— Это мы вырыли? — поразился я.
Витька осклабился.
— Да не. Этот схрон давно тут. То ли подпол для продуктов у карьерных работников, то ли другое что. А мы устроили мастерскую, чтобы делать полезные штуки из мусора.
— Зачем?
— Как зачем? — изумился Витька. — Круто же! Мы с тобой мечтали выбраться из Посада! Что в нем хорошего? В Князьград дорога заказана. Ты сам говорил, что жопу лизать Модераторам и Администраторам не будешь, а без этого рейтинг не набрать. Я тоже этого делать не буду.
А ведь он прав…
— И? Мы с тобой решили уйти в Поганое поле?
— Ну да. Собирали все это добро по разным закоулкам, брошенным фермам и Посадам, которые Поле захватило.
Я задумался. Прежний Олесь непрост, как выясняется. И нелюдимый он был, потому что не мог жить как Даша, постоянно быть “ровным” и находить общий язык с такими мерзостями, как крысеныш Модератор.
Я сказал немного насмешливо:
— В Поганом поле одни Уроды живут.
— Не одни, — сразу отозвался Витька. — Вольный люд живет. У нас они называются Отщепенцами. Но как по мне, это мы как раз таки Отщепенцы, а не они…
Я покосился на мальчишку.
— Больно смело ты размышляешь для чипированного…
— А я себе чип сжег. И ты.
— Реально? — поразился я.
Вместо ответа Витька ткнул пальцем на приспособление, напоминающее электрическую пушку.
— Мы ее смастерили из тех запчастей, что нашли в заброшенном заводе за карьером. Ты рассчитал, что она излучает волны, от которых микросхемы сгорают, а мозги — нет. Испытали на себе. Так что мы с тобой вроде бы с одной стороны чипированные, а с другой — нет.
Я поднял брови и сжал челюсти.
Выходит, прежний Олесь сжег чип, и его, очевидно, схватили, заменив мной. Чего Рептилоиды ждут от меня?
Или прежний Олесь сбежал к Отщепенцам (кстати, не жителей ли обычного мира называют Отщепенцами?)? Но почему он бросил пацана, своего друга и единомышленника? И почему не забрал весь этот обвес?
— Здесь ничего не пропало? — спросил я.
— В мастерской? Нет.
Наверное, предшественник все-таки не сбегал. Его схватили и упекли куда-то далеко. Или казнили.
Поколебавшись, я сказал:
— Давай еще раз сожжем мой имплант.
Витька удивился:
— Зачем? Это опасно.
— Чтобы глюк кончился, — соврал я.
Витька сомневался недолго, любопытство и желание испробовать пушку по второму разу пересилило. Он посадил меня на табуретку спиной к столу, где стояла пушка, завозился с проводами, подключая аппаратуру. Солнечные панели на крыше давали достаточно электроэнергии, чтобы накапливать ее в аккумуляторах, освещать наше маленькое убежище и питать приборы. Если моего предшественника допрашивали, то он не проговорился насчет мастерской. Или проговорился, но Рептилоиды решили этот схрон по каким-то причинам пока что не трогать.
Я не особо боялся, что поджарю мозги — и не из-за заверений Витьки, что все будет ок. Если уловлю хоть малейшую боль, сразу соскочу с табуретки, меня ведь никто не привязывает к ней. После неприятного открытия, что в башке засел чип, не терпелось во что бы то ни стало избавиться от него, пусть с риском для здоровья. Мускулы ног и спины напряглись, я был готов драпать в любой момент. Пушка загудела, зажужжала, в затылке появилось ощущение пощипывания, я почти привстал, когда Витька клацнул выключателем и сказал:
— Все. Ну как?
Я с изумлением обернулся. Пушка перестала жужжать, а в ее ребристом дуле гас красноватый огонек.
— Ничего особенного. В затылке жжет слегонца.
— Ничего не вспомнил?
Я сделал вид, что пытаюсь напрячь память.
— Нет, ничего.
— Вот досада!
Витька и впрямь был раздосадован. Ждал более значительных результатов. Он улегся в гамаке, качнулся, заговорил эмоционально:
— Мочи нет в Посаде жить! Одно и то же каждый день! Я-то надеялся, что ты вспомнишь, когда наш тайный бункер увидишь. Как сам рвался отсюда уехать, вспомнишь. Убраться хоть куда, хоть в Поганое поле к Уродам, хоть к черту на рога, лишь бы отсюда подальше!
Я сидел на табуретке вполоборота к нему, смотрел на него и молчал. Я его понимал отлично, лучше кого бы то ни было в Посаде, а то и целой Вечной Сиберии. Витька — человечек полезный, но брать его с собой — лишние хлопоты. К тому же это будет натуральный киднеппинг.
Некстати вспомнились истории о том, как с сибирской каторги сбегали матерые каторжники и брали с собой молодых сидельцев — чтобы потом, когда кончатся припасы, сожрать. А что, практично: еда сама себя несет, не портится, еще и помогает. Я жрать Витьку, конечно, не буду и надеюсь, что голодать не придется. На что мне малец?
От моего молчания Витька посмурнел — вероятно, пришел к выводу, что новый я бежать передумал.
— К Отщепенцам примкнем, будем жить на воле… — заговорил он неуверенно.
— Думаешь, у них Посады веселее? — перебил я. — Бараки разной краской покрашены?
Закряхтев, как дед, Витька вылез из гамака и пошел к выходу. По дороге взял со стола какую-то запчасть и в сердцах зашвырнул в угол.
Загрохотало.
— Ты чего психуешь? — спросил я, когда он начал подниматься по лестнице. — Планы не изменились. Я, может, память и посеял в квесте, но бежать из Вечной Сиберии не передумал.
Витька мгновенно вернулся обратно. На лице счастливая улыбка.
— Вот хорошо-то! Когда бежим? Мы этим летом планировали, пока тепло. Зимой будет похуже, грязь, распутица, все дела.
Я почесал затылок, и пальцы снова наткнулись на шрамы под волосами.
— Какого лешего я в квест отправился, раз были такие планы?
— Квесты — это обязаловка, — пояснил Витька. — Раз в неделю двенадцать часов для всех без исключений.
— Да? Занятно. На что это Рептилоидам?
— Каким Рептилоидам?
— Неважно… Зачем это Детинцу?
— Это право и обязанность каждого гражданина, — как по бумажке отчеканил Витька. — Каждый гражданин Вечной Сиберии имеет право на прохождение квестов. Двенадцать часов в неделю независимо от рейтинга.
— Кончай наизусть шпарить, — буркнул я. — Вас в школе, что ли, зубрить заставляют?
— Ага, в школе… Понимаю, что по бумажке шпарю, но остановиться не могу…
Я фыркнул, встал, принялся ходить по мастерской, поглядывая на пацана. Витька — такая же жертва эксперимента Рептилоидов, как я и прочие обитатели Вечной Сиберии, но пытается противостоять системе — в отличие от взрослых, которых поздно перевоспитывать. Я симпатизировал ему все больше, но брать с собой по-прежнему не желал. Вот выберусь я отсюда, а куда пацана девать? Зная наше правосудие, легко вообразить, что меня же и посадят за похищение чужого ребенка. А если его вечно ругающиеся друг с дружкой предки в курсе эксперимента и просто изображают из себя посадских крестьян? Что если они агенты Рептилоидов?
Нет, бежать надо одному.
Внезапно вспомнилось кое-что, и я спросил:
— Слушай, а какая зимой грязь и распутица? Это же Сибирь, тайга! Зимой здесь должны быть морозы до минус пятидесяти и снега по уши!
— Нет тут мороза и снега по уши, — пожал плечами Витька. — Прохладно бывает, мокрый снег, дожди проливные, но тает быстро. Я в 37-м Западном всю жизнь живу.
Я поразился. Вероятно, мы не в Сибири, а где-то южнее. Или Витька вводит меня в заблуждение — возможно, не по своей воле.
Неважно, разберемся позже.
— Так когда все-таки валим? — допытывался малой.
Похоже, ему совсем не жалко бросать родителей. И не беспокоит его, что я бросаю тетю. Мальчишка, что с него взять? А я большой, должен работать думалкой и принимать ответственное решение.
И я его принял.
— Послезавтра, — наврал я. — Подготовимся, еду возьмем и дадим деру.
Пацан просиял, а я прикинул, что сбегу сегодня же ночью. Наберу жрачку из подпола в бараке, весь лут из мастерской — код на замке вагончика я запомнил, память у меня отменная — и поеду на юг. Рано или поздно выеду на какую-нибудь дорогу или наткнусь на реку, а где вода, там и люди. Что касается чипа в затылке, по которому Рептилоиды могут выследить, то он либо так и не заработал, либо заработал, но ничем мне не помешал, а сейчас и вовсе должен сгореть.
Витька шумно радовался нашему скорому бегству, и я молча ему улыбался.
***
Вернулись мы в Посад после обеда, судя по солнцу и уровню нагуленного аппетита. Точнее не скажу, часов не было. Витька куда-то убежал по своим пацанячьим делам, а я поспешил в столовую. Пообедавший народ расходился. Среди людей я приметил Григория Павлова, он спросил, прошел ли глюк (этот вопрос набил жуткую оскомину), и выразил надежду, что скоро все-таки пройдет. Я поблагодарил и мысленно посоветовал засунуть свою надежду туда, где свет не светил — ни лунный, ни солнечный. Век бы вас, дорогие мои, не видеть! Если все сложится, как надо, я вернусь к своей прежней жизни.
Есть риск, что Рептилоиды попробуют до меня снова добраться. Их люди наверняка есть среди правоохранительных органов и у власти, но будем решать проблемы по мере возникновения. Зачем заранее башку забивать?
В столовке оставались три мужика и две бабы — все немолодые, с обветренными лицами, потрепанной одежде, источающие крепкий запах навоза и пота. Рядом с ними сидели две маленькие девочки лет восьми. Я поздоровался, на мое приветствие ответили с сочувствующим видом — наверное, все в курсе, что мне память отшибло.
Даша встретила меня, как старого приятеля, выскочила из-за перегородки между столовой и кухней, усадила за свободный стол, смахнула влажной тряпкой крошки. С моим предшественником, небось, так приветлива не была… Собственно, ее отношение ко мне не могло не радовать.
— Как рабочий день? — спросила она.
— Поработал, — сдержанно сообщил я. — Голодный как волк.
Даша подхватилась.
— Сейчас принесу тебе…
Вернулась с полным подносом, выложила на стол миску с картофельным супом, чашку с макаронами по-флотски, кусок пирога с курагой на блюдце и стакан кефира. Убрала поднос на соседний стол, села рядом.
Один из мужиков, самый молодой, лет сорока, зычным голосом осведомился:
— А чего это ты, Дашенька, нам не приносишь, сами ходим?
— Рожей не вышел, — огрызнулась повариха. — И профессией. Мне мусорщики нравятся, а не овчары.
Мужик усмехнулся.
— Ну-ну! Дело хозяйское…
Я набросился на снедь — мой аппетит не испортил даже запах навоза. Даша прямо-таки любовалась мной.
Уничтожив суп полностью и макароны наполовину, я неожиданно для самого себя спросил:
— Даша, ты хотела бы… уехать?
— Куда? В Князьград? Кто меня туда пустит-то?
— Нет… Вообще из Вечной Сиберии.
У меня не было в планах брать ее с собой, решил ведь бежать один, но вдруг охватило любопытство: что думает Даша о возможности убраться отсюда подальше? Неужели такая жизнь устраивает по-настоящему, а не под действием чипа?
Даша округлила глаза.
— В Поганое поле? Че я, дурная, что ль?
— Там люди живут. Отщепенцы.
— Живут, знаем. И чего хорошего у них?
— А у нас чего хорошего? Рейтинги, Модераторы и камеры с микрофонами в каждом углу?
Даша автоматически оглянулась на засидевшихся односельчан. Я говорил тихо, и Даша ответила еще тише:
— Это для нашей же безопасности!
— А от кого опасность исходит?
— От Поганого поля!
— Разве Отщепенцы и Уроды атакуют Вечную Сиберию?
— Они могут атаковать в любой момент!
Я вздохнул.
— Хоть раз они это делали?
Повариха раздраженно дернула подбородком.
— Вот странный ты после глюка, Олесь! С одной стороны живей стал, общительней, а с другой… глупые вопросы задаешь. Зачем нам ждать, когда они атакуют? Надо защищаться сейчас!
— Чем защищаться-то? Камерами и микрофонами, которые следят за нами же, а не за обитателями Поганого поля? Модераторами, которые вымогают дурь? Как это защитит нас от Отщепенцев?
Даша надула щеки, вознамерившись парировать как-то резко, но в последний момент передумала и примирительно произнесла:
— Модераторы так-то нужны. Среди них есть выродки, не спорю, но они нужны для порядка. Благодаря порядку мы и живем, не впали в анархию и хаос. Тем и сильны. А у Отщепенцев бардак, живут как животные, кто сильнее, тот и ест. Не удивлюсь, если они друг дружку жрут.
Я не стал спрашивать, есть ли у нее доказательства, что Отщепенцы жрут друг дружку. Конечно же, нет. Спросил другое:
— Значит, тебя все устраивает?
— Выбора нет, — развела руками Даша с немного наигранным смирением, в котором чувствовалась толика облегчения: дескать, выбора нет, а значит, нечего трепыхаться. Стоит внушить себе, что выбора нет, проще простого ничего не делать, не возлагать на себя ответственности и жить дальше, плывя по течению, как дерьмо.
— Выбор всегда есть, — прошептал я.
Даша услышала. Улыбнувшись, сказала:
— Ты бы не болтал такого на людях. Мне, правда, такое говорить можно, я своя. А другие не поймут, Модераторам доложат. Глюк глюком, а ответишь по-полной, как здоровый человек без глюков.
***
Я вышел из столовой и увидел на другой стороне улицы Аню в компании двух упитанных баб. Все трое хохотали над какой-то шуткой.
А ведь им действительно комфортно в этой жизни — сытые, при работе, с крышей над головой, хоть и старой. У них есть какие-никакие гарантии.
А мне чего неймется?
Свободы не хватает. Пусть она голодная и безработная, а слаще — в разы слаще. Не по душе мне, что за меня все решили: как жить, чем заниматься и как думать.
Извините, но у меня голова на плечах не для того, чтобы шапку носить.
Аня меня углядела, остановилась на секунду, словно намереваясь подойти, но я с улыбкой ей кивнул и пошел быстрым шагом дальше, как бы торопясь по делам. Веселая троица зашагала своей дорогой. Аня, кажется, один раз с недоумением обернулась.
Вряд ли она ждет от меня каких-то шагов после того ночного поцелуя — в наше время не то что поцелуй, и регулярный секс ничего не значит. Впрочем, Аня живет по другим понятиям, так что может воспринимать поцелуй как предложение руки и сердца, кто их знает. Как бы то ни было, она должна понимать, что мы оба были под действием дури, а я ей ничего не обещал.
Мысли перекочевали с Ани на Дашу и прочих посадских. Никто из них, а возможно, и никто из всех жителей Вечной Сиберии не желает ехать неизвестно куда, в Поганое поле. Кроме меня и Витьки — да и то насчет пацана непонятно, насколько он вообще осознает, на что идет и что его ждет. Для него это игра, маленький он.
День завершился без приключений. После ужина я погулял вокруг бараков, подышал воздухом. Гарью не воняло — ветер переменил направление и дул прочь от завода. Я то и дело поглядывал на юг, в сторону Поганого поля.
В коридоре барака я без труда отыскал люк в подпол и спустился туда. В обширном подвальном помещении с низким потолком хранились мешки с картошкой, морковь в песке, лук, редька, свекла, соленья-варенья в мутных банках на полках. Осталось их как-то перетащить на мусоровоз.
Витьки весь вечер не наблюдалось, и меня это устраивало, зато его предки вытрясали пыль из половиков и потертых паласов, развесив их на веревках поодаль от барака, привычно переругивались ядовитыми голосами.
Было скучно — ни интернета, ни книг. По словам тети, на асфальтированной улице есть библиотека, но было неохота туда топать. Охватило возбуждение перед ночной авантюрой.
Нагулявшись, я ушел в гаражи, осмотрел мусоровоз, попинал шины — судя по всему, литые, на мощных амортизаторах, — поставил все тяжеленные батареи на зарядку.
Придумалось, как поступить с едой. Сначала крутилась мысль обратиться за помощью к Даше, но после разговора с ней я передумал. Если она не разделяет моего стремления бежать, значит, пользы от нее не будет. Я возьму садовую тачку на двух колесах, нагружу овощами и, если получится, приспособлю туда несколько банок с солениями.
С наступлением ночи часа два я лежал без сна, слушая тихое дыхание и покашливание тети, затем беззвучно поднялся, прокрался на кухню, открыл входную дверь.
— Ты куда? — спросила тетя ясным голосом.
Я вздрогнул и застыл.
— Не спится. Пойду, погуляю, освежусь.
— А, ладно. Далеко не отходи, не то заблудишься. Темно… И глюк у тебя…
Я промычал невнятное и выскользнул из квартиры. Стало неловко — она обо мне заботится, а я намерен прямо сейчас ее обокрасть. Я мысленно оборвал сам себя: обокрасть я собираюсь не ее лично, а эту долбанную шарагу, в которой меня держат против воли.
В коридоре прислушался. Не одному ли мне не спится? Мертвая тишина. Я тихонько спустился в подпол, включил слабосильную лампочку, набрал мешок разных овощей, вылез наружу и положил в тачку. Снова спустившись, вытащил второй мешок. Взялся за тачку и выкатил ее из барака.
Пока катил тачку по тропинке к гаражам, прикидывал, что скажу, если меня застукают. Притворюсь лунатиком, который не отдает себе отчета из-за глюка? Если попадется Модератор, просто вырублю его невидимым ударом тренера Фольца и не буду ломать голову над оправданиями.
Но никто на моем пути не попался. Ночные гуляния в Вечной Сиберии не в почете, всю лишнюю энергию люди изливают в квестах, мирно полеживая себе в камерах и никому не мешая.
Я дотащил тачку до гаражей, трясущимися руками распахнул ворота, с трудом загрузил тачку с мешками в кузов и запрыгнул в кабину. Нахлынул страх, что прямо сейчас набегут Модераторы, выдернут меня из-за руля, положат мордой в землю, заломят руки… Однако тишину ночи ничто не нарушало — даже лай собак и уханье сов.
Я включил двигатели, радуясь, что гаражи находятся на значительном расстоянии от бараков и электрические моторы такие негромкие. Панель управления светятся желтоватым светом, фары я не включал, и за лобовым стеклом почти полная темень, в которой горят низкие звезды и два-три окна в дальних бараках. Я аккуратно нажал на педаль газа, мусоровоз сдвинулся с места, под шинами захрустела щебенка.
Оставив гараж распахнутым, я поддал газку и практически вслепую доехал до самого забора, благо на дороге не с чем столкнуться при всем желании. Все шло так гладко, что не верилось. Замок на заборе заглотил перфокарту и открылся, я выдернул карту и заскочил в мусоровоз. Проявилось желание не запирать ворота так же, как и гараж, но что-то заставило все-таки их запереть — то ли не хотелось откровенно и цинично показывать весь проделанный путь, то ли сработала подспудная ответственность, которая требовала не оставлять хозяйство с распахнутыми дверями.
На территории Поганого поля я врубил фары и прибавил скорость, в полуоткрытое окно задул прохладный ароматный воздух — он пах хвоей и свободой. От езды в ночи и чувства полной свободы настроение поднялось, захотелось запеть или просто заорать во всю глотку, но я воздержался.
Свет фар выхватывал из тьмы две белесые колеи, серо-зеленые космы травы, нависающие над дорогой ветки. Двигатель работал ровно, без перебоев, индикаторы батарей показывали полный заряд. Меня покачивало на сидении, и где-то в груди зародилась уверенность, что все будет чудесно и распрекрасно, что этой же ночью я доберусь до большой трассы и раз и навсегда распрощаюсь с этим идиотским кошмаром.
Без проблем, с ветерком, я домчал до карьера и остановился. Фары оставил включенными. Когда двигатель умолк, навалилась тишина — ни шума ветра в листве, ни голосов животных и птиц, ни звона насекомых, лишь изредка трещали сучья в лесу, словно кто-то крадется. Я сроду не бывал в тайге и понятия не имел, какие звуки издает ночной лес, но здравый смысл подсказывал, что настолько тихо быть не должно. Ведь в Посаде слыхать, как ухает сова и поют сверчки…
Тишина давила на психику, действовала на нервы. Стараясь не прислушиваться к неестественной тишине, я проскользнул по узкой тропинке до вагончика из рифленого листового металла, принялся открывать замок, двигая, как Витька, рычажком по лабиринту щелей, но ничего не получилось. Я вроде бы неплохо запомнил, чем и куда двигать, но замку было на это начихать. Что-то я запомнил неправильно…
Здорово мешала темнота. Я с запозданием понял, что надо было заранее озаботиться хорошим фонарем, свистнуть его где-нибудь в Посаде, но я совершенно позабыл о такой мелочи. Фары светили на вагон, но свет заслоняли густые заросли травы и моя собственная тень. Как я не старался встать боком, светлее не становилось, а копаться в замке было страшно неудобно.
Луны не видать — ни малейших признаков. Наверное, новолуние.
По спине пролился холодок — неужто не открою? Что делать в этом случае — возвращаться за Витькой? Да нет, глупости, никуда я не вернусь.
От напряжения перед глазами замельтешили светящиеся мушки. Я поначалу не обратил на них особого внимания, усиленно заморгал, но внезапно мушки оформились в мелкие символы — буквы или цифры. Такое со мной уже случалось, но на сей раз светящиеся знаки получились куда отчетливее. Я перестал с нарастающей нервозностью копаться в замке, скосил глаза, пытаясь прочитать знаки, но они “убежали” вслед за движением глазных яблок. Тогда я, замирая от смешанного чувства страха и изумления, уставился в одну точку и постарался распознать знаки боковым зрением.
Видно было плоховато, но я навострился. Прочитал:
ЗАДАЧА: ОТКРЫТИЕ КОДОВОГО ЗАМКА.
РАЗРЕШИТЬ ПОДКЛЮЧЕНИЕ АРХИВНОЙ ПАМЯТИ.
ДА/НЕТ.
Я отшатнулся от двери с замком, словно буквы появились на стене вагончика, а не на моей собственной сетчатке или роговице. Сердце забилось пойманной птицей, ноги ослабли. Что это такое? Чип заработал? Но мы с Витькой его сожгли! Или электрическая пушка, наоборот, активировала имплант?
Воображение молниеносно нарисовало зловещую картину: Рептилоиды на самом деле ни на секунду не теряли меня из виду, “пасли” через чип, это я, дурачок, возомнил, что хитрее и умнее тайной организации, построившей в тайге целое государство. Сейчас они направляют сигналы прямо в мозг, чтобы я поступал так, как нужно им. Я автоматически огляделся, хотя и понимал, что никого не увижу.
Буквы перед глазами побледнели, намекая, что вскорости вовсе пропадут. Провалиться бы этим Рептилоидам, подумал я и прошептал:
— Да…
Надпись тотчас испарилась, вместо нее мягко засветились цифры “84319” и небольшая схема лабиринта, по которой двигалась сияющая точка. Задрожали руки, как у больного паркинсонизмом, но я все же набрал нужную комбинацию цифр и передвинул рычажок в соответствии с предложенной схемой.
Замок клацнул и открылся.
В очередной раз накрыло ощущение нереальности происходящего. Итак, что же получается? Чип мне помогает, а Рептилоиды хотят, чтобы я сбежал? Но зачем им было меня сюда помещать?
Я поколебался и мысленно махнул рукой. Какая разница? Главное — выбраться…
Открыл дверь, вошел в вагончик — не разглядишь ни фига. Перед глазами снова плыли пятна и знаки, но распознать ни один из них не удалось — слишком они были мутные и неоформленные. Ругаясь сквозь зубы, я наощупь нашел люк, поддел его и поднял. Пока в полной тьме спускался в мастерскую, в голове вертелась идиотская мысль: вот сейчас загорится свет, а в бункере Димон и прочие Рептилоиды вроде доктора Пономарева поднимают меня на смех…
“Сюрпрайз, мазафака!”
Я нащупал выключатель и сощурился от вспыхнувшего света. В мастерской никого. Я забегал между столами и полками, выбирая, что взять в первую очередь. Придется как следует поработать грузчиком. Я повесил на грудь автомат, проверил предохранитель и магазин (полный!), на пояс приспособил мачете в чехле — на случай нападения кого бы то ни было, на лоб нацепил фонарь — он мигал и временами гас, но в целом светил.
В первую очередь я перетащил наверх палатку, потом оружие и разные инструменты. Все это добро сложил у люка, выбрался из мастерской и в несколько заходов перетащил в кузов мусоровоза.
Работенка оказалась не из простых, под конец пот лил градом. Интересно, как долго мой предшественник вместе с Витьком свозил сюда все эти вещи? Вдвоем им наверняка было проще работать…
Синие буквы и цифры перед глазами исчезли окончательно. В угаре лихорадочной работы я забыл о них, а когда вспомнил, их не было.
Мастерскую я опустошил почти подчистую, оставив ни на что не годный хлам и металлолом, в том числе какую-то гирлянду желтых лампочек. С облегчением запер вагончик на мудреный замок и уселся за руль.
Куда ехать, не представлял. Наверное, поеду по колее, затем надо будет куда-то свернуть, чтобы запутать возможную погоню. Подожду рассвета и при свете дня двину дальше на юг. Рано или поздно наткнусь на нормальную дорогу.
Когда оформился план, появилась и уверенность. Я ехал по неведомым краям и чувствовал, что автомобиль с набитым кузовом катится труднее. Индикаторы батарей, тем не менее, по-прежнему показывали полный заряд. По широкой кривой я объехал карьер и углубился в практически свободную от леса местность с отвалами, траншеями неизвестного предназначения, брошенными вагонами и сломанной техникой. Эта местность тянулась километра три, после чего снова начались лесочки — постепенно они слились в один сплошной лес. Дорога основательно заросла травой-бурьяном, колеи не разглядишь, встречались поваленные стволы, но в общем нетрудно понять, что когда-то здесь пролегал некий тракт. Я надеялся, что не придется таскать тяжеленные поваленные деревья.
Через полчаса лес поредел и превратился в заросшее разнотравьем поле. Судя по всему, раньше здесь были пашни. Фары выдергивали из тьмы стебли высокой травы, которые падали под ударом бампера. Вдали темнели прямоугольные силуэты построек.
Что это у нас? Брошенный Посад? Зачем его бросили — из-за нашествия вымышленных Уродов?
Слева в поле, в пяти-шести метрах от едва различимой обочины, лучи фар упали на высокую человеческую фигуру. Я подпрыгнул от неожиданности на сидении, выпустил на секунду руль, схватился за автомат. Мусоровоз сбавил скорость и покатился чуть правее нужного.
Это было пугало, но сердце долго не унималось от сильного испуга.
Я проехал мимо, но вскоре остановился — страх, облегчение и сомнение, что это все же пугало, а не кто-то еще сплавились в один тяжелый ком в животе, требуя разобраться в ситуации. Нужно было непременно убедиться, что это чучело, а не, скажем, неведомый Урод Поганого поля. Я включил налобный фонарь, выбрался из кабины и пошел назад. Снова со всех сторон сдавило ненатуральное ночное безмолвие.
Нет, все-таки пугало: лицо сшито из мешковины, глаза — черные дыры, широченный зев рта, стеганая полусгнившая телогрейка и подбитые ватой штаны. Пугало висело на двухметровой металлической треноге и слегка покачивалось, хотя ветра нет, — такое впечатление, словно кто-то его толкнул и скрылся в высоких зарослях.
Стало неуютно, и я поспешил вернуться в машину и тронуться с места. Был самый глухой час ночи. Тишина и непроглядная темнота. Звезды и те будто отдалились. Если погаснут фары и мой мигающий фонарик, я окажусь в чернильном осязаемом мраке… Не ожидал, что поездка по ночной тайге — такое криповое занятие. Тихий голосок в голове зашептал сумбурное, предлагал вернуться в родной барак, к тетке в спальню и больше не рыпаться. Рано или поздно Рептилоиды дадут о себе знать и сами вызволят меня, когда завершат все свои извращенные эксперименты.
Я обрубил себя. Глупости. Назвался беглецом, полезай в мусоровоз и газуй!
Дорога снова стала грунтовой, сквозь плотно спрессованную глину и щебень не могла пробиться никакая растительность. Дорожная лента пролегала между заброшенных бараков, гаражей и сараев, многие из которых были полуразрушены. Ни одно окно, само собой, не светилось, пустые черные проемы окон напоминали глазницы пугала.
Брошенный посад внушал больший ужас, чем ночная безмолвная тайга. Захотелось ускориться и проскочить это место как можно быстрей. Казалось, здесь и вправду затаилась некая погань, осквернившая человеческое жилье, отчего жить в этих краях стало невозможно.
Я приблизился к узкому проезду между двумя бараками. Один из них был развален почти до основания, остался каменный фундамент и пара бревенчатых стен. Другой сохранил все стены, но лишился крыши. Посреди дороги валялась телега с тремя колесами, четвертое колесо лежало отдельно, в паре метрах. Я ругнулся и остановился — придется расчищать путь.
Снова включил фонарь на лбу и, поеживаясь, пошел к телеге, ярко освещенной фарами. Телега оказалась тяжеленной, вросшей в глинистую почву. Поднатужившись, я кое-как откатил телегу к той обочине, где стоял относительно целый барак.
И увидел в тени за углом барака пугало на треноге.
Я не так сильно испугался, как в первый раз, но все же изрядно струсил. И изумился — зачем поставили второе пугало не в поле? Смеха ради?
Рассердившись на самого себя из-за трусости, я специально подошел к пугалу, придерживая автомат у груди, сдернул одной рукой ветхие и пыльные ватные штаны. Они сразу свалились, подняв облако пыли, заискрившейся в свете фар, и я увидел человеческий таз и кости ног, обтянутые высохшей темной кожей. Зрелище было настолько неожиданное и неуместное, что до меня не сразу дошла его суть, — некоторое время я тупо пялился на нижнюю часть мертвого человека, замаскированного под пугало. Также не сразу догадался, что это вовсе не второе пугало, а то самое, первое…
Пока я торчал с разинутым ртом, тренога шевельнулась, отчетливо лязгнули многочисленные суставы, а удерживающие скелет и одежду веревки лопнули. “Пугало” с шуршанием обрушилось на землю. На секунду показалось что-то вроде ржавого цилиндрического нечеловеческого лица, узкого “тела” треноги, вокруг которой завивались черные гофрированные шланги, и тренога отпрянула от света фонаря в темноту.
Я тоже отскочил — да так резво, что шлепнулся на задницу. Подхватился, задом отбежал дальше — сам не знаю, как, — схватил автомат и нажал на спусковой крючок. Оглушительная очередь больно ударила по барабанным перепонкам, пули с резким ядовитым звоном отскочили от треноги, ушли в деревянную стену.
Фонарь на лбу замигал. Я, подвывая от страха, побежал к машине и на полдороге заметил, как из груды кирпичей и досок в центре полуразрушенного барака кто-то лезет, как вылезают длинные бледные руки. Заскочил в кабину, дал задний ход, вывернул баранку, снова переключил рычаг.
Назад, назад, в родную Вечную Сиберию!
Пока разворачивался, свет фар широким полукругом мазнул по окрестностям, выдернул из темноты заросшую лужайку за полуразрушенным бараком. По лужайке брели фигуры голых бледных людей — десятка полтора. С ними что-то было не так: тела кошмарно искажены, движения неестественные. Несколько бледных тварей выбиралось из строительного мусора. Донеслись хрип и завывание, уроды отшатнулись от света, скорчились. За краткий миг, пока фары освещали это причудливое шествие, я успел взглядом ухватить шагающую среди них треногу, похожую на боевую машину марсиан из “Войны миров”.
Это ночной кошмар, подумал я. Но в то же время отчетливо ощущал свое дрожащее тело, слышал хриплый свист в глотке, бешеный стук сердца в груди.
Костюмы, в которые переодеваются люди из Посада, чтобы пугать беглецов? Да ни хрена это не костюмы!
Развернувшись, я помчался назад на максимальной скорости. Перед глазами вспыхнули строки:
СОСТОЯНИЕ ОРГАНИЗМА
УРОВЕНЬ СТРЕССА — КРАСНЫЙ
ВОСПРИЯТИЕ ОПАСНОСТИ — НАИВЫСШЕЕ
РЕКОМЕНДУЕТСЯ УСКОРИТЬ СИНАПС-РЕФЛЕКСЫ
ДА/НЕТ
— Да! — просипел я, вертя руль, чтобы вписаться в зигзагообразную колею и не вылететь на обочину.
Внезапно мир вокруг замедлился, воздух стал тягучим, вязким, сопротивляющимся, а звуки низкими — двигатель гудел на октаву ниже, бурчал что-то басом, ветер в открытом окне не свистел больше, а утробно шипел. Я вписывался во все повороты с невообразимой скоростью и ловкостью. В зеркале заднего вида в свете задних габаритных огней бледное полчище словно бы застыло на месте, еле передвигая ноги.
Я пролетел по лесному тоннелю, выехал на пустынную площадку вокруг карьера, обогнул его. Машину занесло на повороте, но я успел вырулить в сторону заноса и удержал мусоровоз на колесах. В гудении двигателя проявились нотки надрывности, индикатор одной батареи упал на четверть.
Когда я въехал в лесок, надпись на моем виртуальном экране уведомила:
УСКОРЕННЫЙ РЕЖИМ БУДЕТ ВЫКЛЮЧЕН ЧЕРЕЗ 5… 4… 3…
Тягучесть воздуха и низкие обертоны всех звуков рывком пропали, зато машина как бы ускорилась — оказалось, что я еду в разы быстрее, чем казалось раньше. Я растерялся и, не успев перестроиться, потерял управление. Машину опять занесло, высокие стебли травы ударили по лобовому стеклу, колеса подскочили на ухабах, машину понесло в овраг. Я вцепился мертвой хваткой в руль, но сильнейший рывок вырвал его из моих онемевших пальцев. Я ударился обо что-то твердое теменем и потерял сознание.
***
Сознание вернулось вместе с тянущей противной болью в черепе. Я открыл глаза и сморщился от света — рассветало, за лобовым стеклом качались стебли. Тишина, двигатель молчит, панель не светится. Я зашевелился, ощупал себя — руки-ноги вроде целые, переломов нет, но тело покрыто мокрым потом, аж одежда промокла.
Минут пять, если не дольше, я приходил в себя, попутно пытаясь понять, куда меня занесло. Слева пологий склон, справа густой лес. Раннее утро — я провалялся в обмороке не меньше часа.
Вспомнились бледные твари и шагающая тренога, и я быстро огляделся — никого. Закружилась голова, но головокружение скоро прошло. Надеюсь, обойдется без сотрясения мозга…
На груди по-прежнему висел автомат. Я подумал: а что если я ударился головой, и мне все примерещилось?
Нет — все было по-настоящему. Я не из тех, кто путает реальность и фантазии.
Вылез из машины. Лес был темным, а небо — насыщенного синего цвета. Солнца нет, хотя достаточно светло. Прохладно. По колено, а иногда и по пояс в траве я обошел мусоровоз в поисках повреждений.
Внешне машина была в полном порядке. Я снова забрался в кабину и попытался включить двигатель, вынимая и возвращая в щель карту — бесполезно. Где-то имелось повреждение.
Или аккумуляторы сдохли?
Я открыл капот — дверку сразу под лобовухой. У мусоровоза капот не выпирал из кабины. За дверкой взору открылась мешанина больших плат и проводов, без намеков на двигатель. Я раскинул мозгами — похоже, у каждого колеса машины свой мотор, а в капоте находятся процессор и распределитель электричества.
Перед глазами возникла надпись:
РАЗРЕШИТЬ ПОДКЛЮЧЕНИЕ АРХИВНОЙ ПАМЯТИ
ДА/НЕТ
“Да”, — мысленно проговорил я, и поверх проводов, на которые я пялился, пролегли светящиеся синие линии. В одном месте линии пульсировали оранжевым. Я полез в провода, отодвинул неведомую пластину и увидел оторвавшийся провод. Найдя в кабине разводной ключ, с трудом открутил промасленный болт, обмотал вокруг него оголенную часть провода и снова затянул болт. Оранжевая линия погасла, остались синие.
Я принялся прилаживать пластину на место и заметил на ее обратной стороне выгравированные слова.
СДЕЛАНО В РЕСПУБЛИКЕ РОСС
Ниже нацарапано от руки:
ПОГАНОЕ ПОЛЕ — НЕ ВЕСЬ МИР
Это мой предшественник начертал? Он тоже подозревал, что Поганое поле не покрывает весь мир, как считается в Вечной Сиберии?
Посетила нехорошая догадка, что я повторяю путь моего предшественника…
Чем он закончил? Жив ли вообще?
Жители Вечной Сиберии ошибаются не во всем — Поганое поле на самом деле населено Уродами и живыми пугалами. Сейчас, при свете нарождающегося дня, события ночи представлялись далеким ночным кошмаром. Стал ли я жертвой очень детальной иллюзии, инициированной чипом?
Я сел за руль, включил двигатель — точнее, двигатели, — и они послушно заурчали. Панель осветилась, индикаторы батарей показывали низкий заряд. Наверное, заряд израсходовался быстрее обычного из-за той гонки, что я устроил ночью. Я осторожно вырулил из оврага по пологому склону, выбрался на дорогу и поехал обратно, в родные, так сказать, пенаты.
Чувствовал я себя сильно не в своей тарелке. Но ехать в дебри Поганого поля не было желания однозначно. Надо все обдумать, обсудить с Витькой. Передвигаться одному по этой неизвестной территории неразумно. Витька нужен позарез.
Ехал медленно, чтобы не разряжать преждевременно батареи, но на каждый ухаб голова реагировала приступом боли. Когда подъезжал к воротам, головная боль почти прошла, зато настроение упало ниже плинтуса. Я проехал на территорию Посада и успел запереть ворота, когда подкатили две машины с четырьмя Модераторами. Они выскочили из тачек, точно спецназ, — все вооружены длинноствольными пистолетами, мне в жизни такие не встречались.
Вперед вышел знакомый крысеныш.
— Возвращение блудного сына! Обнял бы тебя, да твой автомат мешает. Сними его и положи на землю, живо!
В памяти всплыли слова Даши:
“Рано или поздно он тебе отомстит. Да и не только тебе, всем нам. Даже скорее рано, чем поздно”.
Вот и добрался.
Под прицелом пушек Модераторов я послушно снял оружие и положил на утрамбованную землю.
— Ночью выезжать за пределы Вечной Сиберии непозволительно, — заявил Модератор. — Это прямое нарушение закона нашей страны. Не знаю, что ты там потерял и насколько виноват твой глюк — в любом случае это нарушение непреложного закона. Поэтому — добро пожаловать в карцер.