усилий, предпринятых английским правительством и прежде всего лично У. Черчиллем к улучшению польско-советских отношений, но «просоветская» послевоенная Польша была для британского премьера неприемлема. Считаясь с реальностью освобождения Польши Красной Армией, он вместе с тем настойчиво искал пути сохранения позиций в этой стране эмигрантского правительства. У Великобритании на это были свои веские причины. Главная из них заключалась в том, что нападение Германии на Польшу послужило поводом (слова Черчилля) для вступления на стороне последней в войну Великобритании, а также Франции и многих других государств, вследствие чего война приняла мировые масштабы. Великобритания таким образом более чем выполнила свои обязательства, данные Польше в виде англо-польского договора от 25 августа 1939 г. об оказании Польши помощи в случае германской агрессии.
Насколько эффективной была эта помощь и каковы были глубинные причины вступления Великобритании в войну — это предмет отдельного разговора. В данном случае решающее значение и право Великобритании на участие в будущей судьбе Польши определялось тем, что Лондон оказал поддержку Польскому государству ценой вступления в мировую войну с непредсказуемыми в то время для себя последствиями. На стороне англичан участвовали в боях польские войска генерала Андерса. В самой Польше силы Сопротивления действовали по принципу политической принадлежности. Армия Крайова — под эгидой Лондона и эмигрантского правительства, Армия Людова — под эгидой Москвы и Польского Комитета национального освобождения (ПКНО).
Переговоры в Москве в немалой степени омрачила история с Варшавским восстанием, которое к началу октября было подавлено и Варшава подверглась опустошительному разрушению. Это восстание, не согласованное с командованием Красной Армии, имело целью упредить вступление в польскую столицу советских войск и провозгласить власть эмигрантского правительства, как это произошло в Афинах, где королевское греческое правительство было десантировано англичанами при освобождении города войсками ЭЛАС. В поражении восстания, неизбежном в условиях превосходства сил вермахта, и жертвах среди восставших польские эмигрантские круги и их сторонники в Лондоне пытались обвинить Красную Армию. Последняя, находясь в непосредственной близости от Варшавы, не оказала, по их мнению, действенной поддержки восстанию, хотя якобы располагала возможностями — версия, несостоятельность которой подтверждена новейшими исследованиями российских историков.
Сталину и Черчиллю предстояло найти пути к компромиссу в польском вопросе, если он был вообще возможен. Два заседания, посвященные этому вопросу состоялись 13 октября. Предварительно польскую делегацию в составе премьер-министра С. Миколайчика, министра иностранных дел Т. Ромера и председателя Рады Народовой в Лондоне С. Грабского принял для краткой протокольной беседы В. М. Молотов.