В дальнем его углу стучит пишущая машинка. Мы делаем несколько шагов в полутьме и останавливаемся у какой-то двери. За ней слышен чей-то громкий голос. Неожиданно дверь открывается, и в коридор выходит наш бывший сосед Омелюстый. Он в высоких брезентовых сапогах, в вышитой косоворотке, в синих брюках галифе.
- Вы чего здесь, мальчики? - удивленно оглядывая нашу компанию, спрашивает Омелюстый.
- А это мы, дядя Омелюстый... Здравствуйте! - И, отстраняя хлопцев, я первый подхожу к Омелюстому.
- Васька? А я тебя не узнал. Ну, заходите, раз в гости пришли, приглашает Омелюстый.
И мы входим следом за нашим соседом в большую комнату с изразцовым камином.
В комнате, сидя на столах, беседуют какие-то люди. Увидев нас, они замолкают. В комнате очень накурено. Голубые облачка дыма плывут к потолку. У камина, прижавшись друг к дружке, стоят три винтовки.
- Вот делегация пришла, - смеется Омелюстый.
- А чем угощать будешь? - отзывается на его слова лысый коренастый старик в защитной гимнастерке. - Ты бы хоть бубликов для них принес.
- А где я их достану? - разводя руками, говорит Омелюстый и приглашает: - Садитесь, ребята, на подоконник.
Я рассказываю Омелюстому о нашей школе, об учкоме. Он внимательно слушает меня и только изредка почесывает подбородок.
- Директор-то у нас хороший, но вот новый учитель пения Чибисов в церкви поет, в бога верит! - вмешался в разговор Петька Маремуха.
- Да погоди ты, - огрызнулся я. - Вот Родлевская совсем не признает учком. Она говорит, что в учкоме одни нахалы. И наврала, что во французском нет слова "товарищ"...
- А нам нужна политграмота... Во второй школе есть, почему у нас нету? - вдруг храбро выпалил Сашка.
Омелюстый улыбнулся. Засмеялись и его товарищи, сидящие на письменных столах, а один из них вынул из кармана тетрадочку, записал в нее что-то.
- Ладно, хлопчики, все будет: и политграмота, и учителя хорошие, и завтраки, и грифельные доски. Погодите только немного, - обещает Омелюстый, потирая лоб. - Сейчас всем нам много надо учиться. Вот я тоже собираюсь в совпартшколу поступать.
Уже когда мы уходим, я отзываю Омелюстого в сторону.
- А нас вызывали в Чека. Вы Кудревич знаете?
- Знаю, Васька, знаю, - подмигнул мне Омелюстый и посоветовал: - Не болтай только много!
Ровно через неделю после второй перемены в нашем классе появился высокий паренек в простой коричневой рубашке, в грубых зеленых брюках, в тяжелых военных ботинках на лосевой подошве. Мы бегали по классу и, увидев вошедшего, остановились: кто у доски, кто у печки, а Маремуха застыл на кафедре.
- Садитесь, - неожиданно предложил нам этот молодой паренек. Садитесь, - повторил он и откашлялся.
Мы, недоумевая, как попало усаживаемся за парты.
- Ребята, - хрипло говорит молодой паренек и опять кашляет. Товарищи... Давайте познакомимся. Моя фамилия Панченко, меня прислал к вам уком комсомола. А впрочем, можете звать меня запросто: товарищ Дмитрий. Заниматься я буду с вами политграмотой. Вы знаете, что такое политграмота?
В классе тихо. Что ответить? Мы с удивлением разглядываем нашего нового, не похожего на остальных и какого-то уж очень скромного преподавателя.