7494.fb2
Много утекло воды съ той поры, какъ мы видѣли въ послѣдній разъ мистера Осборна-старшаго на Россель-Скверѣ. Никакъ нельзя сказать, чтобъ все это время онъ былъ счастливѣйшимъ изъ смертныхъ. Случились нѣкоторыя событія, имѣвшія одуряющее вліяніе на его характеръ и, что всего хуже, старикъ во многихъ случаяхъ, не могъ дѣйствовать такъ, какъ ему хотѣлось. Мистеръ Осборнъ, даже въ лучшее время жизни, не могъ терпѣть равнодушно противорѣчія своимъ, основательно обдуманнымъ, желаніямъ и планамъ; но тѣмъ больше сопротивленія этого рода раздражали его теперь, когда подагра, старость, одиночество, неудачи, обманутыя надежды совокупно тяготѣли надъ его головою. Его густые, черные волосы посѣдѣли какъ лунь вскорѣ послѣ смерти сына; лицо его побагровѣло, и руки стали дрожать больше и больше, когда онъ наливалъ себѣ стаканъ портвейна. Конторщикамъ въ Сити не было отъ него житья, и члены его собственнаго семейства разстались, повидимому, однажды навсегда съ своимъ счастьемъ.
Пусть у мистриссъ Бекки не было тридцати тысячь фунтовъ; но я крайне сомнѣваюсь, согласилась ли бы она промѣнять свою бѣдность и смѣлыя надежды на огромный капиталъ мистера Осборна и этотъ страшный мракъ, облегавшій стѣны его дома на Россель-Скверѣ. Онъ вздумалъ, на старости лѣтъ, предложить свою руку миссъ Шварцъ; но предложеніе съ презрѣніемъ было отвергнуто партизанами этой леди, которые выдали ее за молодаго джентльмена изъ Шотландіи. Въ молодости мистеръ Осборнъ женился на женщинѣ изъ низшаго круга, за что и преслѣдовалъ ее до могилы; но не было теперь, въ джентльменскомъ кругу, невѣсты по его вкусу. Тѣмъ сильнѣе и рѣшительнѣе распространилъ онъ свою команду надъ незамужнею дочерью. Были у ней щегольская коляска, чудесныя лошади, и миссъ Осборнъ занимала первое мѣсто за столомъ, нагруженнымъ золотомъ, серебромъ, фарфоромъ. Была у ней вексельная книга на банкировъ, ливрейный лакей сопровождалъ ее въ прогулкахъ, неограниченнымъ кредитомъ пользовалась она въ магазинахъ и у всѣхъ купцовъ, которые встрѣчали ее не иначе, какъ съ низкими поклонами и глубочайшимъ почтеніемъ, какъ подобаетъ встрѣчать единственную наслѣдницу богатой фирмы. Но не была счастлива миссъ Осборнъ. Пріемыши въ воспитательномъ домѣ, подметайки на перекресткахъ [3], бѣднѣйшія судомойки на кухняхъ, были счастливѣйшими созданіями въ-сравненіи съ этой злополучной и уже довольно пожилою леди.
Фредерикъ Буллокъ, дворянинъ, изъ банкирскаго дома «Буллокъ, Гулькеръ и Компанія», женился наконецъ на Мери Осборнъ, хотя этой свадьбѣ предшествовали нѣкоторыя затрудненія и неудовольствія со стороны жениха, такъ-какъ мистеръ Джорджъ скончался, и отецъ еще при жизни лишилъ его наслѣдства, то господинъ Фредерикъ Буллокъ весьма основательно предъявилъ свое требованіе на цѣлую половину собственности тестя, «а иначе», говорилъ онъ, «имъ не видать меня, какъ своихъ ушей». На это мистеръ Осборнъ еще основательнѣе замѣтилъ, что Фредерикъ обѣщался взять его дочь только съ двадцатью тысячами фунтовъ, и что, слѣдовательно, онъ, Осборнъ, не прибавитъ больше ни одного шиллинга.
— Если хочетъ брать, пусть беретъ, сказалъ старикъ, а если не хочетъ, пусть убирается къ чорту на кулички.
Фредерикъ, обманутый въ своихъ блистательныхъ ожиданіяхъ, говорилъ своимъ пріятелямъ, что «старый торгашъ» надулъ его самымъ безсовѣстнымъ образомъ, и нѣсколько времени показывалъ видъ, что хочетъ отстать отъ своей невѣеты. Мистеръ Осборнъ прекратилъ всякія сношенія съ банкирскимъ домомъ, пошелъ на биржу съ хлыстикомъ въ рукахъ, и объявилъ торжественно, что у него есть намѣреніе перепоясать спину одного негодяя, котораго, однакожь, онъ не назвалъ въ присутствіи купцовъ.
Пока между-тѣмъ длились всѣ эти переговоры, Дженни Осборнъ старалась, по мѣрѣ возможности и силъ, утѣшить сестру свою, Марію.
— Я всегда говорила тебѣ, Мери, сказала Дженни съ видомъ искренняго соболѣзнованія, что онъ любитъ не тебя собственно, а твои деньги.
— Все же онъ выбралъ меня и мой деньги, сестрица; но ему не приходило въ голову выбрать тебя итвои деньги, отвѣчала Мери, забрасывая голову назадъ.
Однакожь разрывъ былъ только временной. Мистеръ Буллокъ-старшій и вся компанія богатой фирмы уоѣдили молодаго Фредерика взять Мери и съ двадцатью тысячами, принимая въ сообраніеніе, что, послѣ смерти Осборна, можно разсчитывать и на дальнѣйшее раздѣленіе его собственности, особенно, если миссъ Дженни состарѣется незамужней дѣвицей. Фредерикъ поколебался, спасовалъ (употребляя его собственное выраженіе), махнулъ рукой и послалъ старика Гулькера съ мирными предложеніями на Россель-Скверъ. Было объяснено, какъ слѣдуетъ, что женихъ и не думалъ отказываться отъ своей прекрасной невѣсты, а всѣ недоразумѣнія произошли только отъ его упрямаго отца. Мистеръ Осборнъ нашелъ такое извиненіе весьма неудовлетворительнымъ; но что тутъ прикажете дѣлать? Гулькеръ и Буллокъ — настоящіе тузы между купцами въ Сити, и всѣмъ притомъ извѣстно, что они стоятъ на короткой ногѣ съ весьма многими «набобами» Вест-Эндской стороны. Что-нибудь да значитъ для стараго джентльмена, если ему можно будетъ сказать о своемъ зятѣ: «Сынъ мой, сэръ, одинъ изъ главнѣйшихъ партнёровъ Гулькера, Буллока и Компаніи, сэръ. Кузина моей дочери — леди Мери Манго, сэръ, дочь высокороднѣйшаго лорда Кастельмаульди, сэръ.» И умственный взоръ мистера Осборна узрѣлъ, въ одно мгновеніе, всѣхъ знаменитѣйшихъ набобовъ, которые жмутъ ему руку и. посѣщаютъ его домъ. Поэтому онъ простилъ молодаго Буллока безъ всякихъ затрудненій, и свадьба совершилась въ назначенный день.
Родственники жениха, жившіе недалеко отъ Гановер-Сквера, дали великолѣпный, истинно-джентльменскій завтракъ по поводу окончательнаго заключенія контракта. Всѣ тузы изъ Сити, и всѣ набобы изъ Вест-Энда, получили приглашеніе и подписали свои имена въ извѣстной книгѣ. Были здѣсь господинъ Манго и леди Мери Манго. Юныя ихъ дщери: Гвендолина и Гвиневра Манго, съ благосклоннымъ великодушіемъ заняли мѣста невѣстиныхъ подругъ. Были тутъ драгунскій полковникъ Блюдайеръ изъ знаменитаго дома братьевъ Блюдайеръ, двоюродный братъ жениха, и высокопочтенная его супруга, мистриссъ Блюдайеръ. Были тутъ: высокороднѣйшій Георгій Баультеръ, сынъ лорда Леванта, и супруга его, урожденная миссъ Манго. Были тутъ высокостепеннѣйшій Джемсъ Мак-Муллъ и супруга его, мистриссъ Мак-Муллъ, урожденная миссъ Шварцъ. Были тутъ и многіе другіе, все тузы и набобы, лорды и миледи, которыхъ бракосочетаніе въ свое время совершилось въ модной Ломбардской улицѣ.
Новобрачные имѣли свои собственный домъ на Берклейскомъ-Скверѣ, и свою собственную дачу въ Рочемптонѣ между лѣтними резиденціями банкировъ. Всѣ дамы изъ фамиліи Буллока, Гулькера и Компаніи были вообще того мнѣнія, что молодой Фредерикъ сдѣлалъ mésalliance, и что вообще дочь ничтожнаго купца ему не пара. На этомъ основаніи, юная мистриссъ Мери, руководимая джентльменскими чувствами, составила, съ большою осторожностью, свой визитный реестръ; и рѣшилась посѣщать или принимать какъ-можно рѣже членовъ своей бывшей фамиліи на Россель-Скверѣ.
Но вы жестоко ошибетесь, если подумаете, что молодая мистриссъ Буллокъ рѣшилась окончательно прервать всякія сношенія съ старымъ джентльменомъ, отъ котораго современемъ можно будетъ вытянуть еще нѣсколько десятковъ тысячь фунтовъ. Фредерикъ Буллокъ былъ слишкомъ уменъ, чтобъ допустить свою жену до такого сумасбродства. Но, къ несчастью, юная супруга неспособна была скрывать своихъ чувствъ, и настряпала множество непростительныхъ промаховъ, которыхъ не могъ предвидѣть опытный мужъ. Приглашая отца и сестру на свои третьестепенные вечера, она вела себя очень гордо и очень холодно въ отношеніи къ нимъ, и притомъ намекнула мистеру Осборну, чтобъ онъ постарался оставить этотъ негодный Россель-Скверъ, гдѣ никакъ не слѣдуетъ жить порядочному джентльмену. Этой послѣдней выходкой мистриссъ Мери совершенно испортила политику своего супруга, и надежда ея на полученіе дальнѣйшаго наслѣдства погибла однажды навсегда. — Вотъ что! для насъ ужь теперь ни по чемъ старый отцовскій домъ на Россель-Скверѣ! Ай-да мистриссъ Мери! говорилъ старый джентльменъ, барабаня по стеклу кареты, когда онъ и дочь его возвращались однажды домой послѣ званаго обѣда у мистриссъ Фредерикъ Буллокъ. Прошу покорно? Она зазываетъ къ себѣ отца и сестру на другой или на третій день послѣ этихъ парадныхъ обѣдовъ, гдѣ тамъ сидятъ у нея все лорды и леди, все графы, да князья! А мы-то что такое? Развѣ нужны намъ ея объѣдки, что-ли? Развѣ не видалъ я этихъ купчишекъ, что-ли, съ которыми они вздумали угощать своего отца? И ужъ мы недостойны, стало-бытъ, сидѣть рядомъ съ этими высокопочтенными господами? высокопочтенными?! Я самъ негоціантъ великобританскій. Лорды — да, нечего сказать, видѣлъ я, какъ на этихъ ея суареяхь одинъ господинъ разговаривалъ съ канальей-скрипачемъ, котораго я не пустилъ бы и въ лакейскую къ себѣ. Будутъ ли они ѣздить къ намъ на Россель-Скверъ? Посмотримъ. Поглядимъ. Нѣтъ, мое винцо-то почище этой кислятины, что подается тамъ у нихъ на этихъ чопорныхъ обѣдахъ. Да ужь коль на то пошло, я пугну ихъ за столомъ цѣлыми слитками золота и серебра… Эй, ты Джемсъ! Ступай скорѣе! Мы поторопливаемся въ свой домишко на Россель-Скверѣ… Ха, ха, ха!
И продолжая закатываться сердитымъ и презрительнымъ смѣхомъ, мистеръ Осборнъ забился въ уголъ кареты. Должно замѣтить, что старый джентльменъ уже давно привыкъ утѣшать себя полнымъ и подробнымъ исчисленіемъ своихъ собственныхъ заслугъ. Дженни Осборнъ соглашалась на этотъ счетъ, во всѣхъ пунктахъ, съ мнѣніями старика-отца, и поведеніе замужней сестры ей совершенно не нравилось.
Когда родился первенецъ у мистриссъ Фредерикъ, сынъ и наслѣдникъ, по имени Фредерикъ-Августъ-Говардъ-Стэнли-Девроксъ Буллокъ, старика Осборна пригласили на крестины, въ крестные отцы. Онъ послалъ новорожденному золотой кубокъ со вложеніемъ двадцати гиней для кормилицы, и отказался ѣхать на крестины.
— Этого не дастъ имъ тамъ ни одинъ лордъ — ужь могу поручиться, сказалъ мистеръ Осборнъ. Пусть ихъ облизываются. Намъ хорошо и на Россель-Скверѣ.
Но какъ бы то ни было, великолѣпный блескъ подарка доставилъ большое удовольствіе дому Буллока. Мери убѣдилась, что отецъ еще любитъ ее какъ-нельзя больше. и господинъ Фредерикъ Буллокъ возъимѣлъ твердую увѣренность, что юный сынъ его и наслѣдникъ можетъ разсчитывать на карманъ своего дѣда.
Легко представить сердечную муку, съ какою миссъ Осборнъ, прозябающая въ своемъ уединеніи на Россель-Скверѣ, читала газету «Morning-Post», гдѣ весьма часто встрѣчалось имя ея сестры въ статьяхъ, подъ заглавіемъ: «фешонэбльныя собранія». Изъ этихъ только статей пожилая дѣвица имѣла случай узнавать, въ какомъ костюмѣ, тамъ-то и тамъ-то, была ея сестра, представляемая всюду своей свекровью, леди Фредерикою Буллокъ. Жизнь самой миссъ Дженни, какъ мы уже намекнули, была совершенно лишена такого величія и блеска. Это было, въ нѣкоторомъ смыслѣ, страшное существованіе. Въ зимніе дни миссъ Дженни принуждена была вставать передъ разсвѣтомъ, и готовить завтракъ для суроваго старика, готоваго перевернуть вверхъ дномъ цѣлый домъ, какъ-скоро не подавали ему чаю въ половинѣ десятаго. Она сидѣла молча насупротивъ него, прислушиваясь къ шипѣнью чайника, и смотрѣла съ содроганіемъ, какъ почтенный родитель читалъ утренннюю газету, и кушалъ обыкновенную порцію бутербродтовъ, подаваемыхъ къ чаю. Въ половинѣ десятаго онъ вставалъ и уѣзжалъ въ Сити. Миссъ Дженни оставалась одна, свободная располагать своимъ временемъ до обѣда, какъ ей угодно. По обыкновенію, она спускалась въ кухню на нѣсколько минутъ и бранила служанокъ; затѣмъ поднималась наверхъ и дѣлала свои туалетъ. Часто выѣзжала она въ магазины для покупокъ, или оставляла свои визитныя карточки у подъѣзда богатѣйшихъ домовъ въ Сити; но всего чаще сидѣла она въ парадной гостиной, ожидая гостей, и вышивая огромный коверъ у камина на софѣ, насупротивъ стѣнныхъ часовъ, надъ поверхностію которыхъ теперь, какъ и всегда, совершалось жертвоприношеніе древней Гречанки. Большое зеркало подъ каминной полкой, параллельное другому, еще большему, на противоположномъ концѣ комнаты, отражало и какъ-то страннымъ образомъ увеличивало огромную люстру на потолкѣ, завернутую въ чехолъ изъ голландскаго полотна. Случалось — довольно, впрочемъ, рѣдко — что миссъ Дженни снимала клеенку съ большаго ройяля, и пыталась припомнить свои любимыя пьесы, но звуки инструмента распространяли жалобное и печальное эхо по всему опустѣлому дому. Портретъ Джорджа былъ снятъ и отнесенъ въ кладовую на чердакъ. Имя покойника никогда не произносилось между дочерью и отцомъ; но оба они знали инстинктивно, что думаютъ о немъ, и притомъ весьма нерѣдко.
Къ пяти часамъ мистеръ Осборнъ возвращался домой, и ровно въ пять, онъ и миссъ Дженни садились за столъ. Глубокое молчаніе, господствовавшее за трапезой, изрѣдка прерывалось только ворчаньемъ мистера Осборна на кухарку. Два или три раза въ мѣсяцъ обѣдали на Россель-Скверѣ пріятели негоціанта, люди старые, какъ онъ, и степенные, подобно ему. То были: докторъ Гульпъ и супруга его изъ Блумсберійскаго Сквера; старикъ Фраузеръ, стряпчій изъ Бедфордскаго Ряда, великій джентльменъ, знакомый, по обязаныостямъ своего званія, со многими набобами Вест-Энда; старый полковникъ Ливерморъ, изъ бомбейской арміи, и супруга его, мистриссъ Ливерморъ, изъ Верхняго Бедфордскаго Ряда; старый сержантъ Тоффи, и супруга его, мистриссъ Тоффи, и, наконецъ, повременамъ, старикъ сэръ Томасъ Коффимъ и супруга его, леди Коффинъ, изъ Бедфордскаго Сквера. Сэръ Томасъ занималъ одно изъ высшихъ мѣстъ въ уголовномъ судѣ, и буфетчикъ получилъ приказаніе подавать къ столу особый сортъ портвейна, какъ-скоро онъ обѣдалъ на Россель-Скверѣ.
Всѣ эти господа давали въ свою очередь столько же пышные и чинные обѣды для мистера Осборна, Послѣ стола, они обыкновенно сидѣли за дессертомъ, выпивая каждый опредѣленную порцію вина, и потомъ уходили наверхъ въ гостиную играть въ вистъ. Въ половинѣ десятаго оканчивался вистъ, утомительный, скучный, однообразный, и каждый убирался восвояси. Весьма многіе богатые джентльмены, которымъ обыкновенно мы, pauvres diables, завидуемъ отъ чистаго сердца, ведутъ такой точно образъ жизни. Дженни Осборнъ рѣдко встрѣчала мужчину моложе шестидесяти лѣтъ, и въ общество отца ея допускался всего одинъ только холостякъ, домовый докторъ на Россель-Скверѣ.
Я не скажу, чтобъ ужь рѣшительно никакое событіе не возмущало монотонности этого страшнаго существованія на Россель-Скверѣ. Былъ одинъ секретъ въ жизни бѣдной Дженни, чрезвычайно встревожившій ея отца. Тайна эта имѣла отношеніе къ миссъ Виртъ, долговязой гувернанткѣ, у которой былъ двоюродный братецъ, художникъ, мистеръ Сми, знаменитый ныньче Royal Artist и портретный живописецъ, но въ ту пору пробивавшійся рисовальными уроками, которые преимущественно давалъ онъ моднымъ леди. Ныньче мистеръ Сми совсѣмъ забылъ дорогу на Россель-Скверъ; но въ 1818 году онъ путешествовалъ туда съ особеннымъ удовольствіемъ, когда миссъ Осборнъ училась у него живописи.
Мистеръ Сми, ученикъ горемычнаго Шарпа, живописца-забулдыги, одареннаго, однакожь, великимъ талантомъ и совершеннымъ знаніемъ своего искусства — мистеръ Сми, отрекомендованный своей кузиной на Россель-Скверъ, благополучно далъ пять или шесть уроковъ, и потомъ злосчастно влюбился въ свою ученицу, миссъ Осборнъ, которой сердце и рука все еще оставались свободными послѣ многихъ разнообразныхъ и совершенно безуспѣшныхъ попытокъ въ дѣлѣ любви. Носился тоже слухъ, вѣроятно справедливый, что и миссъ Осборнъ чувствовала нѣкоторую симпатію къ своему профессору рисованья. Миссъ Виртъ, какъ и слѣдуетъ, великодушно взялась быть повѣренной сердечныхъ тайнъ. Я не знаю заподлинно, была ли у ней привычка оставлять невзначай комнату, какъ-скоро профессоръ и его ученица были заняты своимъ дѣломъ, и мнѣ неизвѣстно достовѣрно, надѣялась ли миссъ Виртъ получить отъ своего кузена небольшую частичку благъ земныхъ въ видѣ благодарности за то, что она доставитъ ему случай жениться на дочери богатаго негоціанта — всего этого я не знаіо и не вѣдаю; но достовѣрно то, что мистеръ Осборнъ какими-то судьбами пронюхалъ всю эту интригу, и по этой причинѣ, воротившись однажды изъ Сити въ неурочный часъ, вошелъ въ гостиную съ толстой бамбуковой тростью, и застигъ тамъ всѣхъ на лицо — профессора, ученицу и гувернантку, испуганныхъ до неимовѣрной степени и блѣдныхъ до крайняго изнеможенія. Расправа учинилась быстрая и строгая. Мистеръ Осборнъ вытолкалъ профессора въ зашеекъ, съ угрозой переломать ему всѣ ребра, и черезъ полчаса прогналъ изъ дома гувервантку, спихнувъ съ лѣстяицы ея сундуки, и перетоптавъ, безъ всякой пощады, всѣ ея картонки. Сжатый кулакъ Осборна послужилъ символомъ окончательнаго напутствія, когда миссъ Виртъ садилась въ наемную карету.
Тѣмъ и кончилась эта исторія. Миссъ Дженни, какъ и слѣдуетъ, не выходила нѣсколько дней изъ своей спальни. О компаньйонкахъ или гувернанткахъ, больше ей не приказано было думать. Старый джентльменъ объявилъ подъ клятвой, что онъ не дастъ ей ни шиллинга изъ своихъ денегъ, какъ-скоро она, безъ его позволенія, задумаетъ свести какую-нибудь интригу. Самъ мистеръ Осборнъ всего-менѣе думалъ пріискивать жениховъ для своей дочери: ему нужна же была какая-нибудь женщина въ домѣ для надзора за хозяйствомъ. Такимъ-образомъ миссъ Дженни принуждена была оставить всякіе проекты, съ которыми, такъ или иначе, былъ связанъ Купидонъ. При жизни отца она обрекла себя на совершенное затворничество, и была, казалось, довольна участью старой дѣвы. Мистриссъ Мери между-тѣмъ каждый годъ производила на свѣтъ прекрасныхъ малютокъ съ чудными именами, и родственныя связи между обѣими сестрами становились все слабѣе и слабѣе.
— Дженни и я живемъ въ различныхъ сферахъ, говорила обыкновенно мистриссъ Буллокъ, конечно, — я считаю ее сестрою…
А это значитъ… впрочемъ, вы понимаете, что это значитъ, когда извѣстная леди называетъ извѣстную дѣвицу своей сестрою.
Было уже описано, какъ дѣвицы Доббинъ жили съ своимъ отцомъ на прекрасной дачѣ, что на Денмарк-Гиллѣ, гдѣ были у нихъ прекрасныя оранжереи съ чудными абрикосами и персиками, приводившими въ восхищеніе маленькаго Джорджа Осборна. Дѣвицы Доббинъ, изрѣдка посѣщавшія Амелію на Аделаидиныхъ Виллахъ, заѣзжали повременамъ и на Россель-Скверъ навѣстить свою старую знакомую, миссъ Осборнъ. Думать надобно, что это онѣ дѣлали вслѣдствіе просьбы и особыхъ распоряженій своего брата, майора въ Индіи, къ которому отецъ ихъ питалъ глубокое уваженіе. Какъ опекунъ и крестный отецъ маленькаго Джорджа, майоръ не терялъ надежды, что россель-скверскій дѣдушка опомнится современемъ, и обратитъ благосклонное вниманіе на своего внука, Мало по малу дѣвицы Доббинъ познакомили миссъ Осборнъ со всѣми дѣлами, имѣвшими отношеніе къ мистриссъ Эмми. Онѣ разсказали, какъ Амелія живетъ съ матерью и отцомъ, какъ они бѣдны, и какъ до сихъ поръ не перестаютъ онѣ удивляться, что мужчины (и какіе мужчины? Ихъ собственный братъ и капитанъ Осборнъ!) могли интересоваться такой, въ полномъ смыслѣ, ничтожной женщиной, какъ мистриссъ Эмми. Зато маленькаго Джорджа превозносили онѣ до небесъ, и утверждали, что это чудный мальчикъ. Дѣло извѣстное, что всѣ женщины безъ исключенія, и преимущественно старыя дѣвы, чувствуютъ особое влеченіе къ хорошенькимъ малюткамъ.
Однажды, послѣ усердныхъ просьбъ со стороны сестрицъ майора Доббина, Амелія дозволила своему Джорджинькѣ провести съ ними день на Денмарк-Гиллѣ. Часть этого дня мистриссъ Эмми употребила на письмо къ майору, въ Индію. Она поздравляла его съ пріятной новостью, дошедшей до ея слуха. Молилась о его благополучіи и о счастіи особы, избранной его сердцемъ. Благодарила его за тысячи тысячь обязательныхъ услугъ и доказательствъ неизмѣнной его дружбы къ ней въ годину ея несчастій и душевной скорби. Сказала, между-прочимъ, что этотъ самый день малютка Джорджъ проводитъ на дачѣ, въ обществѣ его любезныхъ сестрицъ. Письмо во многвхъ мѣстахъ было подчеркнуто, и она подписалась искреннимь и совершенно преданнымь его другомъ Амеліей Осборнъ. Она забыла, противъ обыкновенія, послать ласковое словечко къ леди Одаудъ, и въ письмѣ ни разу не упоминалось имя Глорвины; въ общихъ выраженіяхъ только Амелія напутствовала благословеніями прекрасную невѣсту майора. Слухъ о женитьбѣ самъ собою отстранилъ прежнюю осторожность, какую мистриссъ Эмми наблюдала при этой перепискѣ. Она была очень рада, что можетъ, наконецъ, вполнѣ выразить чувства искренней признательности и глубочайшей преданности, какую она всегда питала къ благородному и великодушному Вилльяму. Разумѣется, она вовсе не думала ревновать его къ этой Глорвинѣ — какъ это можно!
Вечеромъ Джорджинька воротился въ одноколкѣ, въ которой привезъ его кучеръ старика Доббина. На шеѣ висѣла у него превосходная золотая цѣпочка и часы. Джорджинька сказалъ, что этотъ подарокъ сдѣлала ему старая леди, некрасивая собой. Она плакала, цаловала и обнимала его. Однакожь онъ не любилъ ея. Онъ очень любилъ виноградъ и персики. И онъ любилъ только свою мама. Амелія перепугалась; робкое ея сердце предчувствовало бѣду неминучую, когда она услыхала, что родственными покойнаго мужа увидѣли, наконецъ, малютку Джорджа.
Къ пяти часамъ миссъ Осборнъ воротилась домой устроивать обѣдъ для своего отца. Старикъ, обдѣлавшій какую-то спекуляцію въ Сити, былъ на этотъ разъ въ веселомъ расположеніи духа. Отъ вниманія его не ускользнуло волненіе дочери, и онъ удостоилъ ее вопросомъ:
— Что съ вами, миссъ Осборнъ? Что такое случилось?
Старая дѣвица залилась горькими слезами.
— О, сэръ! воскликнула миссъ Дженни. Я видѣла маленькаго Джорджа. Онъ прекрасенъ, какъ ангелъ, и… и удивительно похожъ на него!
Старикъ не проговорилъ въ отвѣтъ ни одного слова; но лицо его побагровѣло, и онъ задрожалъ — всѣми своими членами.
Иначе не умѣю перевести англійскаго «Sweeperess at the crossing». Читателю можетъ-быть не безъизвѣстно, что есть въ Лондонѣ особый классъ людей, мужчинъ и женщинъ, достающихъ себѣ насущный хлѣбъ исключительно подметаніемъ на перекресткахъ грязи и сора. Благодаря ихъ услужливости, пѣшеходъ можетъ, за полпенни, пройдти изъ одной улицы въ другую, не запачкавъ своихъ сапоговъ, какая бы ни была, среди дороги, грязь и слякоть, потому-что подметатель или подметайка идетъ впереди его съ метлой и очищаетъ дорогу. Каждый изъ этихъ промышленниковъ стоитъ на своемъ опредѣленномъ мѣстѣ, которое составляетъ для него источникъ вѣрнаго и правильнаго дохода, и которое онъ, впослѣдствіи, передаетъ своему преемнику за выгодную цѣну.