Случай, описываемый ниже, имел место происходить году в 1998-м, примерно так. Плюс-минус трамвайная остановка. Если он вообще был, случай этот. Отработал я к тому году «на земле» уже около четырех лет, был исполнен крутости неимоверной, шпана с обслуживаемой территории, услышав только мою фамилию, «изменившимся лицом бежала пруду», а самооценка моя была такова, что круче себя в Москве считал я только Лужкова, ну и еще нашего районного прокурора.
Чтобы было попонятнее дальнейшее, я вынужден сделать небольшое лирическое отступление. Насчет того, что в милиции того времени (сейчас-то, ясно дело, все поменялось и стало гораздо как надо) представляла собой такая бумажка, как СВОДКА. О раскрытии преступления. Она являла собой основу для всех дальнейших судьбоносных решений «…о поиске виновных, наказании невиновных и награждении непричастных». (Шутка, если что.) Согласно древнесирийской народной мудрости, «у победы тысяча отцов, поражение всегда сирота», поэтому зачастую сводка о раскрытии более-менее громкого преступления представляла собой более-менее полный перечень подразделений округа, а то и города (а то и повыше бери), типа участвовавших в этом самом раскрытии. «Попасть в сводку»… О, какого глубокого смысла для посвященных исполнены эти сакральные слова! «Попасть в сводку» – это и отмазка перед своим начальством какого-нибудь нерадивого курирующего опера из главка по поводу насчет своего двухдневного отсутствия на рабочем месте: «Как это – где я был? Дык, Игорь Иваныч же, я ж мокруху поднимал в Восточном Бобыреве, вот, сводочку почитайте, а то земляные вообще там мышей не ловили, пока я не приехал. Запах? А, ну обмыли, да, неудобно отказаться просто было, уважают нас ведь…»
И поприятнее может извлечь для себя грамотный сотрудник аппарата управления из факта «попадания в сводку». А вот «земляной опер», хоть он убийство Кеннеди раскрой, обычно мог претендовать на, к примеру, спокойную жизнь в течение недели, не более того. Так уж устроен этот мир, и нет совершенства под луной.
Ну что же – колода перетасована, правила разъяснены, игроки сняли перстни и убрали подальше отполированные портсигары – можно приступать к собственно байке.
Случилось как-то теплой летней ночью у нас на обслуживаемой территории страшное. Убийство с расчлененкой. Страшное – это не в смысле, что мы над трупом (верхней его половиной), обнаруженным в дендропарке, в обморок падали. Страшное – это в контексте. Это «резонансный висяк». Это крики, шум, гам и тарарам. Это «накачки» и «усиления». Это нервы, в конце концов. И, хотя это в большей степени относилось к начальству, а любой «земляной» опер твердо знает, что дальше фронта его уже никуда не пошлют, и терять ему, по большому счету, вообще нечего, но нервно бывает и ему. Мы с напарником к тому времени уже плотно сидели (занимались в смысле, борьбой с) на наркотической «теме», но «на земле» в случае резонансного преступления этим не отболтаешься. Все пахать будут, как бжолы в мае. «Все» – это опера, в смысле. Ну и немножко участковые. Остальные-то труженики в погонах по домам пойдут вовремя. Ну, следователя могут из дома вызвать, в случае задержания. Но поскольку трудились мы не совсем так чтобы за зарплату, а за идею, по большей части, пугать сверхплановая работа нас не пугала никоим образом. И, получив информацию от пролетающего мимо воробья о возможном адресе совершения преступления и о том, что сейчас там, в адресе этом, толпа народа, целиком и полностью причастного, мы радостно метнулись проверять ее. С выездом на место.
Это сейчас, задним числом, понимаю я, что был я тогда максимально возможно близок к счастью. Что может быть лучше, чем удобно развалившись, сдвинув «оперативку» с ПМом на пузо, которого еще совсем пока что нет, лететь на задержание с напарником, о котором ты знаешь точно, что, когда наступит та доля секунды, когда надо вперед головой прыгать, у него внезапно шнурок не развяжется, заставив его притормозить на эту самую секундочку! И быть молодым, здоровым, шустрым и нахальным до невозможности. Но понимаешь все эти вещи задним числом, когда терапевт на диспансеризации вежливо спрашивает тебя – а не собираетесь ли, мол, на гражданку, товарищ полковник, вкусить заслуженного отдыха по полной программе? Эх, жизнь-жестянка. И не волновало тогда ни меня, ни напарника, сколько же там людоедов этих в квартире сидит? А и спросил бы кто, ответ был бы прост: «Квартира-то двухкомнатная, мил человек, так не больше же десятка их там набьется!» А что нам двоим тот десяток?
Вот и квартира. Надо заходить. И заходить быстро и красиво. Чтобы никто и ворохнуться не успел. Для себя я давно правило вывел эмпирическое на этот счет. Назвал его «правило *цензурный пропуск во имя интересов службы* секунд». Это если в квартире задерживаешь кого. В такое вот время уложиться надо, значит. Отсчет времени идет от момента начала захода в квартиру и до момента, когда все находящиеся в ней… мнэ-э-э… под контроль взяты. Пара секунд – это наша законная фора на внезапность, ну и остающиеся секундочки – за это время проблематично все-таки за ножик-ствол схватиться, наркотики за окошко выкинуть. В расчетное время и решение вопроса с дверью входит, кстати.
Зашли мы. В расчетное время уложились. В квартире человека четыре плюс пара собак. Люди, как бы это поделикатнее выразиться, «взяты под контроль», собаки в уголок забились, на нас, бодрых и жизнерадостных, посмотревши. Не мешают, короче. Окинув беглым взглядом окрестность помещения, сразу понимаем мы, что удачно это зашли. Стены в кровище запекшейся, пара ножиков, «покрытых веществом темно-красного цвета, напоминающем кровь» в наличии. Но учил нас великий пролетарский поэт Владимир Владимирович Маяковский, учил в своем стихотворении «Напутствие оперу рабоче-крестьянской милиции»
И мы это наставление помнили. Там много всякого было в стихотворении, и про соблюдение норм УПК, и про недопустимость употребления спиртного на службе, но к нашей ситуации прямо относилось одно: остатние части трупа нужны. Тогда все хорошо будет. А так вот, чтобы на виду, их что-то не наблюдается. Ну да ладно. Эксперты все равно свое веское слово скажут, ножики лежат, кровищи море, люди задержаны. С веской небрежностью выйдя в эфир, сказали мы дежурному адрес, куда следователя с группой вызывать надо. И эфир взорвался. И завывания сирен несущихся к нам машин сладкой музыкой звучали в натруженных наших организмах. Сейчас здесь будет не протолкнуться – следователь, понятые, эксперт, куча начальства, прокурорские, «петровские»… И зазвенят, заливаясь колокольчиками, телефоны в конторе: «Браток, я вот такой-то, такой-то, будь другом, в сводочку включи меня, а уж я с уважением подъеду попозже…» Но закрутили-то все это беличье колесо мы вдвоем. И пусть ничего нам за это от благодарной и ласковой Родины не обломится, само по себе знание это сокровенное грело тогда меня получше финской дубленки.
Все, кому положено приехали-примчались в установленные нормативами сроки. И картинка преступления выяснилась очень быстро во все своей неприглядности. Убили человека за 3.62. Примерно. В эквиваленте. Потому что сейчас я уже и не упомню, сколько тогда водка стоила, а убили за нее, за родимую. За бутылку.
…Собралась в квартире веселая компания. И было у компании N бутылок водки. Компания пела и плясала, и крылья несли ее в небо с тангажом в 40 градусов. Пока не собрался один из озорных гуляк уходить. А кто-то из остающихся, соответственно, случайно обратил внимание, что на столе уже не N бутылок, а N-1. Стихийным личном досмотром недостающая бутылка была обнаружена в кармане покидавшего квартиру гуляки. Расплата была мгновенна и неотвратима. «Крысе – смерть!» Верхнюю половину потерпевшего, согласно заветам того же Владим Владимыча, изложенным в его программном стихотворении «Прозаседавшиеся», отправили в дендропарк. А нижнюю часть, изрядно подъеденную уже оголодавшими от хозяйского невнимания собачками, на балконе при осмотре квартиры нашли. В мешке. Потому что лень стало гулякам вторую ходку делать, в кровище мазаться.
…С того дня, когда я был так безоговорочно и непробудно счастлив, прошло много лет. Напарник мой тогдашний теперь в тюрьме мотает срок немалый. Я потихоньку собираюсь на пенсию. А пистолет наградной и грамоту лично от Феликса Эдмундовича за раскрытие той мокрухи получил один опер из главка.
18.11.2011