- Согласен, Ольга Игнатьевна, я и сам подумал, что нехорошо. - И добавил: - Обещаю исправиться! - Он взял руку Веры Васильевны и поцеловал: - Прости, дорогая... Завтра еще съезжу на могилу Клавочки, положу цветы, попрощаюсь, ведь когда еще выберемся в Ленинград!
- Поезжай, дело это святое... - мягко, с сочувствием сказала Вера Васильевна.
Эти слова тронули Ольгу, она почувствовала, как к горлу подкатывается комок. Пересилив себя, она сказала:
- А вы, Вера Васильевна, приезжайте ко мне с самого утра, посидим вдвоем... А Николай Иванович часам к четырем вернется...
- Непременно, минута в минуту! - пообещал Медведев.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
1
Оставшись назавтра вдвоем, они посидели молча, словно не знали, с чего начать разговор, потом Ольга призналась, что Медведев уже успел кое-что рассказать и она, Ольга, очень рада и за нее, и особенно за Николая Ивановича, человека доброго, доверчивого, душевно открытого, тяжко пережившего свою трагедию. Теперь, когда рядом с ним настоящий друг, сказала Ольга Игнатьевна, Медведев снова обретет себя...
- Спасибо вам, дорогая, за ваши добрые слова, - поблагодарила Истомина. - К сожалению, мы еще не успели как следует наладить нашу жизнь...
- Но ведь скоро наладится, Николай Иванович говорил, что вам удастся перевестись в Петропавловск.
- Надеюсь...
- И еще говорил он, что у вас, Вера Васильевна, необыкновенно сложилась судьба...
- С его слов я знаю, что и у вас, Ольга Игнатьевна, не все просто.
- Что поделаешь, - грустно улыбнулась Ольга. - В жизни ничего просто не бывает. - И, помолчав, попросила: - Расскажите о себе, Вера Васильевна, Мне хочется побольше узнать о вас. Ведь друг Николая Ивановича - мой друг...
- Спасибо, Ольга Игнатьевна, будем дружить!
- Вот и расскажите!
- Предупреждаю, что ничего веселого в моей истории не будет, скорей наоборот...
И вот что она рассказала...
- Не так это просто, вдруг взять и возвратиться в свою молодость, до боли в висках напрягать память и собирать по крохам минувшее и пережитое. Хорошо, что это иногда случается со мной помимо собственной воли, и обрывки воспоминаний завязываются в одно целое, и перед глазами проходит чуть ли не вся жизнь...
Частенько мне говорили: "Не терзай себя, Вера, не мучь, не береди старые раны, война и так много списала, спишет и твое!"
Но что поделаешь, когда и телесные раны нет-нет да и начинают ныть к непогоде, а мои раны - глубоко в душе...
Недавно я опять проснулась среди ночи от грохота орудий, взрывов бомб, пулеметных очередей. А ведь осталось в этом огненном кольце от всей нашей роты двое: я и старший лейтенант Трошкин, которого я вынесла из огня. Ранен он был неопасно - пуля, прострелив пилотку, по счастливой случайности слегка только задела темя, но от контузии он потерял сознание. Придя через несколько минут в себя, огляделся по сторонам и понял, какая нам грозит опасность.
- Мы окружены, сестричка, - сказал он растерянным, почти испуганным голосом и вытер рукавом гимнастерки черное от грязи и пота лицо. - Надо во что бы то ни стало Пробиваться к своим!
Я промолчала.
Мне однажды уже приходилось попасть в окружение, но нас было тогда порядочно, чуть ли не целый пехотный батальон. Завязав ночной бой с противником, солдаты под покровом темноты прорвали кольцо и пробились к лесу; даже две повозки с тяжелоранеными, которые были на моем попечении, удалось вывезти из-под обстрела.
А нынче нас двое...
Может, это и лучше, подумала я: где короткими перебежками, где ползком, через неубранные пшеничные поля, незаметно оторвемся от противника и пристанем к какой-нибудь нашей части.
Если бы немцы знали, что нас только двое, они бы, вероятно, не обрушили столько огня на овраг, где мы притаились с Трошкиным. Они, должно быть, думали, что имеют дело с целым воинским подразделением, штурмовавшим высоту, которая дважды переходила из рук в руки и теперь снова оказалась на их стороне. В этих-то коротких боях и погибла наша стрелковая рота.
Когда противник первый раз отбил высоту, капитан Неуструев поднял бойцов на новый штурм. Передняя цепь уже ворвалась во вражеские траншеи и дело чуть не дошло до рукопашной; избегая штыковой атаки - немцы смертельно боялись ее, - они стали откатываться, оставив на склонах высоты десятки трупов.
Неожиданно налетели вражеские бомбардировщики, их было, помнится, не менее тридцати. Не успел капитан Неуструев скомандовать: "Воздух!" - как посыпались бомбы. Земля вздрогнула от взрывов. Только наши бойцы залегли, на смену бомбардировщикам со стороны солнца зашли истребители и стали на бреющем поливать из пулеметов.
Упал и покатился со склона командир роты. Я кинулась к нему, хотела оттащить в безопасное место, но он уже был мертв.
Командование взял на себя старший лейтенант Трошкин, но от роты остались считанные бойцы и поднимать их в атаку было бессмысленно; через несколько минут и они погибли. Потом ранило Трошкина.
- Почему вы, товарищ старший лейтенант, были без каски? - спросила я, когда мы сидели в овраге.
- Не помню, - виновато ответил он. - Должно быть, забыл застегнуть ремешок и она скатилась у меня с головы.
- Считайте, что счастливо отделались, - сказала я и, достав со дна оврага чью-то каску, дала ему. - Наденьте хоть эту, еще пригодится.
С Трошкиным мы были знакомы недолго. Не более как месяц назад он прибыл к нам из штаба полка, когда наша рота находилась на переформировании. Среднего роста, блондин, с некрупным лицом и голубыми глазами, он был одет с иголочки, во все новое: синие диагоналевые полугалифе, пригнанный по фигуре китель, перетянутый новенькой портупеей, хромовые сапоги с голенищами, собранными в гармошку. Держался он подчеркнуто строго и, как некоторым казалось, форсил; кто-то, помнится, даже сказал: "Бравый к нам прибыл замкомроты, поглядим, каков будет в бою!"
Когда капитан Неуструев повел его знакомиться с личным составом, они зашли и ко мне в палатку, стоявшую в ложбинке среди кустов орешника.
- А это наш наркомздрав! - сказал Неуструев, представляя меня. Обстрелянная фронтовичка! - И добавил шутливо: - В воде не тонет и в огне не горит!
- Рада познакомиться, - сказала я просто. - Старший сержант Вера Истомина!
Дней через пять, точно уже не помню, немного отдохнув, подремонтировавшись и пополнившись новыми бойцами, рота вновь выдвинулась на передовую. Едва стемнело, принялись рыть траншеи, готовить пулеметные гнезда, и всем этим руководил Трошкин. Капитан в это время отдыхал в своей землянке. В недавних боях его сильно контузило, и он несколько дней чувствовал себя плохо: болела голова, в ушах стоял шум, подташнивало. Порошки анальгина с пирамидоном, которые я ему дала, немного облегчили головную боль, а шум в ушах долго не проходил, и я посоветовала ему, пока есть возможность, пойти полежать.
Ночь выдалась темная, сырая, небо сплошь обложило тучами, похоже, что собирался дождь. Но вскоре подул ветер и тучи разогнало, обнажился дальний край звездного неба.
Наша разведка еще с вечера установила, что на стороне противника тоже ведутся земляные работы. Там тоже рыли траншеи, рубили лес и вколачивали в землю колья для колючей проволоки. Вероятно, немцы подбросили свежие силы на свои старые позиции и спешно окапывались. Но, странное дело, с их стороны не было ни одного выстрела, только время от времени вспыхивали осветительные ракеты. Они высоко взлетали в воздух, на несколько секунд освещая окрестное пространство, тогда наши бойцы прижимались к земле и, переждав свет, снова принимались за работу.
Во втором часу ночи наши позиции были готовы, солдаты заняли траншеи и уже оттуда не показывались.
В третьем часу ночи на задание отправилась группа разведчиков во главе с Трошкиным.
Не буду подробно рассказывать, да я и не знаю, как там у них было, скажу только, что Трошкин с заданием справился. На рассвете разведчики приволокли здоровенного фрица в чине ефрейтора. Но так оглушили его, что мне пришлось изрядно повозиться, пока привела его в чувство.
- Шиссен нихт! Шиссен нихт! - забормотал он трясущимися губами, глядя то на меня, то на майора Котлякова, командира полковой разведки.
- Верден нихт шиссен! - строго сказал Котляков.
И ефрейтор с недоверием глянул на усатого майора и притих.
Двое солдат, сопровождавших Котлякова, усадили пленного в "виллис". Перед тем как уехать, майор поблагодарил Трошкина за отлично выполненное задание, потом спросил: