Поэтому совершенно абсурдно утверждение, что в 1933 году в СССР такие же миллионные потери населения якобы произошли за пару месяцев! При согласии с подобным вздором неизбежен вывод: либо жертвы нацизма оказались более живучи, чем жертвы «голода» на Украине и Кубани, либо следует признать, что концентрационные лагеря если не относились к курортам, то не являлись и адом. И холокоста при Гитлере не было...
Среди советских республик Украина занимала особое место не только как вторая по численности национальная группа, насчитывающая в 1930 году 25 миллионов человек, но и как территория с плодородными землями, граничившая с Западом, и поэтому столетиями привлекавшая внимание, как соседствующих с ней, так и «отдаленных» стран – до самой Германии.
Видимо, в силу колониального симптома англичанин А. Буллок подчеркивает: «Ни в одной части СССР раскулачивание и коллективизация не отразились на крестьянстве более тяжелым образом, чем на Украине...» Почему? Об этом автор не говорит, но вину за это, с безапелляционностью западного аналитика, он перекладывает на Сталина.
Однако при чем здесь Сталин? Может быть, Сталин был «грузинским» националистом и где-то или когда-то призвал к угнетению украинского народа? Или он декретировал для Украины какие-то особые условия строительства социализма, отличные от других республик страны?
Нет! Однако Украина действительно имела своеобразие. Здесь всегда были сильны националистические и сепаратистские тенденции, но, отмечая этот факт, ни советские, ни западные исследователи не обращали внимания на другую особенность.
Украина с ее мягкими климатическими условиями стала местом проживания основной массы российских евреев. Евреев, чьи дети не забыли ни погромов в царской России, ни насилий со стороны местных националистов в период Гражданской войны. Не забыли и не хотели забыть. И став активными членами правящей партии в советском государстве, они не могли – хотя бы непроизвольно – не проявить в своих действиях рецидивов этой памяти.
Конечно, это не являлось открытой местью за перенесенные гонения. Но скрытое самоутверждение философий каждой нации – евреев и украинцев – выразилось в том радикализме, с которым социалистические преобразования как проводились, так и встречались и на Украине. Правда, фактическим «хозяином» на Украине в тот период являлся поляк Косиор.
Сын рабочего, почти карлик ростом Станислав Косиор уже в первые годы Советской власти примыкал к «левым коммунистам», а его родной брат Владимир был крупным троцкистом. Пост Генерального секретаря ЦК КП(б) Украины он занял летом 1928 года, сменив Лазаря Кагановича. С этого момента он руководил коллективизацией на Украине, а позже, по 1937 год, входил в состав руководящей «тройки», осуществлявшей в республике «большую чистку». Плохой организатор и недальновидный руководитель, деловую работу он подменял подчеркнутой радикальностью и ужесточением репрессий. За допущенные перегибы и извращения 3 мая 1938 года его арестуют, а в феврале следующего года расстреляют.
Примечательно, что, рассуждая о жестоких методах коллективизации на Украине, Алан Буллок приводит не слова вождя. Он цитирует именно первого секретаря Центрального комитета КП(б) Украины.
В выступлении на собрании активистов республики еще летом 1930 года Станислав Косиор говорил: «Крестьянин использует новую тактику. Он отказывается собирать урожай. Он хочет погубить зерно для того, чтобы задушить Советское правительство костлявой рукой голода. Но враг ошибается в своих расчетах. Мы покажем ему, что значит голод. Ваша задача остановить кулацкий саботаж сбора урожая; вы должны собрать урожай до последнего колоска и немедленно отправить его в пункт сдачи. Крестьяне не работают. Они рассчитывают на зерно от предыдущих урожаев, которое спрятали в ямах. Мы должны заставить их открыть эти ямы».
Что имеет в виду Косиор? Казалось бы, колхозы собрали летом хлеб, вывезли на элеваторы и сдали государству? О каких «ямах» идет речь?
Дело в том, что не вывезли и не сдали. В условиях того времени сдача хлеба государству затягивалась на довольно продолжительное время. Во-первых, у колхозов не было автомобильного транспорта. Зерно вывозилось на лошадях и волах, подводами, и отправить весь собранный хлеб сразу с поля в государственные «закрома» было невозможно. Во-вторых, достаточных «закромов » у государства еще не было. Из сел в районы доставлялось и сдавалось в основном семенное зерно; и только часть – товарного.
Как и в других регионах, колхозы не имели достаточных коллективных хранилищ. Значительная часть собранного урожая и у колхозников, и у единоличников хранилась в амбарах на собственных дворовых участках. Кроме того, из-за плохих погодных условий вывоз хлеба из сел в районные центры осенью 1932 года вообще затянулся.
Украина не отставала в коллективизации. Наоборот, она опережала других. К середине 1932 года в колхозах состояло 70% украинских крестьян, в то время как по стране средняя цифра была 59%. Однако Украина систематически не выполняла планы поставок зерна государству. Даже в урожайном 1930 году вместо 38% (7 млн. тонн) – от урожая зерновых в СССР по плану, – Украина сдала только 27%, а именно 4,9 млн. тонн. В 1932 году ситуация по сдаче хлеба не стала лучше.
Направленная по решению Политбюро ЦК на Украину комиссия во главе с Л. Кагановичем несколько поправила положение. В ходе ее деятельности сместили и арестовали некоторых партийных, советских и колхозных работников. И все-таки планы госпоставок так и не были выполнены. Вместо запланированных для сдачи государству 6,6 млн. тонн зерна республика сдала только 4,7 млн. тонн. Однако выполнение «поставок государству» не означало, что зерно увозили для хранения «в Кремль», собранный хлеб оставался там же – на Украине.
Пожалуй, обострению ситуации способствовал и субъективный фактор. Как уже говорилось, после смерти жены Сталин на некоторое время отстранился от дел. Осенью он снизил личный контроль за ходом заготовок зерна. Он уже не просматривал сводки сдачи хлеба государству, и аппарат как в центре, так и на местах почувствовал послабление, то, что ослабла твердость государственного руля. Можно сказать, что самоубийство Надежды Аллилуевой откликнулось в государстве эхом.
Между тем у проблемы коллективизации имелась своя ахиллесова пята. Естественно, что руководство в колхозах формировалось из наиболее «грамотных» людей, а таковыми обычно считались активные, «деловые» жители деревни, в том числе и вступившие в колхозы кулаки. Кулак пошел в колхоз, но он не стал колхозником. На местах образовывались своеобразные мафии, сплачиваемые единством как политических, так и частных интересов.
Эти люди, занявшие теплые места в колхозах, всеми силами тормозили и срывали сдачу зерна государству, извращали учет, продавали колхозный хлеб на сторону, утаивали и крали его. Кулак вступил в колхоз, но он стал вредить колхозам. Поэтому руководству на местах пришлось бороться с этой формой злоупотреблений и саботажа.
В начале декабря 1932 года, докладывая Москве о ходе хлебозаготовок на Украине, первый секретарь КП(б)У Косиор писал: «За ноябрь и пять дней декабря арестовано по линии ГПУ 1230 человек – председателей, членов правлений, счетоводов. Кроме того, арестовано бригадиров – 140, завхозов, весовщиков —265, других работников колхозов – 195... вскрыты и переданы в суд 206 групповых дел кулацких и антисоветских элементов».
Из этого сообщения видно, что главными саботажниками называются уже не пресловутые «кулаки», а самые «деловые» колхозники: председатели, бригадиры, весовщики, счетоводы. Вследствие начавшегося скрытого саботажа план 1932 года по заготовкам хлеба Украина не выполнила. И не потому, что год был неурожайным, зерно просто не собирали...
Тот же А. Буллок, со ссылкой на ренегата Малколма Маггериджа, пишет, что «одна из плодороднейших земель в мире превратилась в мрачную пустыню». При этом он подчеркивает, что «причиной голода был не недород» и не погодные условия. По наивности или из умысла английский историк утверждает, что «голод» якобы начался уже весной 1932 года, и делает вывод, будто бы «обессилевшие крестьяне» не смогли убрать зерно нового урожая ».
В качестве доказательства такого тезиса Буллок приводит свидетельство другого английского путешественника. Его соотечественник, посетивший Украину осенью 1932 года, писал: «Поле за полем были усеяны сгнившим зерном... Можно было ехать целый день и видеть вокруг себя поля почерневшей (курсив и подчеркивание мои. – К. Р.) пшеницы».
Но английский историк перепутал причину со следствием. В начале 1932 года серьезных трудностей с продовольствием не было. В действительности хлеб нового урожая был брошен гнить под осенним дождем, и не из-за истощения крестьян от голода, а по более прозаическим причинам.
Конечно, специалистам не составляло труда рассчитать, сколько было необходимо хлеба, чтобы обеспечить потребности государства. Уже с началом коллективизации Москва стала давать краевым руководителям контрольные планы, и их выполнение, естественно, потребовало увеличения посевных площадей. Пришлось «поднимать целину»!
Так, в Вёшенском районе, где проживал автор «Поднятой целины» Михаил Шолохов, с 1930 по 1932 год посевная площадь по колхозно-единолич ному сектору увеличилась почти вдвое, с 87 571 до 163 603 гектаров. Иначе быть не могло, с этой целью и осуществлялась коллективизация. Однако, даже объединившись в колхозы, крестьяне не стремились работать вдвое больше, чтобы «отдать» облагаемую налогом часть выращенного хлеба государству. Единоличник, в свою очередь, стремился наказать Советскую власть по-своему. Он руководствовался принципом: «Пусть все сгниет, но хлеба от меня ты не получишь...».
То было будничным продолжением сопротивления деревни. Замаскированный саботаж. Крестьянство прощупывало почву, и весь выращенный к осени 32-го года хлеб деревня убирать не стала. Чтобы не оставлять недоговоренностей, обратим внимание и на такую особенность. В литературе мифический «голод» подается как событие 1932-1933 годов. На самом деле трудности с хлебом начались только весной 1933 года.
В отличие от распространенного мнения, будто бы правительство игнорировало ситуацию, возникшую весной, и не оказало помощи районам, испытывающим трудности, факты свидетельствуют об обратном. Сталин своевременно отреагировал на сложную обстановку. Еще 21 февраля 1933 года, то есть до начала осложнений с хлебом, правительство выделило семенную ссуду колхозам страны для обеспечения нового урожая.
Украина получила 325 тысяч тонн семян, и это позволило ей собственный семенной хлеб передать для питания населению. В помощь «рачительным» украинским крестьянам мобилизовали студентов, партийных активистов и даже армию. Именно эти своевременно принятые меры позволили успешно провести посевную, а затем дали возможность вырастить и убрать хлеб нового урожая.
Но и это было не все. В апреле Сталин направил в Киев руководителя Наркомата снабжения СССР Микояна. Прибыв на место, он сразу «распорядился о выделении для крестьян продовольственных резервов армии». В мае на проведение посевной кампании Украине была выделена «продовольственная помощь для людей и фураж для лошадей». Таким образом, Политбюро и правительство осознавали хлебную проблему как в стране, так и на Украине, и предприняли своевременные действия для стабилизации положения.
Но весна 1933 года действительно оказалось тяжелой. Относительно благополучно пережив долгую зиму, нехватку продуктов, создавшуюся в результате саботажа, украинская деревня почувствовала, когда стали кончаться хлебные запасы. Органы безопасности республики доносили в Москву в это время, что на Украине «продовольственные трудности зафиксированы в 738 населенных пунктах 139 районов (из 400 по УССР), где голодало 11 067 семей. Умерших зафиксировано 2487 человек».
То есть в результате недоедания на Украине умерло лишь две с половиной тысячи человек, но не миллионы! Можно даже допустить, что сообщаемые Москве цифры были занижены, но, безусловно, не в тысячи раз. Правда, Косиор опровергал даже эти сведения, утверждая, что по Украине трудности с хлебом испытывают только 103 района.
Позже, разбирая случившееся на состоявшемся в июне 1933 года съезде колхозников, М. Калинин так прокомментировал ситуацию: «Каждый колхозник знает, у кого не хватает хлеба, оказались в беде не из-за плохого урожая, а из-за того, что они ленились и отказались честно трудиться». Сын крестьянина, Михаил Иванович знал, о чем говорил. И, конечно, он разбирался в этом вопросе лучше, чем английские и московские профессора-историки.
Правда, Калинин даже либеральничал, смягчая причины продовольственных трудностей, и не называл вещи своими именами. Повторим приведенное выше требование Косиора к активистам: «Наша задача остановить кулацкий саботаж сбора урожая; вы должны собрать урожай до последнего колоска...» Колоска! А «путешественник-англичанин» свидетельствует о полях «неубранной почерневшей пшеницы».
Впрочем, зачем ОГПУ и секретарям лгать и приуменьшать размеры несчастья? Наоборот, они их преувеличивали. И когда секретарь Харьковского губкома Терехов пытался на пленуме ЦК представить обстановку более трагической, чем она была на самом деле, Сталин с сарказмом заметил: «Говорят, вы хороший рассказчик, товарищ Терехов... Почему бы вам не оставить свою должность секретаря губкома и не пойти работать в Союз писателей? Вы будете сочинять свои сказки, а народ будет их читать». Конечно, Сталин понимал, что, драматизируя ситуацию, секретарь губернского комитета рассчитывал на снижение будущих планов хлебозаготовок.
Однако если бы правительство пошло на поводу таких настроений, то хлебную проблему вообще невозможно было бы решить. Никогда! Сталин прекрасно знал, что не завышенные планы сдачи зерна государству стали причиной хлебных трудностей весной 1933 года.
Они являлись следствием крестьянского саботажа и политики попустительства местного руководства, не сумевшего переломить ситуацию. Одновременно это было результатом изменившейся тактики затаившегося кулака, объективной реальностью классовой борьбы, но руководство Украины не сумело вовремя разглядеть эту опасность и не смогло заставить крестьян убрать хлеб.
Поэтому Сталин был возмущен. Его отношение к случившемуся в республике характеризует письмо, которое он направил Генеральному секретарю КП(б)У Косиору. В нем Сталин писал: «В последний раз напоминаю вам, что любое повторение ошибок прошлого года заставит Центральный комитет принять еще более решительные меры. И тогда, если можно так выразиться, даже старые партийные бороды не спасут этих товарищей». Копия письма была выслана всем секретарям областных, районных и городских партийных организаций страны.
Таким образом, все доводы о массовом голоде весны 1933 года и его причинах не только преувеличены – они еще и умышленно извращены. Да, в марте – апреле были серьезные трудности с хлебом, но массовых смертей от «голода» в СССР не было!
Сохранились и другие документы, приоткрывающие отношение Сталина к ситуации того периода. О тяжелом положении, в котором оказались этой же весной его земляки в Вёшенском районе, письмо Сталину послал писатель М. Шолохов. Он писал 4 апреля 1933 года: «В этом районе, как и в других районах, сейчас умирают от голода колхозники и единоличники; взрослые и дети пухнут и питаются всем, чем не положено человеку питаться, начиная с падали и кончая дубовой корой и всяческими болотными кореньями».
Правда, при этом двадцатишестилетний писатель подчеркивает, что «Вёшенский район не выполнил плана хлебозаготовок и не засыпал семян не потому, что одолел кулацкий саботаж и парторганизация не сумела с ним справиться, а потому, что плохо руководит краевое руководство». Обратим внимание, что в письме нет ни слова и о неурожае.
Письмо пришло с запозданием, и Сталин ответил на следующий день после его получения. 16 мая он телеграфировал: «Ваше письмо получил пятнадцатого. Спасибо за сообщение. Сделаем все, что требуется. Сообщите о размерах необходимой помощи. Назовите цифру. Сталин».
22 апреля он направил Шолохову новую телеграмму: «Ваше второе письмо только что получил. Кроме отпущенных недавно сорока тысяч пудов ржи отпускаем дополнительно для вёшенцев восемьдесят тысяч пудов. Всего сто двадцать тысяч пудов. Верхне-Донскому району отпускаем сорок тысяч пудов. Надо было прислать ответ не письмом, а телеграммой. Получилась потеря времени. Сталин».
Сталин немедленно принял меры и оказал помощь вёшенцам хлебом. Но письма молодого писателя на 99, 9 процентов содержали описание тех «перегибов», с помощью которых местные власти заставляли крестьян-единоличников сдать хлеб. Это были меры устрашения. Людей содержали под стражей, грозили расстрелом, заставляли некурящих «курить махорку» и т.п. Позже Шолохов, в мягкой форме, отразил такие методы через образ Макара Нагульного, грозящего не сдавшему хлеб селянину револьвером. Конечно, это не «демократические» меры.
Примечательно, что в письмах Сталину Шолохов просил не столько о помощи хлебом, сколько о наведении порядка. В конце письма он пишет: «не менее истощен и скот, два месяца, изо дня в день, в распутицу возивший с места на место хлеб по милости Шарапова и РК. Все вместе взятое приводит к заключению, что план сева колхозы района безусловно к сроку не выполнят... Следовательно, история с хлебозаготовками 1932 года повторится в 1933 г.».
Шолохов тоже намекал на снижение плана по хлебозаготовкам. Но Сталин не мог снизить эти планы. Они не были его прихотью. Государству нужен был хлеб, чтобы кормить население и взять его, кроме как у деревни, было негде. Впрочем, посмотрим на события весны 1933 года с другой позиции.
Что могло произойти в стране в неблагоприятном 1932 году, если бы к этому времени уже не коллективизировали частично сельское хозяйство? Если бы хлеб не был собран и сдан государству? Если бы он остался в руках кулака?
Вот в этой ситуации и случилось бы то, о чем с фарисейством пишут недалекие люди. Страну в самом деле постиг бы массовый голод, и тогда счет умерших в городах действительно пошел бы на миллионы. В отличие от впечатлительного Шолохова Сталин понимал это. И уже после того как меры для помощи землякам писателя были приняты, Сталин послал более подробный ответ.
6 мая он пишет молодому писателю: «Дорогой тов. Шолохов! Оба ваши письма получены, как Вам известно. Помощь, какую вы требовали, оказана уже. Для разбора дела прибудет к вам в Вёшенский район т. Шкирятов, которому – очень прошу Вас – оказать помощь. (М.Ф. Шкирятов в 1933 году – секретарь Партийной коллегии ЦК ВКП(б) и член Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции СССР. – К. Р.) Это так. Но не все, т. Шолохов. Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать Вам несколько слов. Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей советско-партийной работы, вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. Но это не значит, что я во всем согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела.
Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма – не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих и Красную Армию – без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), – этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тихую» войну с Советской властью. Война на измор, дорогой тов. Шолохов...