— Чего? На какую войну?
Сознание мутилось, плыло, проваливалось в беспамятство на краткие мгновения. И со зрением были проблемы: то виделось плохо, то картинка становилась неестественно четкой, острой; казалось, я пронизываю взглядом окружающие предметы чуть ли не насквозь.
Я заморгал. Зрение в очередной раз выкинуло фортель — приблизило Отца Морока, как под увеличительным стеклом. Опустив глаза, я разглядел выгравированные ромбовидные Знаки на перстнях на пальцах Отца.
Да что же это такое?
Мысль погасла, едва зародившись. Все в порядке, так должно и быть, нечего беспокоиться без толку.
Сочный баритон Морока окутывал, проникал под череп, вживлялся в серое вещество мозга:
— Отщепенцы обитают на равнине за этим лесом, на юге. В нескольких днях перехода, на берегах Великой Реки. Поколение назад они явились из бесплодных пустынь юга, изможденные и умирающие. Мы приняли их, накормили и напоили. В те времена многие наши племена обитали на берегах Реки. Но Отщепенцы, набрав силу, восстали против нас, своих спасителей, ударили в спину…
Голос набирал силу, заполнял все пространство. Огни в чашах погасли, полутемный “тронный зал” растворился в сером сумраке, и я увидел с высоты птичьего полета деревянные домишки на берегах красивой и широкой реки. До меня, парящего в лазурной вышине, доносились крики боли и ярости, и внизу, на зеленых лугах между домов одни человечки убивали других. Отщепенцы истребляли предков Детей Морока.
— Их не зря называют Отщепенцами… Это выродки, которые нигде и ни с кем не умеют жить в мире…
“Такие, как вы, нигде не уживутся. Мигранты! Вам лишь бы мотаться по свету и халяву искать! А как понаедете, сразу свои правила начинаете диктовать!”
— Отщепенцы не желают жить честным трудом, сеять, пасти, работать в мастерских. Они живут грабежом и насилием. Про них ходит молва, будто бы они живут свободно, и это правда. Они не обременены никакими законами и принципами. Единственный закон для них — закон силы, хаоса и анархии.
“Их много, но государства у них нет. Полная анархия, воля вольная”, — проговорил в голове голос Решетникова.
“У Отщепенцев нет свободы, только Воля вольная… Свобода неумеренная есть хаос. Это и есть воля”, — говорил воевода Влад за буреломом.
Меня наполнял тяжелый гнев, настолько тяжелый, что я сверзился с сияющих высот вниз, в полутемный тронный зал с дрожащими тенями в углах и Знаками на стенах.
— Они изгнали нас в глухие северные леса, — продолжал Морок, — и здесь наши праотцы обучились искусству Морока. Первый Отец передал знания второму, и так далее, до меня. Придет время, и я передам свою силу и трон достойному преемнику. У нас есть шанс восстановить справедливость. Для этого мы должны собрать армию невидимок, владеющих умением замутнять рассудок. Нас будет немного, но нас будет достаточно.
Где-то на далекой окраине разума затаилось крохотное сомнение. Что-то не так! Но сомнение не оформилось в полноценную мысль. Поэтому я жадно слушал Отца Морока. Витька так же внимательно внимал рассказу.
— Отщепенцы — народ бродяг, убийц и грабителей. Они давно истощили ресурсы равнины, ограбили все соседние племена, и идут на нас. Когда-то давно они довели свою древнюю землю до состояния пустыни. Жизнь их ничему не научила. Наша святая обязанность — ударить первыми, пока они не захватили и не разграбили наши леса.
— Да! — выкрикнул кто-то, и я не сразу догадался, что это я и крикнул.
Отец Морок кивнул. Несмотря на маску, я понял, что он довольно улыбается.
— Вы обучитесь искусству затуманивать рассудок врагов, отводить глаза, сливаться с природой. Не против такого плана?
— Не против! — отозвался Витька. Он был в восторге от перспективы научиться магическим штучкам.
Его восхищенный голос прозвучал как бы издали, потому что со слухом у меня творились те же странности, что и со зрением. Все это вкупе меня слабо волновало. Однако припомнилась сцена на лесной тропе, когда мне привиделся ненастоящий Витька.
— Отец Морок, — обратился я к человеку в древесной маске, — скажи, зачем ты нас пугал? Это ведь ты был? Счел нас за шпионов Отщепенцев?
Последнее предположение возникло само собой, словно я всю жизнь боролся с нашествием Отщепенцев и в каждом пне подозревал шпиона.
— Нет, это испытание, — мягко ответил Морок. — Трусы и недостойные повернули бы назад. Вы же остановились лишь тогда, когда дорога зашла в тупик. Вас не отвратили ни ужасы ночи, ни наше искусство… Такие храбрецы нужны для восстановления справедливости.
— Мы видели чудовище в виде креста, — сказал я, помолчав. — Что это такое?
Отец Морок откинулся на троне.
Я окончательно вернулся с горних вершин над Великой Рекой, а голос Отца Морока больше не заполнял разум.
— У вас могли быть разные иллюзии, — сказал Морок, — это неважно… Важно другое. Ритуал надевания маски и принятия вас в наше братство состоится завтра. После этого вас обучат нашему искусству. Учить буду в том числе и я.
***
В душе установилось удивительное спокойствие. В последний раз такой настрой был, когда я набухался на выпускном. Спиртное гладко пошло, так сказать. Весь мир вызывал симпатию, и ничто не парило.
Гнусавый, который ждал позади тихо, как тень, сердечно обнял меня. Я ощутил мягкость его маскировки.
— Теперь вы наши братья, — заявил он.
Девочка в маске и костюме, в свою очередь, обняла блаженно осклабившегося Витьку.
— И сестры! — добавила она звонко.
Я оглянулся. Трон опустел.
А сидел ли на нем Отец Морок? Или это очередная галлюцинация?
Неважно. Сейчас ничто не важно, кроме того, что мы нашли тех, кто называет нас братьями. Они дружелюбны, и у них есть цель — то, чего не хватало нам. Мы искали Отщепенцев, про которых не слышали ни единого доброго слова, начиная с Вечной Сиберии, и свободу, которую тоже не вполне представляем. Недальновидная, глупая цель.
Но все изменилось.
— Меня зовут Влад, — представился гнусавый. — Я здешний воевода.
Он снял маску. У него оказались длинные каштановые с проседью волосы, глубокие залысины, бледное лицо и бесцветные глаза, щетина на щеках, сломанный нос и в целом брутальный вид.
Мы с Витькой представились.
Девочка тоже сняла маску, и мы увидели юную блондинку с тонким бледным личиком, огромными глазами, пшеничными волосами, заплетенными в косу. Ей не хватало острых ушей — была бы вылитая эльфийка. На вид лет тринадцать-четырнадцать, как Витьке.
Витька восхищенно выпучил на нее глаза и зарделся, что стало заметно даже в трепещущем свете горящих чаш.
— Это моя падчерица, Настя, — сказал воевода Влад. — Идемте в гостевой домик. Там поживете до обряда надевания маски.
Сами они с падчерицей снова нацепили маски и провели нас обратно по галерее, вниз по лестнице и через дверь во внутренний двор, где сновали люди в масках и маскировке.
— Вы никогда не снимаете маски? — полюбопытствовал Витька.
Ему ответила Настя на правах ровесницы:
— На рассвете до полного восхода солнца и ночью снимаем. Когда едим и умываемся. И когда знакомимся с новыми братьями и сестрами. Ближе к ночи носить маски обязательно, чтобы Погань нас не потревожила. А ночью нас защищает сила Отца.
— Зачем они нужны, эти маски?
— Они дарят нам волшбу. И защиту от Погани.
Витька задал бы новый вопрос, но Влад громко обратился ко всем, кто находился поблизости:
— У нас сегодня появились два брата. Олесь и Виктор. Покажем им свои лица.
Люди поблизости, человек пятнадцать, остановились и сняли маски. Во внешности ничего особенного — люди как люди, только бледноватые. И неудивительно, учитывая, что они целыми днями ходят с закрытыми лицами.
От толпы отделился и подошел к нам высокий жилистый парень моего возраста, белобрысый, длинноносый, взгляд настойчивый, требовательный.
Бывают, знаете ли, такие особи — вечно смотрят на тебя так, будто ты им что-то должен.
— Ну что, друг, будешь бить Отщепенцев? — спросил он меня, схватив за плечи.
— Буду, — ответил я.
— То-то! Этих тварей истребить надобно! Они целое поколение нас убивали, грабители и убийцы!
Он отпустил меня и повернулся к остальным, и те одобрительно загудели.
Я шепотом спросил Влада:
— Не маловато людей для войны? Одна деревушка.
Белобрысый парень, услыхав вопрос, быстро повернулся ко мне:
— А ты испугался?
— Угомонись, Игорь, — прогнусавил воевода и повернулся ко мне: — У нас еще несколько деревень в лесу. Мы не живем большой кучей, в лесу неудобно. И опасно. Шпионы Отщепенцев бродят по лесу, ищут нас.
— А вы их волшбой, волшбой! — встрял Витька.
Настя наставительно сказала:
— У Отщепенцев своя волшба есть, черная, злая, дикая.
— Ух ты!
Белобрысый и агрессивный Игорь, фыркнув, ушел развалистой походкой. Народ снова надел маски. Влад проводил нас с Витькой в гостевой домик — крохотную хижину с двумя комнатами и навесом, под которым находились очаг с дымоходом, уходящим сквозь крышу, и длинный, грубо сколоченный стол со стульями.
Нас обслуживала молчаливая женщина; я определил то, что она женщина, по грудастой фигуре. Мы ели мясо, рыбу, ягоды и что-то по вкусу напоминающее жареный лук. Пили сладковатую ягодную настойку с “градусом”. Эта настойка ударила в голову.
Приятное и расслабленное состояние усилилось. Давненько я так не кайфовал. Витька что-то болтал о волшбе, а я рассеянно и благодушно окидывал взглядом хижины поблизости, устланный деревянными досками двор, частокол без фонарей и чучелок. Интересно, что их защищает от Поганого поля? Маски? Но как?
Да какая разница? Что-то защищает. Маски, Отец Морок — неважно. Разберемся со временем.
После плотного обеда и настойки клонило в сон, и вскоре мы с Витькой завалились в приготовленные для нас постели в гостевом домике. Дрыхли без задних ног и проснулись в сумерках.
Горели сальные свечи, разгоняя темноту, в открытые двери вливались синие сумерки, в воздухе стоял пряный запах. Я ощупал кровать — твердая, сколоченная из досок, сверху постелен тонкий матрас, набитый соломой, одеяло из шерсти с крепким овечьим запахом. Когда засыпал, и не заметил все эти нюансы.
Я свесился с кровати, пошарил рукой; пальцы наткнулись на пучки высушенных трав. Они-то и источали пряный запах.
— Витька! — позвал я.
Сначала он не отзывался, потом хриплым со сна голосом сказал:
— А?
— Как дела?
Собственно, я не сомневался, что дела у него идут отлично. Отныне у нас всегда дела будут идти отлично.
— Че-то меня прям срубило…
Потирая лицо, я вышел из комнаты и столкнулся с заспанным Витькой под навесом. В очаге краснели уголья, со стола убрали, за частоколом шумела река. Пусто двор заливала полная луна, в некоторых хижинах горел свет свечей.
Я глянул на пустую галерею наверху.
— Думаешь, нас усыпили? — спросил Витька.
— Зачем?
— Ну, мы могли проспать несколько дней или недель… — Он воодушевился. — Или лет.
Я усмехнулся.
— Как Рип ван Винкль?
Витька сморщил обгоревший на солнце нос.
— Кто это? Не знаю такого… Как Олесь Панов.
Да, он прав, Олесь Панов сам в своем роде Рип ван Винкль, пролежал больше ста лет в квест-камере, которая на самом деле — камера криогенной заморозки, то есть анабиоза.
И все эти сто лет камера стояла в деревянном бараке с протекающей крышей?..
Нет, вряд ли.
— Хватит с меня путешествий по времени…
Витька осмотрелся в полутьме, которую рассеивали догорающие свечи и луна.
— Без электричества живут. Совсем дикие…
И приуныл. В Вечной Сиберии, по крайней мере, было электричество. Он задумался, снова просветлел лицом.
— Зато у них есть волшба!
Я кивнул. Магия — это кое-что поинтереснее квест-камер и рейтинга в чипах. Я подошел к частоколу за навесом, прихватив жестяное блюдце с оплывшей свечой. Слабое колеблющееся пламя осветило неструганные бревна. На уровне лица на них кто-то вырезал знакомый ромбовидный Знак.
Почему Дети Морока не боятся вторжения Погани?
А почему не боятся жители Вечной Сиберии? По периметру ограды вокруг Посадов не горят фонари. Как простой сетчатый забор сдерживает чудовищ вроде того, что разворотило лес? Гигантское Лего снесло бы забор, как носорог паутину. Погань сдерживается чем-то другим, не освещением, и это что-то сдвинулось на север, раз жителям Посадов пришлось отступить.
Я не додумался уточнить этот вопрос, а нынче поздно. Витька ответит что-нибудь по книжке, и толку от этого никакого.
Сквозь узкие щели между бревнами частокола в лунном сиянии вырисовывались деревянный причал, пирс, привязанные рыболовные лодки, сушащиеся сети и маленькие сараюшки. Среди построек — клетка из толстых прутьев, под соломенной крышей, установленная на сваях над рекой. Лунные блики играли на спокойной поверхности реки.
— Витька! — не оборачиваясь, спросил я. — Верят ли в Вечной Сиберии в магию и волшбу?
— Не-е. Нам говорили, что это суеверия.
— Но вы ведь делаете вот так, — я протянул вверх руку и хлопнул себя по лбу, — каждый раз, когда видите Знак Вечной Сиберии?
— Это другое. Это вера в вечность и незыблемость ВС, которая гарантирует нам достойную жизнь.
— Достойную жизнь?.. Ну, допустим. Смотря с чем сравнивать. Ты слышал когда-нибудь, что ваш Знак защищает от Поганого поля?
— Слышал. Но это не волшба.
— А что?
— Справедливость мирового устройства на основе принципов существования Вечной Сиберии…
— Да блин! Хорош говорить по методичке! У тебя свои мозги есть?
— Тогда не знаю, как ответить.
Я провел пальцем по вырезанному Знаку ромба. Апгрейд молчал.
“Архивная память? Что это за символ?”
ИНФОРМАЦИИ НЕТ
— Думаешь, Вечная Сиберия владеет волшбой? — спросил позади Витька. — Только мы не понимаем этого?
— Все может быть, все может статься… — пробормотал я, вспомнив стих, начинающийся с этих строк. — Кстати, убойное у них зелье. И башка не болит. И сушняка нет.
— Чего нет?
— Жажды.
— Так бы и сказал.
Я закатил глаза. Витька не видел эту ужимку, но я все равно не удержался. Не понимает дитя Вечной Сиберии всей прелести жаргонизмов!
“Внутренний мониторинг”.
НАРУШЕНИЙ НЕ ВЫЯВЛЕНО
Так, настойка безопасна в тех количествах, которые мы употребили.
Витька спросил:
— Ну что, Олесь, будем Отщепенцев убивать?
Я почувствовал слабенькое сожаление по поводу этой перспективы. И отмахнулся от него. Отщепенцев не жалко. Твари они конченные, как оказалось.
— Придется. Сам видишь, какие они нелюди.
— Если мы вернем себе равнину с рекой, — размышлял вслух Витька, говоря о нас так, точно мы всю жизнь прожили с Детьми Морока, — то не придется жить в этом темном лесу.
В сущности, он прав. Отныне дела Детей Морока касаются и нас. Завтра мы станем одними из них. Мы дома. Бежать больше некуда.
— Знаешь, Витька, — признался я, — еще никто так ясно и четко мне не объяснял ситуацию, как Отец Морок. Ему веришь. Он очень простой и ясный. Истина всегда ясна.
— И проста! — поддакнул, засмеявшись, Витька.
Я повернулся к нему, и мы, не сговариваясь, сделали “дай пять”. Поболтав еще немного, вернулись в свои апартаменты — поваляться до рассвета.
***
Днем мы выспались и полночи разговаривали через перегородку о разных разностях в темноте, лежа на кроватях. Свечи давно догорели, в селении установилось полное безмолвие, все спали.
Всю прошлую ночь мы дрожали от страха, но этой ночью не могли этот ужас толком припомнить. Отматывать “видео” через СКН не было никакого настроения. Впервые за много времени ночь не внушала бессознательного напряжения.
Под утро, когда заорали петухи (они и ночью орали, но не так оглушительно и без передышки), мы заснули.
Проснулись от человеческих голосов, топота, пения птиц, детских криков. Деревня ожила.
Было еще достаточно рано, солнце не выбралось из-за леса, воздух хранил ночную свежесть. Мы с Витькой вышли из домика, посетили деревенский туалет, умылись из ведра возле очага и выглянули во двор. Жители селения разгуливали сплошь без масок и маскировки, мужчины — в рубахах навыпуск и просторных штанах, женщины — в простого покроя платьях. Некоторые дамы носили бусы из разноцветных камушков.
Явилась вчерашняя хозяйка, что потчевала нас обедом, зашуровала в печи, разогрела еду, накрыла стол. Мы уселись.
— Нас постоянно будут кормить? — с полным ртом спросил Витька.
— Пока мы гости, будут, — предположил я. — А после посвящения придется готовить самим. Или жениться.
— Вот досада! Ты женишься и бросишь меня?
Он осекся. Мимо навеса прошла Настя, без маски и маскировки, в длинном светлом сарафане, с гривой пшеничных, тщательно расчесанных волос. Юная Арвен, да и только. Витька порозовел, расплылся в улыбке, махнул ей рукой, чуть не выронив ложку. Настя помахала в ответ и свернула куда-то, пропав из виду. Она тоже была смущена. И, возможно, специально прогулялась возле гостевого домика в этом сарафане.
— Еще неизвестно, кто из нас раньше женится… — осклабился я.
После завтрака тушеными грибами в сливочном соусе (наливку не подавали), мы вышли на площадь, сытые, безмятежные и всем довольные. Нам улыбались. Люди перестали спешить по своим делам, выстроились на площади под галереей, на которую вышел Отец Морок в своей зеленоватой хламиде и деревянной маске.
Витька шипящим шепотом спросил Настю:
— Как он выглядит?
— Никто не видел его без маски, — прошептала Настя. — Говорят, у него нет лица.
— Дети мои! — заговорил Отец Морок. — Сегодня нас стало больше. Скоро мы и прочие деревни в Великом лесу объединятся в единую армию, и мы изгоним Отщепенцев с наших исконных земель!
— Морок! — басом заревел воевода Влад, который был в маскировке, но без маски.
— Морок! — вторили ему остальные. — Славься, Морок!
От шума в лесу за частоколом вспорхнула стайка птиц.
Из толпы вышел белобрысый жилистый Игорь, неся две цилиндрические древесные маски. Влад перехватил одну маску, вместе они встали напротив нас с Витькой. В торжественной тишине Игорь водрузил маску на мою голову, а Влад — на голову Витьки. Прежде чем маска опустилась мне до самых плеч, я успел разглядеть тщательно вырезанный орнамент в виде переплетенных ромбов на внутренней стороне.
На долю секунды опустилась темнота, и я увидел мир сквозь прорези. Мир немного изменился: его заливал нежнейший туман, звуки зазвучали резче и громче.
Кто-то накинул на меня через голову маскировку, сшитую из тонкой ткани и высушенной травы, от которой приятно пахло. В маскировке не было жарко или душно, и она почти ничего не весила.
ОБНАРУЖЕНО ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ НЕИЗВЕСТНОЙ ПРИРОДЫ
Я мысленно отмахнулся от ожившего некстати нейрочипа. И без неведомых допартов знаю, что это за энергетическое поле. Это волшба Детей Морока. Сейчас меня мало что волновало, было так спокойно, словно я выпил стакан валерьянки.
Сквозь прорези я увидел, как народ вокруг надевает маски. Витька уже красовался в новом прикиде. Как и Настя. Понятия не имею, откуда все они достали маскировку. Внешне Витька и Настя теперь не отличались, но я мог без затруднений определить, кто из них кто. Шестое чувство подключилось, не иначе.
Местные зааплодировали новым братьям, то есть нам с Витькой. Кто-то несколько раз похлопал меня по спине.
— Снимать маски вы можете только во время приема пищи, рано утром и ночью, — уведомил воевода. — Остальное время должны быть в этих масках.
Я покивал. Эти требования беспокоили мало. Подумаешь: большую часть дня надо ходить в маске! Правила есть правила.
Ритуал инициации закончился быстро, и народ начал расходиться.
— Сегодня отдыхайте, погуляйте, — сказал Влад. — Только далеко не отходите от частокола. Жить пока будете в гостевом доме. Завтра приступим к тренировкам.
Я не уточнял, к каким именно тренировкам мы приступим. К каким надо, к таким и приступим. А еще меня не волновало, что в деревянной маске и маскировке из балахона с вплетенной в него сухой травой мы выглядим как пугала. Все так выглядят. А в обществе, где все фрики, а ты — нет, настоящий фрик — это как раз таки ты.
Влад подмигнул:
— Вечером устроим пир горой! Сегодня многие мужчины отправятся на охоту. Гонцы уйдут в другие селения с новостью о вас, новых братьях. Глядишь, подругу тебе отыщем, Олесь! Ха-ха! Кстати, совет: одежду под маскировкой носить необязательно — упаритесь! Я вот не ношу!
Он задрал полу маскировки, продемонстрировав голые волосатые ноги.
Вскоре селение опустело, остались одни женщины — и то лишь те, кто ухаживал за детьми. Мужчины и подростки испарились: кто-то ушел рыбачить, кто-то растворился в лесу.
Мы вернулись в гостевой домик и сняли одежду под хламидой, оставив лишь труселя. Я снял берцы и нацепил тапочки из мягкой сыромятной кожи — кусок кожи обматывался вокруг ступни и зашнуровывался. В этих тапочках ногам было удобно, но я понимал, что далеко в них не уйдешь из-за тонкой подошвы и отсутствия подъема.
Пока раздевался, откуда-то из штанов выпала тонкая дощечка, практически кусок картона, с нацарапанным Знаком Морока.
— Эй, а как это сюда попало?
В “мою” комнату заглянул Витька.
— У меня тоже… — сказал он, когда я рассказал о находке. И показал свою дощечку.
Мы озадаченно посмотрели друг на друга, почесали затылки — и выбросили дощечки вместе с мыслями о них. Какая разница, как они к нам попали и зачем? Быть одними из Детей Морока — вот что важно!
В селении нашлась библиотека. Вот на что я не ожидал здесь наткнуться! Вход в нее вел с галереи над двориком. Библиотека занимала просторное помещение на втором этаже “дворца” и состояла примерно из сотни томиков. Никакого сравнения с библиотекой Киры, конечно, но для деревни в лесной глуши это нечто феноменальное. Оказалось, все жители деревни не только умеют читать и писать, но и любят это дело.
Книги, кстати, хоть и ничем не отличались от обычных бумажных, таковыми не являлись — страницы не горели и почти не рвались. Они были сделаны из какого-то невероятно крепкого пластика.
— И почему все книги нельзя было сделать из этого вещества? — удивился я. — Тогда библиотека Киры не сгорела бы.
— Наверное, из-за запаха, — предположил Витька.
Я понюхал корешок. Действительно, запах неприятный, синтетический, совсем не тот, что исходит от настоящих книг. Библиофилы, поклонники вещественной книги, не потерпели бы неправильного запаха. Тем не менее, пластмассовые книги в прошлом выпускались и пользовались спросом, пусть и ограниченным.
Авторы книг все сплошь попадались незнакомые, а о жанрах вроде “квестпанка”, “хаосизма”, “спидридеринга” и “пестрого псинейризма” я вовсе не слыхивал.
Вечером охотники и рыбаки собрались на причале, похвалялись добычей и уловом, детишки вертелись под ногами, устраивали свалки. На нас с Витькой никто не обращал особого внимания. В прикиде, как у всех, и с закрытыми лицами чувствуешь себя неотличимым от массы. Правда, не покидало подозрение, что любой из жителей прекрасно каким-то образом отличает нас от остальных.
Кто-то на берегу возле складов громко крикнул тонким голосом. Одна невысокая фигурка упала, маска скатилась с головы, открыв светлые волосы и бледное личико Насти. Витька моментально выдвинулся вперед и отпихнул ту фигуру, что толкнула Настю. Фигура свалилась на задницу.
— Эй, ты че, оборзел? — осведомился у нее Витька.
Невесть откуда нарисовался Игорь, я узнал его по росту и голосу.
— А? — рявкнул он, дернув Витьку за плечо и игнорируя меня. — Что ты сказал?
Витька, надо отдать ему должное, не растерялся. Твердо повторил:
— Я сказал: “Ты че, оборзел?”
— Ты еще новичок, а уже делаешь замечания старшему брату. Дерешься! За такой проступок полагается ночь в клетке!
Он мотнул головой в сторону клетки на сваях над рекой.
Так вот она для чего!
— Как это ночь в клетке? — вмешался я. — Мы же братья! Равные во всем! Подумаешь, дети поссорились…
— Старшие братья должны воспитывать младших, — перебил Игорь.
Он обвел рукой присутствующих. Все молчали.
Как измеряется “возраст” брата или сестры? По трудовому стажу или реальному возрасту?
Не по возрасту — Игорь вряд ли старше меня.
Получается, по стажу.
На меня накатила злость. Давненько меня не посещало это чувство. Общество одного Витьки — человека хоть и ехидного, но добродушного — на протяжении долгого времени сыграло свою роль, конфликтовать было не с кем.
— А кто тебя назначил старшим братом? — осведомился я.
— Отец Морок! — отчеканил Игорь.
— Вот как? Сегодня, во время церемонии посвящения, он не произнес слов “Ты — младший брат и должен слушаться Игоря”! Что-то я такого не припоминаю!
Игорь напрягся, глаза в прорезях заблестели.
— И что ты хочешь этим сказать?
— Что ты переиначиваешь слова Отца Морока! Ты — самозванец и самовыдвиженец! Выскочка!
Последнее слово я выкрикнул ему в лицо, нарываясь на драку. Меня, как говорится, понесло по кочкам.
Игорь поддался на провокацию. Размахнувшись, попытался нанести мне “колхозный” удар — правый боковой. На занятиях у тренера Виталия Михайловича Фольца мы разбирали этот удар по косточкам. Это совершенно непрофессиональный удар, с замахом и приподниманием локтя — его видно за километр. И работает он только с непрофессионалами. Я уклонился и врезал хуком по корпусу, но маскировка смягчила удар.
Игорь шустро отскочил, наклонился, расставив руки. Решил перевести битву в партер. Когда он ринулся на меня, как регбист, я встретил его выставленным коленом. Деревянная маска треснула напополам, Игорь откинулся, — глаза мутные, губы разбиты, — и повалился навзничь.
Я разочарованно уставился на него. У меня кулаки чесались хорошенько подраться, а этот агрессивный выскочка “заснул” в начале первого раунда. Даже не довелось включить боевой режим!
— А ну успокоились! — прорычал гнусавый голос воеводы.
Влад выдвинулся из окружавшей меня толпы. Рука на эфесе шпаги, грудь колесом.
— А я и спокоен, — сказал я. — И Игорь вон тоже успокоился, прилег отдохнуть.
Воевода сделал знак левой рукой, и меня крепко схватили под локти.
Игорь, вращая глазами, привстал, вытер подбородок, посмотрел на окровавленную ладонь. Промычал:
— Ах ты, сука!
Влад оттолкнул его от меня.
— Поостынь, Игорь! Кто первый ударил?
Я выразительно посмотрел на Игоря.
— Ну я! — вызывающе сказал он и скривился от боли в челюсти.
— А кто спровоцировал?
— Он Настю толкнул! — крикнул Витька, указывая пальцем на молчащего подростка, из-за которого разгорелся весь сыр-бор.
— Толкнул или ударил? Настя!
— Толкнул… — пробурчала та.
— За что?
— Мы с Ромой поспорили. И он меня толкнул.
— Этот пацан влез, куда не просили, — встрял Игорь, имея в виду Витьку. — Я сделал ему замечание, а Олесь принялся меня оскорблять…
“Вот, блин, — подумал я, — школьная разборка в присутствии физрука и завуча!”
“Завуч” Влад думал недолго. Вынес вердикт:
— Понял. В клетку новеньких на ночь. А ты, Игорек, в ночной дозор будешь ходить! Неделю!
Игорь обвел нас с Витькой презрительным взглядом.
— Лучше уж в дозор, чем в клетку!
Поднял с земли расколотую маску и ушел.
Воевода проводил его взглядом, затем повернулся к нам.
— Не обессудьте, но правила есть правила. Без правил будет бардак, как у Отщепенцев. Надеюсь, что эта ночь в клетке заставит обдумать свое поведение. Никакого пира для вас, само собой. Ночью к вам в гости обязательно явится Погань. Сила нашего Отца защитит вас, но страху натерпитесь, это я вам обещаю.
***
Вечерело. Берег опустел, на нем остались двое в клетке — я и Витька.
Клетка была “оборудована” лавкой и кувшином с питьевой водой. Справлять нужду можно прямо сквозь прутья в реку. На этом удобства заканчивались.
Мы были не то чтобы подавлены, но определенная доля ошарашенности и неверия в произошедшее имела место. Вот нас принимают в братство, поздравляют, хлопают по плечам, а через несколько часов ведут под локотки и запирают в клетке, за пределами деревни, как животных! И грозят, что к нам заявятся Поганцы…
Алый закат медленно растворялся в густой синеве неба над западным лесом, подул и затих свежий ветерок. Замолкли крики птиц, зато в камышах загорланили лягушки. Витька, в нарушении правил сняв маску и положив на колени, молча сидел на лавке, я стоял возле двери и бездумно теребил в руках навесной замок. Подступало чувство голода, мы пропустили ужин, и настроение портилось.
Когда берег полностью опустел, я снял маску и почесал голову. Волосы сильно отросли, доставая до плеч. Пора их подстричь или собрать в хвост.
Было ощущение, что все идет не так, как должно; что что-то абсолютно неправильно. Но что именно? Я словно напрочь забыл о чем-то важном. Но ощущение пропало без следа, и я не успел ухватить проскользнувшую мысль.
Раздались шаги, к нам топала плотная широкоплечая фигура. Воевода, приблизившись, снял маску. Сегодня многие нарушили правило ношения маски. Влад был смущен.
— Такое иногда бывает… — невразумительно начал он. — Споры, разборки… Ночь в клетке — наше наказание за мелкое хулиганство… С кем не бывает? Жаль, что так вышло…
— Ну так выпусти нас, — не без насмешливости предложил я.
Влад переложил маску из одной руки в другую, при этом звякнула связка ключей. Он сунул ее под маскировку.
— Не могу. Правила есть правила. Они для всех писаны.
— Ты тоже здесь ночевал?
— Ночевал несколько раз. Очень давно.
Помолчали. Я смягчился.
— Что значит: Погань к вам придет, но сила Отца защитит?
Воевода показал на частокол вокруг деревни в десяти шагах от нас. На бревнах темнели Знаки.
— Деревню защищает Знак Морока. Но чем дальше от ограды, тем слабее его защитная сила. Погань здесь хаживает, но настоящей опасности от нее нет.
— А в лесу есть?
— Нет, если мы в масках.
Он постучал по коре, из которой изготовлена маска. Я знал, что с внутренней стороны вырезаны Знаки.
Я задумчиво проговорил:
— Если потерять ночью маску в лесу, то Погань убьет такого растяпу?
— Не обязательно убьет. Может чего похуже натворить.
— Например?
Воевода закряхтел, помялся. Прикидывал, откровенничать ли дальше. Медленно заговорил:
— Лет пятьдесят тому… старики рассказывают… одна девушка из деревни в лесу заблудилась и до сумерек вернуться не успела… Масок тогда не носили. Через несколько дней ее нашли — грязную, голодную, еле живую. Не в себе была девка. А спустя некоторое время обнаружилось, что понесла она…
— Кого понесла? — спросил Витька.
— Забеременела, — пояснил я. — И что дальше?
— Мы так и не дознались, кто ее обрюхатил ночью в лесу… Старики решили, что Уроды. Народ от нее шарахался, и в конце концов рассудили люди из деревни ее изгнать. Мой отец был среди тех, кто увел ее в катакомбы в горах.
Катакомбы?.. Совсем недавно я видел вход в каменоломни. Рядом с избушкой…
— Эй, а это не баба Марина? — сказал Витька.
И я вспомнил бабу Марину. Как-то совсем она забылась… не говоря уже о том, что случилось до встречи с ней.
— Она говорила, что у нее был ребенок и муж, — сказал я, — но судьба отобрала и то, и другое.
Влад рассмеялся.
— Баб Марина обретается на подступах к Великому лесу давно, но она пришла с севера. У нее был муж, но погиб. Про дите не слышал.
— Почему она живет одна? Не в деревне?
— Не приняла наш образ жизни. И Отщепенцы ей не по душе. Вот и живет одна, так ей больше по душе. В Поганом поле одиночек немало.
Он огляделся. Становилось совсем темно, за частоколом слышались веселые голоса и звон сковородок, вспыхивало пламя. Все же пир состоится, пусть и без виновников торжества… В почерневшем небе загорались звезды.
— Ладно, пойду…
И, не оборачиваясь, поспешно удалился к воротам в частоколе.
Я нервно хихикнул и, невольно понизив голос, сказал Витьке:
— Надеюсь, нас с тобой Уроды не обрюхатят… я не готов стать мамой!
Витька никак не отреагировал, смотрел в сторону леса. Оттуда к нам приближалась фигура в маскировке. В паре шагах от нас человек снял маску. Настя. Похоже, она пряталась в лесу, пока мы беседовали с воеводой.
Внезапно я понял, что узнал ее еще до того, как она показала лицо. И не по фигуре, а каким-то шестым чувством.
— Спасибо, что заступились… — пробормотала она. Посмотрела прямо на Витьку: — Больше так не делай.
— Как не делать? — удивился Витька.
— Не заступайся.
— Почему?
— Хочешь каждую ночь сидеть в клетке?
— Да не проблема! — с залихватским видом выкрикнул Витька. Сейчас, рядом с благодарной и восхищенной Настей, он и впрямь был готов каждую ночь проводить в клетке над рекой.
Настя что-то протянула Витьке сквозь прутья, Витька взял. Я наклонился — перстень-печатка.
— Что это? — спросил Витька. — Откуда взяла? Зачем мне?
— Красиво, правда? Подарок. Мне он великоват даже на большом пальце. А тебе будет в самый раз. Я нашла его на скелете в каменном круге.
От этих слов Витька чуть не выронил презент. Подхватил в последний миг.
Я отнял перстень и поднес к самым глазам. Орнамент интересный, знакомый: ромбы, но так переплетенные, что не разобрать, те ли это ромбы, со Знака Морока, или другие.
— В ведьмином круге? Где большие камни лежат друг на друге?
— Да. Шесть лун назад нашла.
— Там был скелет?
— Иногда там появляются скелеты.
— В смысле, появляются?
— Появляются и исчезают сами по себе. Сильная волшба. Я успела снять кольцо и спрятала у себя. Никто не знает…
Она понизила голос и нервно оглянулась.
— Даже Отец Морок не знает… Вы ведь не расскажете? Не говорите никому, откуда это кольцо у вас.
— Договорились… — растерянно произнес Витька.
Повернувшись, Настя без единого звука убежала к частоколу, унеслась, как бесплотная тень.
Я вернул печатку Витьке, тот надел на большой палец правой руки. Кольцо все равно болталось. Пока он увлеченно крутил нежданный подарок на фаланге пальца, я уселся (все равно заняться было нечем) на лавку, оторвал от тканевой основы маскировки длинную и толстую нить и перевязал надоевшие волосы, соорудив хвостик.
…В голове на секунду воцарилось странное щекочущее ощущение.
А затем:
ДОПАРТ ПОДКЛЮЧЕН
До меня не сразу дошло, что случилось.
— Какой допарт? — вслух сказал я.
И подскочил так резко, что нитка порвалась, а немытые лохмы снова рассыпались по плечам.
ДОПАРТ ОТКЛЮЧЕН
И тут я сообразил. Целиком и полностью.
Тяжело дыша от возбуждения, я нарвал еще ниток, скрутил из них веревочку потолще и снова перевязал волосы.
ДОПАРТ ПОДКЛЮЧЕН
ЗАЩИТА ОТ ПСИХОГЕННЫХ ПОЛЕЙ
Я судорожно перевел дыхание. Итак, допарт — это мои волосы? Точнее, хвостик из них? И этот обычный хвостик отныне защищает меня от психогенных полей? То есть магического воздействия?
Сознание, с некоторых пор замутненное, заполнили воспоминания.
…Вот мы оставляем мусоровоз, потому что бабка уверяет, что в лесу живут Отщепенцы… Вот Морок вербует нас за считанные секунды, промыв мозги, а мы развесили уши… Радостно позволяем нацепить на себя идиотские маски и хламиды из сушеной травы и готовимся идти войной против Отщепенцев.
Мусоровоз с нашими вещами… Я совсем забыл о нем! Я обо всем забыл, кроме восторга по поводу того, что меня приняли в лесное братство. Нас с Витькой тупо заморочили…
Как и всех жителей деревни или нескольких деревень, подчиненных Отцу Мороку. Они не Дети Морока, они Замороченные бедолаги.
От кольца Витьки тянуло энергией. Я не смог бы описать ее при всем желании — это не тепло и не свет, но я ее воспринимал.
— Ну-ка, дай перстень!
Взяв протянутое кольцо, я надел его на указательный палец левой руки. Он был мне впору.
ДОПАРТ ПОДКЛЮЧЕН
УПРАВЛЕНИЕ ЗНАКОМ МОРОКА
— Что такое? — прошептал Витька, когда я издал невнятный звук.
— Суки вокруг нас, вот что такое!
Изумление во мне сменилось потрясением, возмущением, гневом. Значит, головы нам заморочили? В клетку посадили? На войну собрались отправить? Ну ладно…
Я снова уловил (непонятно, каким органом чувств, потому что это был не свет, не звук и не запах; скорее, ощущение) потоки энергии, окутывающие деревню Детей Морока.
Под пристальным взглядом недоумевающего Витьки я протянул к частоколу руку с перстнем и сказал:
— Воевода Влад! Приди!
Получилось пафосно, но выбирать выражения не было ни времени, ни желания.
— Олесь, ты рехнулся? — осторожно спросил Витька.
Секунду я думал, что ничего не выйдет. Но затем открылась дверь в частоколе, появилась коренастая фигура с факелом. По коже у меня пробежала электрическая дрожь, когда воевода подошел к клетке вплотную и молча остановился.
Я кашлянул и приказал:
— Открой клетку.
Зазвенела связка, Влад выбрал нужный ключ и отпер замок. Дверь распахнулась.
— Что стряслось? — зашептал Витька. — Это из-за кольца? Волшба?
Я выпрыгнул из клетки на гальку берега. Когда подошвы ног через тонкую кожу обуви почувствовали твердые окатыши, я поверил в реальность происходящего. Будто в бреду я ответил:
— Из-за кольца, Витька! И из-за волос! Я — волшебник!