Ольга молчала, поглядывая на номера квартир.
На площадке пятого этажа она задержалась.
- Да, кажется, здесь двадцать вторая квартира, - сказал Юрий.
Он нажал кнопку звонка, и почти сразу же за дверьми послышались мягкие торопливые шаги.
- Кто там? - спросил немолодой женский голос, Юрий узнал Клавину маму.
- Откройте, Зинаида Парфентьевна! Это Юра Полозов!
Тотчас же звякнула откинутая дверная цепочка, щелкнул замок, и Зинаида Парфентьевна распахнула дверь. Несколько секунд она вглядывалась в Юрия, потом перевела глаза на Ольгу.
- Юрочка, дорогой мой, вы приехали оттуда? - сквозь слезы спросила она.
- Да, в отпуск, Зинаида Парфентьевна. А это моя жена, Оля Ургалова.
- Да что это мы стоим в передней? - сказала Зинаида Парфентьевна. И тут же шепотом предупредила: - Василий Прокофьевич совсем болен у нас.
- Что с ним? - тревожно спросил Юрий.
- Перенес инсульт... Полгода лежал в госпитале...
- И давно это случилось?
- Вскоре после смерти Клавочки. С тех пор - в отставке, на пенсии.
- И что он, лежит?
- Нет, ходит с палочкой. Теперь, слава богу, уже ничего.
- Мы, наверно, не вовремя, Зинаида Парфентьевна? - спросила Ольга, внимательно разглядывая эту высокую, полную, седоватую женщину с точно таким же, как у Клавы, овалом лица и большими, уже усталыми глазами.
- Что вы, что вы, Ольга...
- Просто Оля!
- Проходите, Юра, Олечка... Я так рада, так рада. - И, введя их в большую столовую, крикнула мужу: - Васенька, а у нас гости!
- Кто именно? - раздался глуховатый мужской голос.
- Клавины друзья!
- Оттуда? - и это должно было означать: "С Дальнего Востока?"
Вскоре из смежной комнаты, должно быть кабинета, освещенного зеленой лампой, опираясь правой рукой на палочку, а левую, словно безжизненную, прижимая к груди, прихрамывая, вышел среднего роста полный мужчина в морском кителе без погон.
- Спасибо, что не забыли стариков, - сказал Торопов, подвигая ногой стул. - Ну, что же вы, садитесь... Как там ваш Дальний Восток?
- Все по-старому, - сказал Юрий.
- И надолго пожаловали? - спросил Торопов Ольгу, которая все еще не могла побороть в себе волнение.
- Пока не надоест! - сказала она, глянув на Юрия.
- Ну, Ленинград не надоест! - возразил Торопов. - Здесь есть что посмотреть.
Зинаида Парфентьевна стояла около серванта, изучающе, внимательно смотрела то на Юрия, то на Ольгу.
- У вас, Олечка, здесь родные?
- Мама.
- Одна?
- Мама живет одна, но у нас здесь родственники...
- У вас ребенок?
- Да, дочурка у нас, - тихо, перехватив насупленный взгляд Юрия, сказала Ольга.
- И как зовут ее?
Ольга почувствовала, как у нее учащенно забилось сердце. Юрий, заметив ее волнение, сказал:
- Когда у нас родилась дочь, мы решили, Зинаида Парфентьевна, назвать ее в честь вашей Клавы. Да и Николай просил нас об этом.
Торопова тихо заплакала.
- Спасибо, родные мои, пусть ваша Клавочка растет счастливой...
Торопов тяжело вздохнул, губы у него чуть дрогнули. Он достал платок, вытер глаза.
- Да! Сломило горе нас с Зиночкой. Ох и сломило... Вы бы нам рассказали, как она там жила? Неужели так уж ей было плохо в Мая-Дату?
- Сперва Клава приехала к Оле в больницу, показаться, - быстро заговорил Юрий. - Оля сказала, что все у нее нормально, что ехать никуда не нужно. А о том, что Коля отпустил ее, мы узнали гораздо позже...
- Кстати, где сейчас Николай Иванович? - спросила Ольга.
- Было всего одно коротенькое письмо с Камчатки. Он где-то там в лесном порту, что ли. Ты не помнишь, Зиночка?
- Не помню, ничего не помню! - быстро, нехотя проговорила Зинаида Парфентьевна, и Ольга с Юрием поняли, что неприязнь к бывшему зятю не только не прошла, но, видимо, стала еще больше.
Василий Прокофьевич повторил:
- Да, да, в лесном порту! Давно что-то не пишет. Возможно, у него уже другая семья. У нашего брата-мужика это ведь быстро...