- Но ты же сама знаешь, Сюзи, - пробормотал он, - что мы с тобой потерялись раньше...
- Клаленс, - преспокойно возразила Сюзи, заглаживая пальчиком складку на платье, - не рассказывай, пожалуйста. Я была там. Ведь я - уцелевшая! Так сказали на заставе. А кто уцелел, тот всегда-всегда бывает там и всегда-всегда все знает.
Кларенс был так ошарашен, что не стал возражать. Он смутно вспомнил, что и раньше, в Форт-Ридже, замечал, как приятно Сюзи, когда ее называют "уцелевшей", и как она по-детски старается не ударить в грязь лицом. Видимо, злодей Джим и сыграл на этом. Несколько дней Кларенс побаивался ее, чувствуя себя одиноким как никогда.
В этом состоянии, совершенно уверенный к тому же, что общение с Джимом не располагает в его пользу ни миссис Пейтон ни ее брата, а миссис Пейтон к тому же думает, будто это он подстроил встречи Сюзи с Джимом, Кларенс решился на одну из тех мальчишеских выходок, о которых старшие склонны судить сурово, но далеко не всегда справедливо. Полагая, подобно многим детям, что на него никто не обращает внимания - разве только для того, чтобы его одернуть, - и убедившись, как убеждается всякий ребенок, и притом гораздо скорее, чем мы в своем благодушии полагаем, что любовь и поблажки не обусловлены непосредственно его поведением и достоинствами, Кларенс пустился во все тяжкие. И однажды, когда прошел слух, что где-то поблизости пасется стадо буйволов и завтра утром караван остановится, а Гилдерслив, Бенем и другие, возможно, отправятся на охоту, Кларенс с восторгом принял предложение Джима тайком поехать вслед за ними.
Для выполнения этого преступного замысла требовались дерзость и двуличие. Они сговорились, что вскоре после отъезда охотников Кларенс попросит разрешения покататься на одной из упряжных лошадей - это ему позволяли довольно часто; выехав из лагеря, он сделает вид, будто лошадь понесла, а Джим тут же помчится догонять его. Из-за отсутствия охотников в лагере будет не так уж много лошадей и людей, и никто больше не бросится его выручать. Ускакав подальше, они поедут по следу охотников, а если их заметят, дадут такие же объяснения, добавив, что не нашли дорогу к лагерю. План удался вплоть до мельчайших подробностей; как выяснилось потом, Джим, чтобы хорошенько взбодрить смирную лошадку Кларенса, насовал под седло колючек - Кларенс обнаружил это, только когда лошадь едва его не сбросила. Нарочито громко крича "Тпру!", причем Джим украдкой колол лошадь Кларенса сзади ножом, преследуемый и преследователь вскоре благополучно очутились за полувысохшим ручьем и ольховой рощицей, окружавшей лагерь. Никто за ними не гнался. То ли погонщики сообразили что к чему и взглянули на их выходку сквозь пальцы, то ли решили, что мальчики сами справятся и никак не могут заблудиться, когда охотники так близко, - во всяком случае, тревоги они не подняли.
Зная в общем, в какую сторону поехали охотники, мальчики, окрыленные успехом, весело скакали вперед. Перед ними открылась широкая пойма с пологим скатом вправо, в сторону далекой, до половины заполненной водой лагуны, образовавшейся во время разлива большой реки, на притоке которой стоял лагерь. Лагуна была почти скрыта смешанным лесом и кустарником, а дальше снова тянулась беспредельная равнина, на которой паслись буйволы. Вот сюда, как сообщил осипшим голосом своему товарищу Джим, они приходят на водопой. Проехав еще немного, он круто осадил лошадь и, спешившись, стал осматривать землю. Она была покрыта какими-то полукруглыми лепешками, которые Джим таинственно назвал "буйволовым пометом". На неопытный взгляд Кларенса, равнина удивительно напоминала самый обыкновенный и прозаический выгон для скота, и это несколько охладило его геройский пыл. Тем не менее оба остановились и, как заправские охотники, осмотрели оружие и снаряжение.
Как ни печально, снаряжение это при всем его разнообразии никак нельзя было назвать достаточным или хотя бы сносным. Обстоятельства побега вынудили Джима ограничиться старым двуствольным дробовиком, который он обычно носил за плечами, старомодным шестизарядным пистолетом, палившим произвольно в самых неожиданных случаях и получившим название "Алланова перечница" за сходство с означенным предметом кухонной утвари, да охотничьим ножом. У Кларенса был индейский лук со стрелой, из которого он учился стрелять, и топорик, припрятанный под седлом. Джим великодушно отдал ему пистолет, взяв взамен топорик, - такая мена вначале восхитила Кларенса, но когда он увидел, как воинственно и живописно выглядит Джим с топориком у пояса, то пожалел о нем. Тогда Джим объяснил ему, что из ружья, в которое заложены "сверхзаряды", так что стволы до половины набиты свинцом и револьверными пулями, может стрелять только он сам, да и то, многозначительно добавил он, не без опасности для жизни. Недостаток снаряжения, однако, восполняли рассказы Джима о необычайных результатах, которых достигли этим простым оружием "одни знакомые ребята"; о том, как сам он однажды свалил быка ловким выстрелом из револьвера прямо в разинутую пасть, когда тот заревел, и прострелил ему навылет "все потроха"; как один его приятель, вернее, даже близкий друг, который теперь сидит в Луисвилльской тюрьме за убийство помощника шерифа, однажды оказался один, пеший, с простым складным ножом и лассо посреди целого стада буйволов, и, преспокойно вскочив на косматую спину самого крупного самца, крепко-накрепко привязал себя лассо к его рогам и давай погонять, подкалывая ножом, и много дней питался мясом, которое вырезал из живого тела, пока буйвол, покинутый всем стадом, истекая кровью, наконец не покорился своему победителю у самого лагеря, куда тот ловко его направил! Надо признаться, что этот рассказ показался Кларенсу не очень-то правдоподобным, и ему хотелось расспросить спутника подробнее. Но они были одни среди прерии, связанные общим проступком; солнце во всем своем великолепии победно вставало над землей, чистый, бодрящий воздух пьянил обоих; для бурной юношеской фантазии не было невозможного!
Пойма, которую они пересекали, местами была в трещинах и рытвинах, так что двигаться приходилось с опаской. Один раз, когда они остановились, Кларенса поразил глухой, монотонный шум, словно где-то неподалеку вода перехлестывала через плотину. Всякий раз, как они придерживали лошадей, звук становился отчетливей, и наконец к нему добавилось слабое, но явственное дрожание земли, которое обычно свидетельствует о близости водопада. Выходило, что наши охотники сбились с пути и они остановились в неуверенности. Однако шум, к их удивлению, приближался. Повинуясь неожиданному порыву, оба поскакали к лагуне. Выехав из леса, Джим протяжно и взволнованно вскрикнул:
- Да ведь это они!
С первого взгляда Кларенсу показалось, словно вся прерия вспенилась и бурные волны или целые валы катятся прямо на них. Но, приглядевшись, он увидел, что это первые смешавшиеся ряды большого стада буйволов, а среди них, с боков и позади, ныряя в облака пыли и вновь появляясь, бешено неслись фигурки людей и сверкали огненные вспышки. Еще недавно они думали о воде, и теперь им чудилось, будто гигантская приливная волна незримо катилась к лагуне, увлекая все перед собой. С горящими глазами Кларенс повернулся к своему спутнику в безмолвном ожидании.
Увы! Этот бесстрашный герой и грозный охотник, по всей видимости, сам онемел от удивления. Правда, он, как пришитый, сидел в седле, стройный и все еще молодцеватый, судорожно хватаясь то за ружье, то за топорик. Трудно сказать, долго ли это продолжалось бы, но тут стадо с оглушительным треском вломилось в кусты и, взяв вправо по берегу лагуны, понеслось прямо на них. Все их сомнения и колебания как рукой сняло. Предусмотрительный, видавший виды мексиканский жеребчик, отчаянно фыркнув, повернул и пустился наутек, унося своего седока. Скромная упряжная лошадь Кларенса, без сомнения, движимая трогательной верностью хозяину, тотчас последовала за ним. Через несколько мгновений верные кони, как неразлучные друзья, благородно соперничая друг с другом, продирались сквозь чащу голова к голове.
- Но зачем же мы скачем в эту сторону? - воскликнул простодушный Кларенс.
- Там сзади Пейтон и Гилдерслив, как бы они нас не увидели, - тяжело дыша, отвечал Джим. Кларенс с удивлением заметил, что буйволы гораздо ближе к ним, чем охотники, и десяток крупных быков уже стучат копытами по земле прямо у них за спиной, но он снова набрал воздуху и крикнул:
- А когда же мы будем на них охотиться?
- Мы - на них?! - взвизгнул Джим в отчаянном приступе искренности. Это они на нас охотятся, черт возьми!
И в самом деле, ясно было, что их обезумевшие лошади удирают со всех ног от столь же обезумевшего стада. Мальчикам удалось ненадолго оторваться от буйволов, потому что лошади перепрыгнули одну из расселин, тогда как их преследователям пришлось огибать препятствие. Но через несколько минут их настигла та часть стада, которая бежала по другой, ближней стороне лагуны, и они оказались в самой гуще буйволов. Земля содрогалась под ударами копыт; горячее дыхание смешивалось с вонючей пылью, висевшей в воздухе, Кларенс задыхался и почти ослеп. Как в тумане, он разглядел, что Джим наугад швырнул топорик в самку буйвола, наседавшую на него сбоку. Когда они снова скатились в лощину, Кларенс увидел, как Джим, вконец отчаявшись, вскинул свое пресловутое ружье. Кларенс распластался на вытянутой шее лошади. Ослепительная вспышка и громоподобный дуплет; Джим чуть не вылетел из седла, дымящееся ружье отскочило, перелетев через его голову, в другую сторону, а вслед за этим всадник и лошадь исчезли в удушающем облаке пыли и порохового дыма. Тут лошадь Кларенса Внезапно остановилась, и мальчик почувствовал, что летит через ее голову в лощину и падает на что-то вроде скачущей косматой подушки. Это была волосатая спина огромного буйвола! Оказалось, что Джим, с отчаяния выпалив наугад дуплетом, угодил в заднюю ногу буйвола, бежавшего впереди, прострелив мышцу и перебив сухожилия, так что буйвол упал в лощину прямо под ноги лошади Кларенса.
Оглушенный, но невредимый, мальчик скатился на землю с шеи буйвола, силившегося встать, шатаясь, поднялся на ноги и увидел, что не только его лошади, но и всего стада как не бывало, а крики невидимых охотников слышались теперь где-то впереди. Они, должно быть, не заметили, как он упал, а потом лощина скрыла его. Склон впереди был слишком крут, и у мальчика так болели ноги, что он не мог туда вскарабкаться, а дорогу к противоположному склону, тому, с которого он и буйвол скатились перед столкновением, преграждал раненый зверь. Кларенс, шатаясь, все же побрел туда, но тут буйвол невероятным усилием встал на трех ногах и повернулся к нему мордой.
Все это произошло слишком быстро, так что неопытный мальчик не успел ощутить страха или вообще чего бы то ни было, кроме неодолимого волнения и замешательства. Но когда он увидел эту тяжелую, косматую голову, которая, казалось, заполнила собой всю лощину и с ужасающей неторопливостью отрезала ему путь к спасению, все его существо охватил ужас. В огромных, тупых, налитых кровью глазах сверкала немая, удивленная ярость; большие, влажные ноздри были так близко, что злобное фырканье сразу отшвырнуло его, как удар. Лощина представляла собой узкую и короткую трещину или впадину; еще несколько шагов назад, и он окажется в ее конце, прижатый к почти отвесному склону высотой в пятнадцать футов. Если попытаться вскарабкаться по сыпучему склону, есть риск сорваться, и тогда эти короткие, но грозные рога тут же пронзят его! Нет, это было бы слишком ужасно, слишком жестоко! Ведь он такой маленький рядом с этим чудищем! Это несправедливо! Глаза мальчика налились слезами, и он, проклиная несправедливость судьбы, застыл на месте, стиснув кулаки. С исступленной детской яростью он вперил свой взгляд в страшные глаза буйвола; он не знал, что выпуклые зрачки свирепого зверя обладают свойствами увеличительного стекла, и он, Кларенс, кажется тупому буйволу гораздо больше, чем на самом деле, а расстояние до него как бы увеличивается и этому многие охотники обязаны спасением. Он думал только об одном: с чем кинуться на зверя? Ах, да! Пистолет. Он все еще в кармане. Мальчик, без всякой надежды, порывисто выхватил его - пистолет казался таким маленьким по сравнению с огромным врагом!
Глаза Кларенса сверкали, он прицелился и спустил курок. Послышалось слабое щелканье, потом еще и еще! Даже эта штука издевается над ним. Он снова рванул спуск что было сил; раздался грохот, раз, другой. Кларенс попятился; видимо, пули скользнули по черепу буйвола, не причинив ему вреда. Мальчик, уже ни на что не надеясь, еще раз спустил курок; снова раздался выстрел, потом яростный рев, и огромный зверь злобно мотнул головой, глубоко вонзив левый рог в сыпучий склон. Снова и снова кидался он на склон, бодая его левым рогом, из-под которого градом сыпались камни и земля. А потом Кларенс вдруг разгадал причину ярости этой обезумевшей громады. Из левого глаза, пробитого последней пулей, текла кровь; буйвол ослеп! И вдруг все чувства мальчика разом переменились, теперь его охватило раскаяние, которое в тот миг было ужаснее недавнего страха. Что он наделал! Желание убежать от омерзительного зрелища было в нем ничуть не слабее инстинкта самосохранения, когда он, воспользовавшись новым взрывом ярости буйвола, которого все время заносило влево, проскользнул мимо него с правой стороны, добежал до склона и вскарабкался наверх. Здесь он пустился бежать, не зная куда, - только бы не слышать этот рев, исполненный боли, не видеть этот кровавый, огромный глаз, не терзаться сознанием своей вины.
Вдруг он услышал далекий сердитый оклик. На первый взгляд равнина показалась ему пустой, но вот он увидел двоих всадников, быстро скакавших к нему, ведя в поводу третью лошадь - его собственную. Вместе с блаженным чувством облегчения мальчика захлестнула жажда сочувствия, лихорадочное желание рассказать этим людям, как все было. Но когда они приблизились, он увидел, что это разведчик Гилдерслив и Генри Бенем, которые отнюдь не разделяют с ним радость избавления, - лица их выражали только нетерпеливое раздражение. Окончательно сраженный этой новой неудачей, Кларенс застыл на месте и упрямо замкнулся в себе.
- Может, ты, черт тебя дери, сядешь на лошадь и поедешь, или тебе охота задержать караван еще на час по своей дурости? - рявкнул Гилдерслив.
Мальчик поколебался, потом медленно сел в седло, не сказав ни слова.
- Вот уехать бы да бросить их здесь к чертям собачьим, - злобно буркнул Бенем.
На миг у Кларенса мелькнула дикая мысль спрыгнуть с лошади и сказать им, чтоб ехали прочь и оставили его. Но прежде чем он успел осуществить эту мысль, двое мужчин уже поскакали вперед, увлекая его лошадь за собой на поводу, привязанном к луке седла Гилдерслива.
Через два часа они нагнали караван, который уже был в пути, и влились в группу верховых. Судья Пейтон, хоть и несколько озадаченный, встретил Кларенса беззлобным и снисходительным взглядом. Сердце мальчика сразу растаяло: он почувствовал, что прощен.
- Ну, мой мальчик, послушаем теперь, что скажешь ты сам. Как было дело?
Кларенс быстро отыскал глазами Джима, но тот отвернулся и продолжал угрюмо ехать сзади. И тогда он стал взволнованно и торопливо рассказывать, как его швырнуло в лощину, прямо на спину раненому буйволу, и как ему удалось спастись. По всей кавалькаде пробежал смешок. Мистер Пейтон серьезно посмотрел на Кларенса.
- Но как же это буйвол так кстати оказался в лощине? - спросил он.
- Джим Хукер прострелил ему ногу из ружья, вот он туда и свалился, смущенно ответил Кларенс.
Раздался взрыв гомерического хохота. Кларенс, удивленный и уязвленный, поднял голову, но, едва увидев лицо Джима, сразу забыл собственную обиду. На этом удрученном, безнадежном и совершенно убитом лице, которое в кои-то веки приняло искреннее выражение, ему удалось прочитать горькую правду. Джима погубила его собственная репутация. Единственный действительно потрясающий случай в его жизни, единственный его правдивый рассказ об этом был единодушно воспринят всеми как самая чудовищная и дикая из всех его выдумок!
ГЛАВА VII
Этим случаем на охоте завершился для Кларенса последний памятный этап его путешествия. Но лишь много времени спустя он узнал, что на этом завершилось еще и то, что могло стать для него началом новой жизни. Ибо судья Пейтон намеревался, удочерив Сюзи, взять под свою опеку и мальчика, если только удастся получить согласие того неведомого родственника, к которому его везли. Но миссис Пейтон и ее брат обратили его внимание на то, что Кларенс, заведя таких друзей, как Джим Хукер, стал едва ли подходящим товарищем для Сюзи, и сам судья вынужден был согласиться, что явная тяга мальчика к дурному обществу никак не вяжется с его предполагаемым происхождением и воспитанием. На беду, и сам Кларенс, раз и навсегда убежденный, что его не понимают, и в силу своего характера упорно решившись покориться судьбе, был слишком горд, чтобы сгладить это впечатление, как иной раз делают дети, каким-нибудь лицемерным поступком. А кроме того, в глубине души он невольно хранил верность Джиму в его позоре, хотя и без сочувствия равного к равному, без пылкой привязанности почитателя, а скорее - если только можно сказать так о мальчике его возраста - с покровительственным чувством старшего. Поэтому он не стал возражать, узнав, что, когда караван достигнет Калифорнии, его отправят из Стоктона в Сакраменто с вещами и письмом, где все будет объяснено, причем подразумевалось, что если он не найдет своего родственника, то приедет к Пейтонам в одну из южных долин, где они решили купить земельный участок.
Когда перед Кларенсом открылась эта перспектива новых приключений и независимости, со всеми богатейшими возможностями, которые они таят в себе для юности, дни потянулись для него невыносимо медленно. Остановка в Солт-Лэйк, переход через унылую солончаковую пустыню, даже перевал через Сьерру по диким и безлюдным местам оставили скудный след в его памяти. Вечные снега, бесконечные вереницы сосен, убегающих назад, склон, поросший овсюгом, который мальчик видел впервые, бурливая река с желтой, будто позолоченной водой лишь ненадолго рассеивали его безразличие и забывались. Зато когда караван остановился однажды утром на окраине разбросанного по склону поселка и Кларенс увидел, как все нетерпеливой толпой сгрудились вокруг какого-то прохожего, который вынул из седельной сумки кисет оленьей кожи и показал две пригоршни блестящих крупинок металла, мальчик почувствовал первый неодолимый приступ золотой лихорадки. Затаив дыхание, слушал он взволнованные вопросы и небрежные ответы. Это намыто на прииске всего в тридцати милях отсюда. Тут золота долларов на сто пятьдесят; это только его доля после недели работы с двумя компаньонами. Нет, это совсем не много: "места уже истощаются, слишком много набежало всяких новичков". Все это небритый, грязный, плохо одетый человек ронял равнодушно и небрежно; за спиной у него была лопата с длинной ручкой и кирка, а с седла свисала сковорода. Но ни один рыцарь, в доспехах и в полном вооружении, не казался Кларенсу столь героическим и независимым. Что могло быть прекрасней этого благородного презрения, с которым старатель критически оглядел добротные, крытые фургоны их каравана, оборудованные всяческими удобствами!
- Ежели хотите мыть золото, придется вам распрощаться с этими штучками!
Как это совпадало с тайными мыслями Кларенса! Какое олицетворение независимости! Красавец разведчик, всесильный судья Пейтон, храбрый молодой офицер - все разом рухнули со своих глиняных пьедесталов перед этим героем в красной фланелевой рубахе и высоких сапогах. Бродить целыми днями под открытым небом и добывать сверкающие крупинки металла, ничему не учиться, не иметь никаких обязанностей и повседневных забот - вот это действительно жизнь; напасть когда-нибудь на такой огромный самородок, "что и не поднять", он будет стоить не меньше, чем весь караван вместе с лошадьми, - именно такой, по словам незнакомца, нашли на днях в Сойерс-Баре - ради этого стоило пожертвовать всем на свете. Грубый человек, смотревший на них с равнодушной, снисходительной улыбкой, стал как бы живой связью между Кларенсом и "Тысячей и одной ночью"; в нем воплотились Аладин и Синдбад.
Через два дня они добрались до Стоктона. Здесь Кларенса отвели в большой магазин - его единственный костюмчик был весь в заплатах, так что он ходил во всяких обносках из гардероба Пейтона, а также в невиданном одеянии из военного сукна, сшитом полковым портным в Форт-Ридже. Но увы! В этом краю взрослых для мальчика в возрасте Кларенса не нашлось почти никакой одежды, так что его кое-как приодели в старой, захудалой государственной лавчонке, купив ему "мальчиковую" матроску и куртку с медными пуговицами. Затем мистер Пейтон дал Кларенсу немного денег на расходы и письмо к его двоюродному брату. Почтовая карета отправлялась в полдень. Кларенсу оставалось только распроститься со всеми. Прощание с Сюзи уже состоялось за два дня до этого; она слегка всплакнула, пожаловалась, что ей страшно, обняла его и решительно заявила, что поедет с ним; но среди суматохи после приезда в Стоктон, а также под влиянием небольшого подарка от Кларенса - на него он впервые израсходовал часть своего крохотного капитала - ее решимость постепенно ослабела и завершилась обещанием, что они разлучаются только лишь ненадолго. И все же, когда тощий узелок мальчика засунули под сиденье кареты и оставили его одного, он бросился назад к каравану, чтобы еще раз взглянуть на Сюзи. Тяжело дыша и робея, добежал он до фургона миссис Пейтон.
- Господи! Ты еще здесь! - резко сказала миссис Пейтон. - Хочешь опоздать?
Еще минуту назад, испуганный одиночеством, он мог бы ответить "да". Но теперь, жестоко уязвленный явным раздражением, которое он вызвал у миссис Пейтон, мальчик почувствовал, что ноги у него подкашиваются и он не может вымолвить ни слова. Он не решился взглянуть на Сюзи. Но вот из фургона послышался ее спокойный голосок:
- Клаленс, ты опоздаешь!
И она тоже! Ему было так стыдно за свою глупую слабость, что вся кровь хлынула от его тоскующего сердца прямо в лицо.
- Я искал... искал... Джима, мэм, - дерзко сказал он наконец.
Он увидел, как на лице миссис Пейтон мелькнуло отвращение, и с чувством злобной радости побежал назад к карете. Но здесь, к своему удивлению, он и в самом деле застал Джима, о котором даже не думал, - тот мрачно смотрел, как увязывали последний багаж. Явно желая, чтобы все пассажиры подумали, будто он расстается с сообщником, которого, быть может, отправляют прямо в тюрьму, Джим торжественно пожал Кларенсу руку, украдкой поглядывая на других пассажиров сквозь спутанные лохмы.
- Как услышишь про какую-нибудь заваруху, сразу поймешь, в чем дело, - сказал он хриплым, но явственным шепотом. - Наши с ними дорожки скоро разойдутся. Скажи ребятам в Ущелье Мертвеца, пускай ждут меня со дня на день.
Хотя Кларенс вовсе не ехал в Ущелье Мертвеца и вообще впервые слышал про такое, да к тому же смутно подозревал, что и Джим знает не больше, все же, когда некоторые пассажиры с тревогой поглядели на застенчивого, сероглазого мальчика, который едет в такое гиблое место, он и в самом деле испытал радость, смешанную со страхом, почувствовав, что вступает в жизнь в заманчивой роли мнимого злодея. Но когда горячие лошади рванули с места, Кларенс, в восторге от быстрой езды, сверкающих лучей солнца и от мысли, что он оставляет позади все оковы зависимости и условностей, устремляясь навстречу свободе, не мог уже думать ни о чем другом. Наконец он оторвался от мысленного созерцания радужных надежд и принялся с мальчишеским любопытством рассматривать своих попутчиков. Он сидел впереди, стиснутый между двумя молчаливыми мужчинами, из которых один был похож на фермера, а другой, в черной одежде, - на адвоката или учителя, и наконец взгляд его привлекла темноволосая женщина в черной мантилье и без шляпки, - она сидела сзади, и вниманием ее, казалось, целиком завладели шутливые ухаживания ее соседей и еще двоих мужчин, сидевших впереди нее. Со своего места он не видел почти ничего, кроме темных глаз, которые порой улыбались, встречая его откровенно любопытный взгляд, но особенно его поразил мелодичный нездешний выговор, какого он никогда не слыхал, и голос ее - увы, таково непостоянство юности - показался ему гораздо красивее, чем голос миссис Пейтон. Фермер, сосед Кларенса, окинув снисходительным взглядом его куртку с медными пуговицами, шутливо спросил:
- Что, сынок, ты прямо с корабля?
- Нет, сэр, - запинаясь, ответил Кларенс. - Я пересек прерию.
- Так, значит, это ты оснастился так для шхуны прерий, а? - Раздался смех, и Кларенс смутился. Заметив это, шутник добродушно и покровительственно объяснил, что "шхуна прерий" означает на современном жаргоне фургон переселенцев.
- В Стоктоне для меня не нашлось другой одежды, - объяснил Кларенс, доверчиво глядя в черные глаза женщины на заднем сиденье. - По-моему, там никто не рассчитывал, что в Калифорнии когда-нибудь будут мальчики.
Простота, с которой это было сказано, очевидно, произвела на всех благоприятное впечатление, так как двое мужчин на среднем сиденье, которым женщина что-то шепнула, повернулись и с любопытством посмотрели на него. Кларенс слегка покраснел и умолк. Вскоре карета начала замедлять ход. Они поднимались в гору; по обеим сторонам росли огромные тополя, с которых кое-где свисали красивые алые вьюнки.