- Да ну их! Двух трубников с подручными сюда, на краны! - отозвался приказом Шепетов. - Да живо! Мигом!..
Ротмистер Лужин стоя раскуривал трубку и пригласил:
- Садись на диван, Александр Иванович.
- А вы чего же, Иван Дмитриевич, в театр не поехали?- спросил унтер.
- Я этот балет уже с женой смотрел и князю сказал, что голова болит. Оно и правда, но от здешнего дыму, пожалуй, еще пуще разболится. В горле так першит, будто не во дворце, а в коптильне находимся. Пробую, авось трубкой перебьет.
- Там пожарные офицеры командуют.
о - Давно пора им прочухаться, раз лакеи говорят, что третий день гарью пахнет, - сказал Лужин, усаживаясь в кресло.- Давеча мне капитан рассказывал, как полчаса назад в подвале тлеющую рогожу нашли, которой отдушину около аптечного очага затыкали, и трех мужиков-дровоносов, около спать прилегших, арестовали. Хороша чистота в аптеке, раз около варки лекарств мужики ночуют! Рогожу водой залили, дровоносовна гауптвахту, а дыму всё больше, кажись. Сейчас на крышу побежали, оттуда в дымовые трубы воду льют... Э, черт, не тянется, и голове еще хуже... - Он поставил трубку на подоконник: - Ну как? Тут будем сидеть или посмотрим, что там деется?
- Пойдемте поглядим, - встал Иванов.
Они вышли в зал в те минуты, когда по команде капитана Шепетова пожарный унтер с ломом подступил к середине стены между дверями в Министерский коридор и в Петровский зал. Здесь, обрамленная нарядными пилястрами, сверкала зеркалами в белых переплетах двустворчатая фальшивая дверь с золочеными ручками. Из-под нее густыми струйками непрерывно бежал дым.
Двое пожарных с медными трубами в руках стояли наготове против двери. От них через зал тянулись рукава к кранам, обычно скрытым дверями на площадку Иорданской лестницы, и около этих кранов застыли еще два пожарных, готовых по команде их открыть.
- Ты, Стёпин, легонько пошевели ее снизу, раз не отворяется, а потом на ручки наляг, - приказывал капитан.- А вы, ребята, - он обернулся к стоявшим у кранов, - как дверь отворится, сряду пущайте воду. Ну, Стёпин, давай!
Пожарный налег на лом, уставив его в середину той щели, из которой непрерывно шел дым. Дверь не подалась. Повертел и подергал за ручки - все так же. Тогда, подняв лом обеими руками, он ударил им в прежнее место...
И вдруг высокая дверь целиком рухнула в зал со звоном разбитых зеркал, сбив с ног и придавив Стёпина.
На миг открылся черный, дымный, с отсветами тлеющего дерева широкий проем. Но только на миг! Гулко ухнув, он весь разом залился ярким пламенем.
- Давай воду! - скомандовал капитан Шепетов, и две струи из брандспойтов ударили в пламя.
Шипение и клубы пара в тех местах, куда лилась вода...
Но что могли сделать две струи воды с огнем, который, видно, охватил всю внутренность деревянной фальшивой стены длиной восемь и высотой в пять сажен, заштукатуренную только с внешней стороны, из Фельдмаршальского зала?..
Иванов с подбежавшими от кранов пожарными приподняли упавшую дверь. Раскаленная, местами обуглившаяся внутренняя сторона ее жгла руки. Бесчувственного Стёпина оттащили к стене.
- Давай еще трубы! Раскатывай рукава! - кричал Шепетов.
А огонь уже показался на карнизе под хорами, как живой побежал по нему и вдруг от загоревшейся балюстрады перескочил на самую большую среднюю люстру, на которой уже плавились от жара восковые свечи и дымились обручи с подсвечниками, видно, деревянные под левкасом и позолотой.
Лопнул и свернулся живописный портрет фельдмаршала Дибича рядом с рухнувшей дверью, открыв горящую крестовину подрамника и доски за ней.
Оставив ушибленного товарища, пожарные бросились исполнять команду Шепетова. Подхватив бесчувственного Стёпина со спины под мышки и пятясь, Иванов волоком втащил его в Министерский коридор, где с помощью подбежавшего лакея положил на ближнюю банкетку.
- Ничего, кажись, живой, - забормотал тот, очнувшись. - Эк она грохнула... Голову зашибла...
Из флигель-адъютантской выбежал Лужин. Он держал на руке шинель и шляпу, а под мышкой - журнал дежурств.
- Государю нарочного послать! - крикнул он, устремляясь в Фельдмаршальский зал, из которого в коридор валил дым.
"И мне надо к постам", - подумал Иванов и бросился следом.
Прикрывая голову руками, он в зале сразу взял вправо.
Теперь вся стена до двери в Петровский пылала ярким пламенем. Четыре струи из брандспойтов заставляли огонь местами исчезнуть, но он все равно растекался все шире и выше.
Дымилась дверь в Петровский, весь потолок застлало дымом.
С хор падали обгорелые балясины перил. Средняя люстра догорала - на закоптелых цепочках качался проволочный остов. Кирасиры караула стояли вдоль стены у окон на большой двор, кашляли и жмурили глаза, которые ел дым. Когда Иванов догнал ротмистра в Светлом коридоре, тот приказал:
- Пошли в свою роту, чтобы полковнику доложили и все свободные шли мебель выносить из ближних залов.
- Думаете, не отстоят пожарные дворца? - спросил Иванов.
- Видел же? Горит, как свеча, несмотря на их поливку.
Иванов из Ротонды послал в роту дежурного и, оставшись один, подумал: "До смены добрый час" Надо через царицыну половину опять к пожару бежать. Ведь как в Петровский огонь прорвется, там вся ниша за портретом из дерева вязана.
А за тем местом, совсем рядом, - конный портрет покойного государя... Вытащу из чулана лестницу да стану с кем-нибудь ближние портреты из рам вынимать..."
Он бежал рысцой по знакомым залам, освещенным отблеском огня из Фельдмаршальского, и думал: "Неужто всему огромному дворцу пропасть из-за одной фальшивой стенки, что возвели три года назад?.. Как пожарные офицеры пропустили, когда ее строили, что близко дымоходы остались, откуда в щели искры полетят и сухое дерево этак займется... Да нет, две роты с баком в четыре тысячи ведер остановят огонь, хоть, может, и не сряду..."
На площадке Комендантской лестницы закатывалась, вскрикивала, сидя на стуле, старая барыня, видно из фрейлин, только что услыхавших про пожар. Около нее суетились две горничные с флаконами и платками. Мимо них вниз бежали с узлами и баулами какие-то женщины. Им навстречу, расталкивая, поднимались пожарные с трубами и рукавами. У запертых дверей церкви четверо гренадеров из дежурных по парадным залам прислоняли к стене большую картину, в которой Иванов узнал "Петра со Славой".
- Пойдем, Александр Иванович, из Петровского серебряные торчары носить! - крикнул один из гренадеров.
Вытащили втроем стремянку из чулана, бегом отнесли в галерею, к новому, недавно поставленному красивому портрету царя Александра и побежали в Петровский. Тут над стеной, обращенной в Фельдмаршальский, уже горел потолок. Пламя будто текло к середине зала. Трон и торшеры выносили лакеи и гренадеры, среди которых Иванов увидел Етгорда и, ухватив за рукав, вывел в Гербовый.
- Там и без тебя справятся, идем в галерею. Ты человек бережный. Надо портреты вынимать, сюда сейчас пламя прорвется.
- А приказ на то есть? Не взыщут потом? - спросил Етгорд.
- Сейчас приказа ждать не приходится. Если что, я в ответе, подтолкнул его в галерею Иванов. - Вынимай вот как: оттяни сбоку кнопку, рама отворится, будто шкапчик, а там завертыши... Понял? И ставь рядом к стенке... Вот тебе лестница для верхних, а я себе вторую принесу.
На пороге Предцерковной столкнулся с гренадерами, бежавшими из казармы, и задержал шестерых, которым приказал вынимать большие портреты, для чего приспособили вторую лестницу. Вынутые относили в конец галереи, к Предцерковной. Старшим тут назначил Крылова, а сам вернулся к Етгорду, стал принимать портреты, которые тот проворно снимал из верхних рядов.
- А не спутают потом, который кто? - спросил латыш.
- Разберут, если вынесем, а коль оставим, то сгорят и с именами. Давай, давай, Егорушка, не сомневайся...
Набежали еще гренадеры, которых поставил вынимать из рам портреты нижних рядов. За ними пришел полковник Качмарев.
- Кто велел галерею разбирать? - спросил он.
- Я, господин полковник, - отозвался Иванов. - В Петровской ротонда за портретом деревянная, как раз сюда прилегает, - он указал на угол галереи. - Вот-вот пламя пробьется.
И, подтверждая его слова, из-за балдахина над опустевшей рамой портрета царя Александра показались струйки дыма.