Когда же шли по Пеньковой улице, призналась, что родичей тех совсем не почитает, раз после смерти родителей, узнавши, что ей ничего не досталось, прямо высказали, чтобы не вздумала приходить каждое воскресенье, хотя живут вполне достаточно.
Тут Анюта запнулась было, но, должно быть решив ничего не скрывать от жениха, продолжала:
- И, чтобы от дома меня отвадить, сказали, что раз на свояченице жениться нельзя, то будто грех большой состоял в житье папеньки с тетенькой под одной кровлей невенчанными... - Анюта остановилась и, посмотрев в глаза Иванову, спросила: - Так почему же, пока живы были, нас приглашали и в гости к нам не реже хаживали?! Понятно, после таких слов я к ним ни ногой, а тетеньке покойной за ласку и заботы навеки все равно благодарна.
- И правильно, Анютушка, видно, дрянью расчетливой оказались, поддержал ее Иванов. - А мы батюшку твоего с тетенькой одним добром поминать станем. - Он мельком вспомнил виденную в мокром подвале единственную пару венчальных свечей. Второй, значит, и быть не могло...
Прошли немного молча, и Анюта, успокоенная его сочувствием, продолжала рассказывать, что госпожа Шток хотя чужая и немка, но оказалась в горе куда добрей. Нынче еще напомнила, что у ней деньги Анютины на сохране и свадьбу за свой счет хочет справить. А придумала такую неправду ей ответить на приглашение, раз хочет с Александром Ивановичем без чужих поговорить, что там никак невозможно - мастерицы и девчонки все бы подслушали, как утром меж собой спорили, так или этак она хозяйке вчера про жениха объявила. Хоть за неправду и стыдно, а другого предлога не придумала.
До сумерек бродили они мимо лачужек и заборов лесных складов по набережной Малой Невки. Несколько раз присаживались отдохнуть на скамейки ночных сторожей, где гренадеру удавалось погреть в своих руках Анютину руку, и опять шли рядом куда глаза глядят, рассказывая, что случилось за прошедшие годы и сколько каждый думал о другом. Со смехом жевали черствые крендели, грызли леденцы и яблоки из мелочной лавки и были счастливей, чем в Екатерингофе, оттого что становились все ближе.
Нынче Анюта оделась не в черное, а в голубой бархатный капор и в синий, тоже бархатный салопчик, отороченный лисьим мехом. В таком наряде с не сходившей с лица счастливой улыбкой она была так хороша, что Иванов только на нее и смотрел.
Вот уж истинно никого и ничего, кроме нее, не видел, отчего ей приходилось выбирать дорогу и даже толкнуть его локтем, когда чуть не пропустил сделать фрунт бог весть как забредшему сюда офицеру. А локтем толкнула потому, что ухитрился, идучи по мосткам, обе руки ее забрать в свои накрест, будто в танце.
- Сегодня мы бездомные и бога благодарим, что дождя нет, - сказал гренадер, когда сидели на одной из скамеек, озаренные солнцем, уходившим за кущи Ботанического сада. - А через недели две, бог даст, будет, где у своей печки посидеть и друг дружке что захотим пересказать, без оглядки, чтобы кто не услышал. У меня такого немало про людей самых добрых да несчастных, что ты узнать должна... А нонче вот еще что:
полковник, встретясь, когда к тебе собирался, упредил, что вскоре при дворце нам квартиры не представит, раз череда из прежде женатых ведется, и советовал начать сыскивать вольную.
Как ты скажешь?.. Оно тем уже лучше, что с женами гренадерскими тебе по-соседеки не водиться - бабы все немолодые и сварливые.
- Конечно, вольная квартира лучше, - подтвердила Анюта, - только дороже ведь.
- А приданое твое на что, которое храню? - пошутил Иванов.
- У меня и еще четыреста рублей скоплено, - похвасталась его невеста. Наша Карловна без малого обсчета. Платит хоть меньше, чем у француженок на Морской, но уже до копеечки.
Так ведь и ей, как немке, заказчицы меньше платят. А нонче сказывала, чтобы работу на дом брала, ежели вы дозволите.
- Отчего же, раз тебе шить не надоело и хозяйству не помешает, - решил Иванов и продолжал мечтательно: - Хоть бы на первый годок квартирку городскую снять, пожить вольными людьми! Как казарма обрыдла, Аннушка, того не рассказать.
Хотя и ты такое знаешь, раз все на людях с мастерицами.
Я там бы, ей-ей, и щеток в два раза больше наработал, наемную плату окупил бы. А во дворце даже на дежурствах, где случается подолгу одному маршировать, все равно каждую минуту будь готов приказ слушать... Да ты сознаешь ли, что за солдата идешь? В унтера производство, про которое полковник поминал, будет ли еще, а пока все солдат, как двадцать один год. Хоть золотая рота зовется, а все солдаткой станешь. Не пожалеть бы потом.
- Я только того и хотела, а потом плакала целых шесть лет, когда вас не видела, - ответила Анюта.
Во вторник Иванов под вечер пошел к Жандру рассказать о своих новостях и впервой взять из "казны" деньги. Да и посоветоваться насчет квартиры, венчания, свадебного празднования. Застал хозяев дома, был внимательно выслушан и еще раз убедился, что у всех женщин глаза сотворены "на мокром месте". Рассказ про первое знакомство с Анютой в подворотне на Подъяческой, про залитый водой подвал и деньги за иконой, про перевозку гробов на кладбище и, наконец, про неожиданную встречу через пять лет около могилы всегда чуть суровая Варвара Семеновна слушала, попеременно плача и улыбаясь.
А потом встала и, уходя, позвала за собой Андрея Андреевича.
Возвратясь, они сели на прежние места, и Жандр спросил:
- А как же теперь, друг любезный, замысел твой о выкупе родных? Не придется ли его оставить? Ведь на жизнь семейную больше тратить требуется, чем на одного в казарме живущего.
- В тот же день, как встретились, - ответил Иванов, - в Екатерингофе гуляючи, я все Анюте рассказал и упредил, что, пока своих не выкуплю, жизнь нас ожидает самая скудная.
- А она что же?
- Как услышала, то и раскраснелась вся. Вот, говорит, чуяла, каков ты сын... Хвалить, то есть, меня начала. И я, сказала, иглой своей заработать кой-чего могу, обузой тебе не буду. А третьего дня хозяйка ей работу на дом давать сулилась...
- Ну, ежели так, - Жандр переглянулся с Варварой Семеновной, - то выдержал ты, братец, с суженой своей экзамен, и хотим, чтобы свадебный стол ваш был в нашем доме. Скажи число гостей да что за вкусы у них, а об остальном не заботься.
- Не знаю-с, что и отвечать, - растерялся Иванов. - Покорнейше благодарю. Я ведь думал в трактире комнату снять и кушанье заказать, как гренадеры делывали. Но, понятно, ежели честь окажете, вам туда идти нельзя-с... Да хлопот-то сколько!
- Перечти гостей, а я считать стану, - приказал Жандр.
- Отцом посаженым наш полковник вызвался быть, - начал Иванов, - знать, их с супругой позвать надобно. Шаферов двое, а то четверо - гренадеров холостых. Вот уже шестеро.
Потом фельдфебель Митин да унтер мой взводный Таран...
Только, Андрей Андреевич, они ведь люди самые простецкие, солдаты, одним словом... Восемь. Потом Анютину Амалию Карловну с мужем, он, сказывают, немец- тихий, у ней счета ведет. Ну, подружек Анютиных хоть две. Никак, двенадцать?
Да мы, брачущиеся... И, может, еще батюшка с дьяконом. Так позвольте хоть половину денег внесть.
Андрей Андреевич нахмурился:
- Слушай, Александр Иванович! Мы друг друга не первый год знаем, кой-чего вместе пережили, кой-кого вместе оплакали.
Так вот: мы с Варварой Семеновной гостей принимаем не часто, денег бросать на ветер не любим. Но бывает и у нас, что не о рублях разговор. Можешь мне поверить, что от сего приема окажется и нам удовольствие. Так что говори сей госпоже свои пожелания, а уж она нас не подведет. Я же в ближние дни съезжу к названной немке и к полковнику твоему с визитами и форменно их приглашу. Тебе же надо квартиру сыскать чистую, теплую, недорогую и хоть как в ней все устроить. Про всякое обзаведение Варвара Семеновна тебе советчица. Да в церкви побывай - оглашение надобно в ближнее воскресенье сделать.
Однако когда Андрей Андреевич нанес визит госпоже Шток, та заявила, что иначе как от себя Анюту замуж не отпустит, раз она сирота и столько лет у нее живет. И пошла речистая немка объяснять, что у нее не как у других, а совсем как пансион, что сама учит девиц не только белошвейному делу, но и готовить кушанья, а муж ее - желающих чистописанию и арифметике, и что по случаю свадьбы любимой подруги каждая девушка захочет что-нибудь сготовить, хотя, конечно, все будет под ее присмотром.
Жандр слова не мог вставить. Едва сумел выторговать, что винную часть берет на себя - дюжину игристого для поздравления молодых, лафит для дам его назвала сама Амалия Карловна, и ром для гренадер - не ставить же им водку!
- Вот, братец мой, недаром она Шток зовется - разом все наши поползновения отбила. Осталось нам только о своих туалетах думать, чтобы перед модистками лицом в грязь не ударить, - шутил Жандр, рассказывая Иванову о своем визите.
Зато гренадеру за дни, оставшиеся до свадьбы, дел выдалось немало. Квартиру нанял на Мойке, напротив задов Конюшенного здания, во дворе, на третьем этаже. Сторона солнечная и по другую сторону флигель двухэтажный. Места на двоих довольно - две комнаты и кухня с русской печкой. На дворе от хозяина сарайчик, в нем три сажени березовых дров от прежних жильцов, которые тут же сторговал. Для обстановки полковник приказал выдать два стола, две кровати, четыре стула, диван, две табуретки и лавку, шкап и комод. Всё под масляной краской, но новое, и разом перенесено в квартиру молодых будущими шаферами-гренадерами.
Потом по списку, составленному Варварой Семеновной, покупал венчальные кольца, медные подсвечники, ложки, вилки, тарелки, миски, чугуны, горшки, ухват, рукомойник, ведра, корыто, ушат. Перечислить все можно скоро, а попробуй-ка между дежурствами и караулами все выбрать, купить и переносить к месту. Да еще вечером забежать на Пантелеймоновскую и от суженой тоже снести в новое жилье то зеркальце и подносик, то пару утюгов, то занавески кисейные на окна, то, наконец, перину с подушками.
Накануне венчания, в субботу, отпущенный из роты на неделю Иванов провел полдня в новой квартире. Вытопил печи, вымыл полы, сходил выпариться в бане; возвратясь домой, блаженно подремал часок на диванчике, подмостив еще конногвардейскую спальную принадлежность, а как стало темнеть, отправился в Графский трактир, куда позвал на мальчишник четырех шаферов и взводного Тарана. Ели жареное мясо и гуся, выпили полтора штофа перцовки - благородно, рюмочками. Все вели себя чинно и только раскраснелись да Павлухин прочел такие вирши:
Нас собрал сюда Иванов
На мальчишник удалой,
Уподобяся барану,
Направляясь на убой.
Вот чудак - в солдатской доле
Надевает сей хомут
И своею доброй волей