Утром оставались отголоски слабости из-за кровопотери, но после плотного завтрака — разогретых на небольшом костерке мясных консервов — и крепкого чая я пришел в относительную норму.
При воспоминании о ночном приключении пробирала дрожь. Я ведь совершенно не почуял вампира, присосавшегося к шее. Он выхлебал бы всю мою кровь, а я бы в ус не подул! Пока не загнулся бы.
И потом — Големы! Не их ли я заметил под водой в большом кратере?
— Сколько разновидностей Погани знаешь? — спросил я Витьку.
— Уроды — раз. Лего — два… Кстати, они бывают разные, большие и маленькие. Вампиры — три. Големы — четыре. Грибы хищные — пять. Явления — шесть. Пустые — семь. Старики говорят, что еще есть виды.
— Что за Явления?
— Типа привидений или духов… Хотя какая между ними разница? Короче, они через стенку проникать умеют.
— Вот хрень! — вырвалось у меня.
— Они все света боятся, — успокоил Витька.
— А Пустые?
— А вот про них вообще никто ничего толком не знает. У них внутри ничего нет.
— Да ну, кэп? — насмешливо сказал я.
Витька спокойно ответил:
— Я не кэп. Я говорю то, что слышал.
Я отхлебнул чаек.
— Будем надеяться, что эти поганцы к нам в гости не заявятся.
После завтрака Витька отправился в кратер за утопленным фонарем. Он твердо следовал своему кредо не разбрасываться никакими вещами. Я поковылял за ним, но к озерцу, где, как оказалось, прячутся Големы, не спустился. Днем Големы, как и прочая Погань, безвредны, и я лично плавал в паре метров от них, но инстинкты требовали держаться от них подальше.
Первую половину дня мы посвятили обыску домов на предмет радиоаппаратуры, которая сгодилась бы для прослушки эфира. Но ничего подобного не отыскали. По ходу тот прибор, который попался мне на глаза в квартире, был исключением, раритетом, что ли. Или хозяин квартиры коллекционировал радио, но в связи с чрезвычайной редкостью раритета заимел только один экземпляр, которым регулярно любовался на кухне. В этом мире радио вполне может быть чем-то вроде телетайпа в моей вселенной или шифровальной машины “Энигма” времен Второй Мировой — причудливой и бесполезной диковиной.
Удивляло тотальное отсутствие гаджетов вроде наших смартфонов и планшетов. Допустим, в каждом доме есть визуальные поверхности на стенах и столах. Но разве жителям города не нужны средства дистанционного общения в дороге или за пределами города? Я копался во всех шкафчиках и закутках домов, оттирая наслоения липкой плесени, но не нашел ни смартфонов, ни виртуальных очков. Точнее, темные очки попадались, как и очки с прозрачными стеклами, но не было намека на встроенный интерфейс и мало-мальскую плату.
Предположим, здешние технологии таковы, что я и не отличу обычные очки от виртуальных. Однако, судя по всему, технологии не сильно отличаются от привычных для меня. В этом городе нет ничего по-настоящему запредельно продвинутого, все приборы имеют аналоги в моем мире, просто в этом городе их концентрация достигает максимума. Это своего рода Дубаи, в который вбухали чудовищное количество бабла, чтобы он потрясал весь мир своими грандиозными понтами.
Я спросил себя: хотел бы я жить в таком городе? Наверняка здесь бушевал бешеный ритм жизни — впрочем, как и в любом крупном полисе моего мира. Впрочем, обилие кафешек указывало и на то, что горожане умели бездельничать. Теплый климат, технологии, красота архитектуры — да, я бы пожил в таком городе… Но не безработным, снимающим тесную квартирку.
Обшарив три огромных многоквартирных небоскреба, мы сделали передышку на террасе, где когда-то цвел сад. Здание имело вид ступенчатой пирамиды, над нами нависали еще террасы с садами. Витька сел на перевернутую кадку, а я примостил зад на нагретый камень парапета.
Вдруг Витька вскочил, глядя вверх.
— Кто это?
Я схватился на оружие и только потом ядовито спросил:
— Опять кошку увидел?
— Это не кошка!
Он побежал по лестнице, я ринулся за ним. На сей раз с трепетом в душе я разглядел человека — женщину в просторном багровом одеянии, с гривой темных волос. Она неслась прочь как на крыльях, и секундой позже я увидел, что она катится на скейте по гладкой каменной поверхности.
Терраса впереди понижалась и, сделав изящный полукруг, сливалась с нижней. Беглянка на скейте (вчера мы видели ее гриву, а вовсе не кошку) катилась вниз с ловкостью опытного скейтера. Я переключил автомат на одиночные выстрелы и нажал на спусковой крючок. Пуля с визгом отбила кусок камня от парапета в метре от женщины. Я, собственно, и не целился в нее, стремился всего лишь напугать. И напугал: женщина свалилась со скейта, покатилась кубарем, доска унеслась вниз и пропала из виду.
Мы с Витькой с топотом приблизились к женщине. Вблизи выяснилось, что это молодая особа с сильно загорелым лицом, густыми волосами, спереди неровно подстриженными, в криво сидящих очках в пластиковой оправе. На ней были легкий багровый плащ с широким капюшоном, просторная рубаха серого цвета, нечто вроде зеленоватых шаровар и мокасины.
Оглядевшись — нет ли кого еще? — я спросил у нее:
— Ты одна? Почему убегала?
Она лежала на боку, показывая нам обе ладони, и косилась на автоматы. На лице — страх, настороженность и недоумение.
— А ты бы убегал, если на тебя несутся с оружием? — спросила она низким, но приятным голосом с едва заметным акцентом: то ли прибалтийским, то ли немецким.
Я закряхтел, прикидывая, как ответить на этот резонный вопрос. И на миг отвлекся. Скейтерше этого хватило, чтобы в лежащем положении молниеносно пнуть Витьку с такой силой, что он перевалился за парапет и повис на руках в трех метрах над тротуаром. Пока я с недоумением смотрел на него, не успевая за событиями, незнакомка схватила дуло моего автомата и дернула вверх. Я нажал на спуск, грянул выстрел, затем еще один, пули улетели в небо. Где-то с шумом взлетели птицы.
Шустрая дама потянула автомат на себя, при этом отводя дуло в сторону, и ударила меня ногой прямо в голову. Я сам не понял, как свалился на ступени, изрядно приложившись затылком, а автомат слетел с шеи и скользнул по пандусу куда-то вниз.
Спустя долю секунды я вскочил на чистых рефлексах, ошарашенный внезапной и мощной атакой. Но амазонка уже была на ногах и снова врезала мне ногой с разворота, как Чак Норрис. Я упал, но по привычке (сказались тренировки в секте дзюдо) успел свалить противника “ножницами” и вскочить.
Я глянул за парапет — Витька перебирался через него. Поймав мой взгляд, крикнул:
— Я в порядке!
Мой автомат валялся в пяти метрах ниже по пандусу, Витька свое оружие ухитрился выронить, пока падал с парапета. Незнакомка прыжком вскочила и выхватила из-под балахона кривую саблю, похожую на ятаган. Вспомнив про мачете, я тоже вытащил клинок.
Беда, мелькнуло в голове, сейчас порубим друг друга.
Я открыл рот, чтобы начать переговоры, но бешеная дама бросилась в атаку, и пришлось в спешном порядке отбивать удары. Зазвенела сталь. Я сразу сообразил, что мачете отлично подходит для рубки веток, но для драки это неудобное оружие.
Амазонка теснила меня наверх, и от того, что я находился выше, не было никакого профита. Я не Оби Ван, знаете ли. Было заметно, что рубиться ятаганом для амазонки дело привычное: по ее позе, по продуманным экономным движениям, но силе удара. Я отступал, в панике прикидывая, как бы унести ноги подобру-поздорову, а она напирала как берсерк. Еще секунда, и я пропущу удар и покажу небесам свои внутренности.
И тут, как божье благословение, заработал апгрейд:
ВКЛЮЧИТЬ БОЕВОЙ РЕЖИМ
— Да! — взвизгнул я.
ВКЛЮЧЕН БОЕВОЙ РЕЖИМ. 10… 9… 8…
Блин, а почему только на десять секунд? Надо поторапливаться!
Мир знакомым образом замедлился, звуки стали гулкими и низкими, движения амазонки — неспешными, тягучими. Мое тело обрело самостоятельность, рука с мачете выстреливала вперед, как змея, я фехтовал, как бухой Зорро. На лице незнакомки проступило изумление, она перешла в защиту и принялась потихоньку отступать назад и вниз.
Каким-то мудреным круговым движением я выкрутил ятаган из руки противницы и приставил мачете ей к горлу.
2… 1…
БОЕВОЙ РЕЖИМ ВЫКЛЮЧЕН
Мир рывком ускорился, стал обычным. Ну, что ж, клятый дебафф наверняка сократил время действия боевого режима, но этого хватило. Главное — не моргнуть, а то шустрая баба живо открутит голову.
Витька, который перелез обратно через парапет и в темпе смотался вниз, возвращался с обоими автоматами.
— Сдурела? — осведомился я у незнакомки. — Поранить могла же!
— Олесь, — позвал Витька. Я скосил глаза. Он бросил мне мой автомат, я поймал его левой рукой.
Незнакомка стояла, слегка откинув голову назад, потому что лезвие мачете упиралось ей в горло, и приподняв обе руки. На лице — мрачное выражение. Очки она в бою не потеряла и хмуро смотрела на меня сквозь линзы.
Витька сказал ей:
— Мы не хотели тебя убивать. Просто интересно, кто ты такая и почему за нами следишь.
Я сделал шаг назад, убрав мачете, зато прицелился в нее из автомата. Все это время Витька тоже в нее целился и близко не приближался, наученный горьким опытом.
— Я за вами не следила, случайно наткнулась.
— Вчера мы тебя видели, — возразил я. — Ты успела спрятаться. Чего тебе надо?
— Я тут живу. А вы кто такие?
Витька улыбнулся. Он уже забыл, что висел на парапете, а до этого получил крепкий удар ногой в живот.
— Меня зовут Виктор, это Олесь. Мы с Вечной Сиберии.
Выразительно зыркнул на меня: мол, углубляться в перипетии твоей биографии не буду.
Воинственная очкаричка перевела взгляд с меня на него и обратно. Криво усмехнулась.
— Ты умелый воин. Меня зовут Кира. Из племени… сейчас уже неважно из какого племени.
Я тяжело задышал. Не от похвалы, а накатывающей усталости: сказывались последствия боевого режима после кровопотери. Если б не вампир, я бы продержался дольше и сердце бы в висках барабанной дробью не стучало. К счастью, десяти секунд вполне хватило.
— А ты хорошо дерешься этой штукой, — вернул я комплимент. — Ятаган называется, верно? Я читал про него в книге про Османскую империю.
— Почему вы ушли из Сиберии? — спросила Кира, опуская руки. Мы, впрочем, стволы не опустили.
— Чтобы присоединиться к Отщепенцам, — ответил Витька.
Глаза Киры сверкнули.
— Ищите свободу?
— Именно! — горячо сказал я.
Кира слабо улыбнулась.
— Настоящей свободы нет на земле. Даже у Отщепенцев.
— А где она есть?
Я задал этот вопрос не без надежды: а ну как ответ ей известен?
Кира помялась, словно прикидывая, как поступить. Решительно сказала:
— Идемте за мной.
***
Мы втроем стояли перед широким пятиэтажным зданием, которое будто состояло из поставленных друг на друга овальных тарелок. Оно размещалось среди хитросплетений улиц, бесконечных садов и искусственных озер. Края “тарелок” — длинные галереи, куда можно выйти из внутренних помещений. На крыше лениво вращались три причудливые конструкции, напоминающие дырявые алюминиевые паруса на вертикальной мачте.
Мусоровоз я припарковал посреди площади. В Киру мы с Витькой больше не целились, и она на нас не нападала. Все-таки наше сражение оказалось простым недоразумением — никто никому по-настоящему не угрожал. Если б не мой апгрейд, Кира нашинковала бы и меня, и Витьку и считала бы, что спаслась таким образом от врага. Наверное, все конфликты и войны тоже начинаются с ерунды, и их можно вовремя остановить, если бы люди прилагали к этому больше старания и не думали о своем потревоженном “эго” и выгоде.
— Что это за херабора? — спросил я, указывая на “паруса”.
Кира молча прошла мимо заполненного грязной дождевой водой фонтана, подошла к знакомой четырехгранной тумбе, с силой нажала на одну из граней у верхнего края. И над тумбой, к нашему с Витькой удивлению, вспыхнула голографическая надпись:
“ГОРОДСКАЯ БИБЛИОТЕКА”.
— Они работают! — воскликнул Витька. — Мы думали, все оборудование плесень съела.
Обернувшись через плечо, Кира сказала:
— Так и есть. Но уличные голографические генераторы рассчитаны на непогоду и разрушительное воздействие плесени.
Слух резанул стиль ее речи — будто по бумажке читает. Как жители Вечной Сиберии, когда разглагольствуют о своей великой родине. Вероятно, Кира декламировала наизусть прочитанное.
— Я читала в инструкции к городским оповестительным приборам, — подтвердила мою догадку очкастая амазонка.
— Зачем нам библиотека? — спросил я.
Кира медленно заговорила, с трудом подбирая каждое слово:
— Ты сказал, что читаешь книги. Про ятаган… Я подумала, ты должен понять. Настоящая свобода только в книгах. В историях — реальных и вымышленных. В реальности ее нет. Пойдемте, и вы поймете.
Я привычно переглянулся с Витькой. Свобода в книгах? А я-то рассчитывал услышать от нее что-нибудь дельное… Похоже, нам попалась еще одна чокнутая, как Повелитель Поганого поля. Решетников — гений-одиночка и одновременно псих с манией величия, а Кира — девушка-ботаник и одновременно фехтовальщица. Поистине, Поганое поле порождает странных и удивительных персон.
Мы последовали за ней к парадному входу, вошли в просторный холл с лифтами и лестницами. Гардероба в библиотеке не предусматривалось, и неудивительно: климат слишком теплый, чтоб носить верхнюю одежду и сдавать гардеробщику.
Кира уверенно провела нас на второй этаж. Остановилась перед мощной дверью из тусклого вещества, смахивающего на сталь, но это определенно не было сталью и даже металлом. Боевая библиофилка повернула мощную рукоять, и дверь с низким гулом отъехала в паз. На нас пахнуло теплым и очень сухим воздухом, наполненным запахом книг.
— Быстро проходите!
Мы шмыгнули через порог, и Кира заперла дверь.
— Чувствуете запах? Потрясающе, правда?
Перед нами протянулся длинный коридор с окном от пола до потолка в конце. В коридор открывалось множество дверей. За дверями в слабом свете из окон громоздились книжные полки. Из вентиляционных решеток у самого пола тянуло сухим воздухом.
Кира, откинув багровый плащ назад, вошла в одну из комнат и начала ходить среди полок с зачарованным, восторженным выражением лица.
— Книги сохранились в первозданном виде, потому что воздух кондиционируется специальным устройством, который до сих пор действует за счет силы ветра.
— Ты сама его сделала? — с уважением спросил я, вспомнив рваные “паруса”.
— Не-е-ет! — поспешно ответила Кира. — Я не умею. Я из… из племени Огнепоклонников.
Я собирался спросить: “Кого?” Но она продолжила рассказ:
— Мы потеряли многие знания, и это становится очевидным, когда читаешь книги и гуляешь по этому городу. Мы живем как дикари, по дикарским законам. Мои соплеменники не понимают книг и чураются их. Не понимают, какое в них заключено богатство. Я ушла из племени, чтобы изучить это богатство. Прочитала за год почти все книги.
Витька охнул.
— Все книги?!
— По одному разу — почти все, кроме совсем неинтересных. По нескольку раз — примерно треть. Я помню самые интересные наизусть. А вот эта — моя любимая.
Она достала с полки томик, протянула мне. Название гласило: “Жизнь выдающихся людей”. На обложке красовался бородатый лик Леонардо да Винчи, возле него примостился кудрявый и чисто выбритый Исаак Ньютон, слепо таращились каменные бюсты Сократа, Платона и Аристотеля, похожие друг на друга, как братья. За ними выглядывали прочие физиономии выдающихся людей.
— А есть просто “История человечества”? — спросил я. — Желательно современная?
Кира прошла мимо полки, пересекла узкий проход и, не особо присматриваясь, выловила толстую книгу в суперобложке.
— Вот. Один из томов современной истории.
Я полистал томик, открывая наугад. В глаза бросился заголовок главы: “Хронология нефтегазовых войн минус 150 года”. Я вчитался в текст.
“…Системные противоречия в сфере энергоснабжения, связанные с финансовыми проблемами, высокой волатильностью новой мировой валюты, а также ухудшающейся экологией, возникли еще сто лет назад, во времена искусственно подогреваемой надправительственными элитами зависимости от невозобновляемых источников энергии. Но пика эти противоречия достигли в минус 148–152 годах, когда десятки вялотекущих военных конфликтов в разных уголках планеты вылились в так называемую Войну Всех Против Всех (ВВПВ). Некоторые эксперты называли ее Четвертой Мировой, хотя по ряду критериев она таковой не являлась, в значительной степени представляя собой столкновения в медиа-пространстве…”
Вспотев от напряжения, я перелистнул страницу.
“…Информационные войны с применением новейших средств коммуникации способствовали подмене реального мира искусственным, что вызвало три волны психодемии (см. глава 18 “Психодемии в посткарбонную эру”), сопровождающиеся массовым сумасшествием и самоубийствами в масштабах целых регионов разных стран. В моду вошла так называемая “публичная авто-казнь”, когда самоубийца сводил счеты с жизнью в присутствии многочисленных невольных свидетелей и на камеру с использованием спецэффектов. Всплеск появления Ассоциаций Фаталистов (см. глава 29 “Движение Фаталистов”), которые возвели теракты в ранг пост-экстра-модернистского искусства, пришелся на середину минус 148 года (по старому летоисчислению — 2150 год новой эры), когда изменение климата привело к гибели миллиарда жителей экваториальных стран”.
У меня затряслись руки, и пухлый томик шлепнулся на пол. Бросив на меня укоряющий взор, Кира подняла книгу и аккуратно вернула на место.
— Что случилось? — спросил Витька.
Я ответил неживым, чужим голосом:
— Мы в будущем. Я в будущем.
Витька и Кира смотрели на меня без эмоций. Чего им волноваться? Они-то не в будущем, это я в будущем. Точнее, я по-прежнему в настоящем, но весь мой знакомый мир остался в далеком прошлом, а между нами пролегли года безумия.
Лучше бы я попал в параллельный мир. У меня оставалась бы надежда на возвращение. Но сейчас, когда я прочитал пару страниц “Истории”, эта надежда окончательно умерла.
***
Мы вышли на улицу. Ни читать, ни разговаривать я не желал и не мог, а Витька не проявил к книжным богатствам особого интереса. Я молчал и почти ничего не воспринимал. Кажется, Кира о чем-то меня спрашивала, но я не отвечал, и она отстала.
На улице нас встретили знойные лучи солнца, которое выглядело как всегда, но, как выяснилось, успело постареть более чем на сто лет с тех пор, как я пообщался с Димоном. В сознании плавали обрывки мыслей, слов, строчек текста из “Истории”, чьи-то лица — то Модератора, то Леонардо да Винчи… Уверенный голос в голове осведомился, каким образом почти без изменений сохранился язык, если минул целый век и что, наверное, тут что-то не так, но я устало отмахнулся. Никаких матриц и экспериментальных зон. Я в будущем. Точка. Больше не буду терзать себя бесполезными сомнениями и тяжкими размышлениями.
Погруженный в размышления, я не заметил, что на улице нас встретили не только солнечные лучи, но и кое-кто еще. Когда Кира и Витька застыли и ощутимо напряглись, я поднял глаза.
На площади недалеко от мусоровоза гарцевали на лошадях два всадника в багровых, как у Киры, накидках с капюшонами. Под накидками безрукавки и джинсы — самые обыкновенные, с дырками на коленях и прочих местах. На мускулистых руках красовались кожаные (вроде бы) наручи и перчатки. Возможно, это были не наручи, а перчатки с длинными крагами — с такого расстояния разглядеть сложно.
— Утонуть мне в пепле! — крикнула Кира. — Борис!
В ее голове звучал не столько гнев, сколько досада и раздражение. Борис не вызывал у нее приятных чувств.
— Это кто такие? — спросил я тихо.
При виде нас всадники неспешным шагом приблизились к подножию лестницы, но остановились в трех десятках метров. Я положил руку на автомат.
У одного всадника, помоложе, было сильно обожжено лицо с одной стороны. Черты сгладились, кожа побурела, рот растянулся в кривой и зловещей ухмылке, ухо превратилось в куцый ошметок, а волосы начинали расти с середины головы. Второй, постарше, мог похвастать лысой, как яйцо, головой и короткой седой бородой. У обоих на седлах сбоку висели колчаны со стрелами, а луки они держали в руках. Возле колчанов болтались какие-то узкие чемоданчики с торчащими из них белыми трубками.
Кира резким движением (у нее все движения были резкими, она только к книгам прикасалась нежно) поправила очки и потянулась к ятагану.
— Молодой — мой брат Борис, — прошипела она, — старый — помощник нашего воеводы, Вячеслав.
Молодой улыбнулся, но красивее не стал — улыбка все еще была асимметричной и жуткой.
— Кира! — крикнул он мощным, но сорванным голосом человека, который много командует на плацу. — Вот ты где!
— Как вы меня нашли?
— Заметили дым. Ты себя выдала! Наконец-то…
Говорил он с тем же специфическим акцентом, что и Кира.
Я не поворачивался к Кире, но ощутил кожей ее испепеляющий взгляд.
— Вы что, не умеете разводить бездымные костры? — зашипела она, как рассерженная кошка, едва шевеля губами. — Я от них целый год пряталась, но приехали вы и мигом напортачили!..
— А мы знали, что ты скрываешься? — огрызнулся я. — Или вообще, что существуешь в природе?
Борис заорал:
— Возвращайся домой! Отец зовет.
— Я ему сказала, что не вернусь! — крикнула та. — Тропа Огня — не моя тропа!
— А какая твоя тропа? Над книжками зрение терять? От них одни проблемы!
В разговор вмешался молчавший доселе старик Вячеслав:
— Огонь защищает нас от ночных тварей, дарит тепло и позволяет готовить еду. А твои книги умеют только гореть!
Он поднял трубку, торчащую из чемоданчика, чем-то щелкнул, и из конца трубки вырвалась струя огня. На ярком солнечном свете это смотрелось не слишком впечатляюще, но ночью фейерверк наверняка поразил бы всех без исключения Уродов. Вероятно, в чемоданчике — вернее, баллоне — хранилась под давлением горючая смесь, а возле сопла торчала зажигалка, дающая искру. Огнепоклонники клятые!
Борис поглядел на нас с Витькой и на наши автоматы.
— Если надо, мы заберем тебя силой.
Кира выхватила ятаган. Темный металл сверкнул на солнце.
— Попробуй!
Весь этот диалог попахивал киношным пафосом, но я не сомневался, что Кира и Борис абсолютно искренни и разговаривают так, как привыкли разговаривать, никого не косплея.
Борис шлепнул пятками бока коня, и тот шагом двинулся к нам. Тогда я поднял ствол и выстрелил в небо. Автомат все еще был в режиме одиночных выстрелов.
Звук выстрела разорвал тишину, кони испуганно заржали и отпрянули, люди вздрогнули.
— Тихо-тихо! — просипел Борис, разворачивая коня.
Напоследок он злобно поглядел на меня и вместе с лысым дедом галопом унесся вдаль. Взгляд не обещал ничего хорошего. Пора сматываться.
— Надеюсь, они не обокрали нашу машину, — озабоченно пробормотал хозяйственный Витька.
— Они не оставят меня в покое! — выкрикнула Кира, топнув ногой в мокасине. До этого она держалась очень сдержанно, и внезапно проявившаяся страстность меня удивила.
— Почему ты не поедешь домой? — спросил я.
Вообще-то меня это мало беспокоило. Мысленно я продолжал пережевывать жвачку о своем положении в далеком будущем, где нет звездолетов, бороздящих просторы “большого театра”, нет Алис Селезневых, городов на Луне, зато есть Поганое, блин, поле, деревянные бараки и чокнутые фрики.
— Потому что наше племя — самый показательный образец социальной деградации! — как по книжке ответила Кира, хмурясь. — Они поклоняются огню, не стремятся к развитию и наукам. Учат детей не грамоте, а ритуалам поклонения Неугасимому огню, представляешь?! Строят не школы и больницы, а Храмы Огня! Наше племя обречено… И всех все устраивает. Кроме меня.
— И какие у тебя планы? — снова из вежливости спросил я.
Кира задумалась.
— Я бы отправилась к Отщепенцам, но не хочу покидать библиотеку. У них такой нет, наверное… А с собой ее в седельной сумке не прихватишь.
— Так и будешь сидеть здесь до пенсии?
— До чего? — не поняла она. Мотнула головой: дескать, неважно. — Нет, я понимаю, что надо куда-то двигаться. Рано или поздно… — Она задумалась и неожиданно сменила тему: — Хотите рыбу?
— Конечно! — хором ответили мы с Витькой.
***
Набережная города когда-то была такой же живописной и комфортабельной, как и все остальное. И до сих пор частично сохранились мощеная мостовая, хромированные перила, площадки для любования речными видами, узкий песчаный пляж (песок явно откуда-то привезли), развесистые, экзотического вида деревья, удобные лестницы, ведущие к воде, домики отдыха. Река была широкая и неспешная, до противоположной набережной насчитывалось полкилометра, выше по течению раскинулся мост, обрушенный посередине. Очевидно, он сломался от сейсмического удара после падения метеоритов.
Мы приехали на мусоровозе, Кира сидела между мной и Витькой и с любопытством оглядывала внутреннее убранство кабины.
— Вот тут, — сказала она. Я затормозил.
Витька выскочил из кабины и унесся по лестнице к пляжу. Выпрыгнув из сандалий, зашел в воду по колено. Вероятно, он был не прочь скинуть всю одежду и искупаться, но постеснялся Киру.
Кира спустилась вслед за ним, но пошла по пляжу куда-то в сторону, выдернула из песка палку, потянула из воды привязанную к палке почти невидимую леску. Я встал позади нее, наблюдая за рыболовецкими манипуляциями. Леска вытянула из воды обросшую тиной мордушку, в которой трепыхалась сверкающая чешуей рыба. Витька мгновенно потерял интерес к хождению в воде и прибежал к нам.
Кира отнесла мордушку в тень под бетонной стеной между расположенным выше тротуаром и песком пляжа, где тянулась узкая полоса глины, откопала загодя припрятанный маленький нож с удобной самодельной рукояткой, алюминиевые чашки, овальную кастрюлю и несколько жестяных банок с плотно притертыми крышками. В банках хранились соль и острые приправы. Возле тайничка в плотной глине была вырыта узкая и довольно глубокая яма, расширяющаяся книзу, как груша. На ее дне серел пепел. Возле ямы темнела еще одна нора, которая косо шла вниз и вбок и сливалась с основной ямой.
В этой грушевидной яме с поддувалом Кира разводила бездымные костры. Благодаря тяге из поддувала костер не тлел, а горел, давая минимум дыма. Пламя такого костра издали не зафиксируешь. Кроме того, “подземный” костер не распыляет энергию, жар идет строго вверх, и вскипятить чайник за считанные минуты проще простого.
Пока Кира чистила рыбу — трех сазанов и пять маринок, — мы с Витькой принесли из мусоровоза решетку для гриля, несколько луковиц, картофелин и морковок. Потом Витька бросился собирать сухие ветки.
До встречи с нами Кира обмазывала рыбу глиной и запекала в раскаленных угольях, но решетка для гриля решала много проблем. На нее можно поставить кастрюлю без опаски, что она рухнет в раскаленную печь, зажарить мясо или рыбу и запечь овощи.
Сбор сухих веток и розжиг необычного костра отвлекли меня от тяжких дум, а после, когда мы с комфортом расположились в тенечке на песке и принялись за еду, я и вовсе расслабился. Меня охватила атмосфера пикника, настроение поднялось. Ну и ладно, думал я, подумаешь, попал в будущее! Главное, не на каторгу. И работу искать не надо, и за квартиру платить. Жалеть, в принципе, не о чем.
Всегда приятно схомячить свежую рыбу, но Кира чересчур щедро, на мой вкус, поперчила ее. Приходилось то и дело запивать горячим чаем, отчего мы с Витькой изрядно вспотели.
После обеда, когда мы развалились на песке и приступили к процессу переваривания, Витька спросил у Киры, почему Огнепоклонники не используют огнестрел.
— Использовали когда-то, — ответила та. — Но патроны кончились. Огнестрел — штука хорошая, но шумная и невосполнимая. Лук и стрелы, дротики и ловушки на зверя, птицу и рыбу куда экономичнее. Я уже давненько не держала в руках огнестрельное оружие, хотя раньше училась пользоваться.
Я незаметно усмехнулся, в очередной раз отметив манеру Киры говорить то как обычный человек, то как ожившая книжка.
— А вы всегда так сильно перчите пищу?
— Конечно. Соль — штука редкая, море далеко, приходится активнее использовать приправы. Меньше риска отравиться. Жаркий климат, сами понимаете.
Действительно, подумал я, в жарких странах, как правило, в моде острая пища. Получается, она для того, чтобы не отравиться?
Несмотря на блаженное состояние, я не забывал поглядывать по сторонам и не расставался с автоматом, чей магазин еще далеко не опустел. Пространство вокруг прекрасно просматривалось — правда, нужно было иногда вставать и выглядывать из-за бетонной стены: не подкрадывается ли кто. У Огнепоклонников нет огнестрела, значит, мы в выигрышной позиции. Разве что они застанут нас врасплох. Но Кира подыскала для рыбалки отличное местечко: подкрасться трудно, а за стеной можно держать оборону довольно долго.
Витька спросил Киру, есть ли у нее еще кухонные принадлежности, кроме тех, что закопаны здесь. Кира пояснила, что вещей у нее на самом деле немало, но спрятаны они в разных местах — на случай грабежа. В природе белки и птицы прячут еду в десятке, если не сотне мест — чтобы никто не похитил сразу все припасы. Умный человек поступает так же.
— Мудро, — оценил я. — Не храни все яйца в одной корзинке, верно?
От нечего делать я рассказал Кире о нашем путешествии в целом, и о Решетникове в частности.
— Я слышала, что далеко на севере обитает чудак, но никогда не встречала лично, — сказала она. — Он считает, что авторитарная система способствует развитию талантов? Хм… Не все такие несгибаемые, как этот Решетников, и какой от него, в сущности, прок? Живет сам по себе, тешит самолюбие перед Уродами, которые все равно мало что разумеют. А как быть с теми гениями, у которых характер послабее? Получается, авторитарная система подавит их? Глупо. Только полная свобода творчества и мотивация поможет сподвигнуть общество к бесконечному развитию.
— У Решетникова есть мотивация, — хихикнул я. — Он ждет, когда Поганое поле поглотит Вечную Сиберию.
— Чтобы что? — резко спросила Кира. Стекла очков воинственно заблестели. — Чтобы прожить в одиночестве остаток жизни и упиваться гибелью врага? Это бессмысленно.
— А что не бессмысленно?
— Служение другим.
— А кому ты служишь, Кира? — встрял Витька, который, казалось, нас не особо слушал. — Никого нет, а домой ты не хочешь.
— Будущим поколениям, — с достоинством ответила Кира. — Я храню знания, читаю книги. Придет время, и я обучу учеников.
— Откуда ты их возьмешь?
— Придет время — появятся. В крайнем случае нарожаю.
“От кого? От Решетникова?” — чуть не спросил я, но сдержался. Хотя, наверное, все на моем лице было написано, потому что Кира покраснела. Румянец на смуглом лице плохо различался, но я разглядел.
Смущалась она недолго. Выражение лица вдруг изменилось, брови нахмурились, и она ловко вскочила на ноги. Я обернулся, Витька привстал.
Над городскими зданиями — там, откуда мы приехали, — поднимался столб черного дыма. На ум тотчас пришел самый дерьмовый вариант. Мы побежали к машине, причем Витька не забыл решетку, ухватив ее куском ткани, чтобы не обжечься. Погрузившись в мусоровоз, мы рванули обратно к библиотеке. Я уже не смотрел на индикатор батарей, который раньше меня сильно беспокоил. Был уверен, что там неизменные сто процентов.
Я затормозил на краю площади перед библиотекой — осмотреться. Так и есть — из нескольких окон второго и третьего этажа валил дым. Кто-то устроил пожар. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, кто именно, особенно если поблизости гарцуют Огнепоклонники.
— Мои книги!!! — завопила Кира. Наверное, так кричит мать, увидев дите в смертельной опасности. Она рванулась к дверце через Витьку, но я поехал прямо к дымящемуся зданию.
— Сиди здесь! — прикрикнул я на Киру. Ослепленная горем и гневом, она могла наделать дел. — Витька, поглядывай! Если что, стреляй без предупреждения!
Оббежав мусоровоз, я выхватил из кузова первый попавшийся шмот — какие-то огромные шорты, — вспорол зубами вакуумную обертку, подбежал к фонтану с дождевой водой. Намочив тряпку в воде, помчался внутрь здания.
В холле сильно воняло дымом, но самого задымления еще не было. Но стоило подняться по лестнице на второй этаж, как клубы удушливого дыма окутали меня. Я обвязал голову мокрой тряпкой, ринулся вглубь библиотеки через массивную дверь. Огнепоклонники подожгли именно книги: несколько полок с треском пожирал огонь, меня обдало жаром.
Куда она поставила свою любимую книгу? В дыму трудно ориентироваться.
Я схватил книгу “Жизнь выдающихся людей”, пробежал несколько шагов и практически наугад выхватил из ряда тлеющих томов “Современную историю”. Повернулся и помчался назад. Меня догонял огонь, охвативший большую часть помещения. Доносился треск лопающихся стекол, где-то в соседней комнате обрушились потолки. Пожар распространялся со все возрастающей скоростью.
Эти сволочи все здесь горючей смесью облили?
Я промчался по коридору, вылетел на лестничную площадку. У меня начинала кружиться голова и противно подташнивать. Одной рукой я держал тряпку на лице, другой — два томика, которые успел спасти, автомат бился на бегу о грудь.
Внизу лестницы я споткнулся обо что-то, невидимое в едких белых клубах, кувыркнулся вперед и ударился о ступень головой. Сознание помутилось.
И тут ожил апгрейд.
СТАТУС
МЕНТАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ: УРОВЕНЬ ТРЕВОГИ — КРАСНЫЙ
ФИЗИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ: ПОСЛЕДСТВИЯ ДЕБАФФА — 15 %, ВОЗДЕЙСТВИЕ УГАРНОГО ГАЗА — УМЕРЕННОЕ
АБИЛ: СКН ИНИЦИИРОВАН ПОЛНОСТЬЮ
Я поднялся, морщась от боли и гари. Мокрую тряпку выронил и поднимать не стал — некогда, а выход близко. Выбежал из холла на свежий воздух и наконец-то перевел дух.
Кира и Витька переругивались у парадного входа. Кира рвалась бежать за мной, а Витька уговаривал подождать.
— Возьми! — Я протянул ей книги. — Остальное в огне.
Она моргнула, словно не понимая, о чем я толкую.
Заржала лошадь. Мы обернулись — на площади верхом на скакуне маячил лысый старик Вячеслав, помощник воеводы племени Огнепоклонников. Судя по всему, он следил за нашими действиями с самого начала, а сейчас решил показаться во всей красе.
— Дай! — отрывисто потребовала Кира.
Но взяла не книги, которые я ей протягивал, а автомат, грубо сорвав его с меня. Она ловко переключила его на режим очередей, прицелилась. Старик, осклабившись, поскакал прочь — не верил, что с такого расстояния можно попасть в подвижную мишень.
Но Кира попала. Очередь резанула по барабанным перепонкам, старик взмахнул руками, на всем скаку вывалился из седла и, запутавшись в плаще, рухнул на тротуар. Конь почти сразу остановился, затоптался на месте, косясь на лежащего всадника.
— Мерзавец! — процедила Кира. — Ни себе, ни другим. Тварь. Урод.
Она зло зарыдала, сердито вытирая слезы, льющиеся из-под очков, рукавом просторной рубашки, а я мягко отобрал у нее оружие. Я не сомневался, что плачет она не убитому старику, а по своим ненаглядным книгам.
Витька сбегал к старику, осторожно приблизился, откинул плащ дулом, поглядел, покачал головой. Мертвецы его не пугали — как, впрочем, и всех остальных жителей безумного будущего. Где-то шлялся Борис, я вертел головой, но никто в поле зрения не попадался. Витька подошел к коню, взял его под уздцы и повел к нам. Добро не должно пропадать, даже если оно с копытами.
Я вручил два томика Кире. Она приняла их рассеянно, шмыгая покрасневшим носом.
— Ты говорила, что помнишь большую часть книг наизусть. Они у тебя в памяти. И их никто не отнимет.
“Кроме Альцгеймера”, — додумал ехидный голосок. Но я надеялся, что до такого не дойдет.
Кира некоторое время молчала. Из окон валил дым и мелькали языки пламени, что-то рушилось и грохотало в глубине здания.
— Библиотеки нет, ничто меня не держит, — заговорила она. — Я не буду сидеть здесь до пенсии… Не знаю, что это такое, кстати… В Поле еще остались другие разрушенные города, поищу их — в них должны быть библиотеки. Спасибо, Олесь, что спас эти книги. Возьми “Историю”, почитай на досуге… Прощайте!
И не дожидаясь ответа, не глядя в глаза, она быстрым шагом приблизилась к коню, которого держал под уздцы Витька, одним прыжком вскочила в седло. Развернулась и вскачь умчалась по одной из улиц.
Глядя ей вслед, я непонятно отчего вздохнул.
***
День клонился к закату, когда мы с Витькой выехали за пределы города по гигантской трассе в южном направлении. Удалось это не сразу — пару раз натыкались на разрушенные или держащиеся на честном слове мосты через немаленькую реку и искали другие пути.
На трассе, практически свободной от брошенных машин, я ускорился почти до предела — километров восьмидесяти в час. Горячий ветер дул в открытое окно, пейзаж скользил назад, справа садилось раскаленное солнце, и, прищурившись, можно было вообразить, что я рассекаю на арендованном джипе где-нибудь на югах…
— Жалеешь, что она с нами не поехала? — спросил Витька после продолжительного молчания. Он прицепил кусок мешковины на окно, чтобы заслониться от солнечных лучей, и сидел, глядя вперед и поглаживая пальцами лежащий на коленях автомат.
— Чего мне жалеть?
— Она хорошенькая. И умная.
— И дерется хорошо, — подхватил я охотно. — У тебя синяки на руке и на пузе. Она нас чуть не укокошила.
– “Чуть” не считается.
Я помолчал и ответил честно:
— Жалею. Втроем интереснее. Потом — вдруг у нас был бы регулярный секс.
Витька перестал поглаживать ствол и побагровел. Подкалывая меня, он, похоже, не ожидал, что я буду таким откровенным.
А я как ни в чем не бывало продолжил:
— Хотя позже я подумал, что это лишняя обуза. Куда бы мы ее посадили? Втроем сидеть тесновато.
— Я бы подвинулся.
— С женщинами всегда непросто, — с видом умудренного опытом дон жуана промолвил я.
— С тупыми дурами все непросто, — парировал Витька. — А Кира не дура.
— С любыми женщинами непросто. Уж поверь мне.
Мы замолчали. Гудели двигатели, свистел ветер. Я поглядывал в зеркала, шарил глазами по трассе и лесу справа и слева — как бы не напороться на Огнепоклонников… Поганое поле населено плотнее, чем представлялось мне поначалу.
— Стой-ка! — неожиданно сказал Витька.
Я сбавил скорость, плавно остановился у бордюра — по привычке, чтобы не мешать движению. Забыл, что движения-то нет.
Витька выскользнул из кабины. Мешок свалился, но пацан не обратил на это внимания, побежал к четырехгранной тумбе — голографическому генератору за бордюром. Вскочив на бетонный блок, нажал на пластину, как это делала Кира, и над тумбой, мигая, вспыхнули слова, видимые даже в косых лучах заходящего солнца:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КНЯЗЬГРАД
Помигав, как испорченная лампочка, голограмма погасла.
Витька присвистнул, соскочил с блока, подбежал к машине. Подняв мешковину, запрыгнул на сидение и захлопнул дверь.
— Точно! Это Князьград Один! Его Поганое поле поглотило, и столицу перенесли на север, в Князьград Два! Столица Вечной Сиберии — это Князьград-2. Я вспомнил — по истории проходили!
Он тыкнул большим пальцем назад, на покинутый нами грандиозный футуристический город.
— Это наша бывшая столица!