* * *
Упоминание Тарле в постановлении Секретариата ЦК ВКП(б) «О недостатках в работе Института истории АН СССР» в числе критикуемых историков (секретарь ЦК — Суслов).
* * *
Приостановка выполнения издательского договора по «Северной войне».
Всё это происходит на фоне разворачивающейся чисто националистической акции по борьбе с «безродными космополитами», которую Тарле в частной переписке отнес к пакостям, не совместимым с элементарной порядочностью.
Полный отказ издательства от выполнения договорных обязательств по «Северной войне».
* * *
Тарле посылает Сталину рукопись «Северной войны». В сопроводительном письме Тарле пишет, что он хотел бы, чтобы Сталин познакомился с этой книгой «в неискаженном виде», так как издательство ее задерживает и портит «текст своими придирками». Кроме того, он высказывает опасение, что может не дожить до выполнения заказа «вождя» в полном объеме. «Но я хочу посвятить оставшееся мне время жизни этой попытке, — а мне уже 75 лет. Я буду торопиться…»
* * *
Следов прочтения Сталиным рукописи «Северной войны» не имеется. Лишь в письме Тарле «вождь» отчеркнул карандашом слова об «издательских придирках».
* * *
Публикация «Северной войны» окончательно заморожена (книга вышла в 1958 г., когда Сталина и Тарле уже не были среди живых).
Сталин дает разрешение на публикацию в «Большевике» статьи малограмотного «историка»-самоучки Кожухова (есть области человеческого знания и деятельности, в которых каждый, а особенно — необразованный — человек считает себя специалистом. Это — архитектура, строительство, медицина, лингвистика, литературоведение и, конечно, история). Кожухов, работавший директором Бородинского музея, и прежде лез в ЦК с предложениями своих услуг по борьбе за марксистский подход к 1812 году и с жалобами на то, что Институт истории его игнорирует и не печатает его бредовую книгу. Очередной приступ шизофрении пришелся на весну (время обострений!) и его опус попался на глаза сталинскому зятьку Ю. Жданову, заведующему отделом науки и вузов ЦК ВКП(б), сыну партийного культуртрегера. Тот сварганил из попавшей к нему в руки исторической половы нечто, как ему показалось, удобоваримое и подсунул это фуфло Суслову. Суслов доложил на Секретариате ЦК и организовал решение о публикации после некоторой профессиональной доработки. Биографы Тарле пока не смогли установить, кто из профессиональных историков взял на себя труд по приведению этого позорного текста хоть в какой-нибудь божеский вид. Пребывая в области предположений, я могу предложить свою версию ответа на этот вопрос: не исключаю, что это — верная ученица Покровского Милица Васильевна Нечкина, тогда член-корреспондент Академии наук СССР и «признанный специалист» по истории России в первой четверти XIX в. Мое предположение основано однако не на ее «узкой специализации», а на ее предисловии к VII тому сочинений Тарле, редактором которого она значилась, вышедшему в 1959 г., когда уже не было видно никакого Ю. Жданова, а Суслик стушевался и притих, ожидая развития событий. В этом предисловии есть фраза «Позднейшая критика его (Тарле. — Л.Я.) работ (1951) указывала на их недостатки». Только абсолютный идиот мог бы возвести шизофренические изыскания Кожухова в ранг научной критики. Я недостаточно знаком с трудами М. В. Нечкиной и не могу оценить ее профессиональный уровень и уровень ее интеллекта, но ее упомянутое «Предисловие редактора» содержит также весьма подозрительное для специалиста-историка «предсказание» читательской судьбы книг Тарле «Наполеон» и «Нашествие Наполеона на Россию»:
«Выход в свет указанных работ Е. В. Тарле явился в свое время значительным событием советской исторической науки, и правильно оценить их можно лишьс историографических позиций».
Эту «свежую мысль» М. В. Нечкиной можно воспринимать двояко: либо мы имеем дело с абсолютно некомпетентным в области исторической науки человеком, либо с человеком с гипертрофированным самомнением (Нечкина за год до своего «Предисловия» стала действительным членом Академии наук и могла решить, что это звание уравняло ее с покойным историком. Правда, оставалась одна досадная мелочь — необходимость дарования, предоставляемого Всевышним по Своему выбору, а не по «решению партии и правительства»). Время, однако, решило всё по-своему, и теперь легко можно представить себе такую сцену: сегодня, в 2009 году, молодой человек покупает в московском или питерском книжном магазине очередное (бог уж знает какое по счету) издание «Наполеона» или «Нашествия», а какой-нибудь лысо-седой старик, вроде меня, скажет ему: «Знаете ли, сударь, что ровно пятьдесят лет назад мадам Нечкина спровадила эту книгу, что вы купили, в небытие?» Уверен, что ответ будет звучать так: «А кто такая мадам Нечкина?» (я не претендую на авторство этой последней вопросительной фразы, так как услышал ее, правда, относящейся к другому лицу, в одной из телепередач из уст В. В. Путина).
* * *
Тарле пишет Суслову по поводу публикации в «Большевике». Ответа нет.
* * *
В «возмущенных происками безродных космополитов» университетских собраниях начинают поминать имя Тарле.
* * *
Тарле пишет «Письмо в редакцию» «Большевика» и посылает его с сопроводительным письмом Сталину 22 сентября 1951 г. Сталин пишет резолюцию на «Письме в редакцию»: «м.<ожно> б.<удет> напечатать» и далее «рассмотреть в редколлегии. Срок — 2–3 дня».
В качестве отвечающих за подготовку публикации Сталин указал Ю. Жданова и ответственного секретаря редакции журнала. Письмо Тарле было опубликовано в октябре («Большевик», № 19, 1951) в сопровождении редакционного комментария, в котором пережевывались азы публикации, вышедшей четырьмя номерами ранее под именем Кожухова.
В прессе куражатся, издевательски поминая Тарле, новые «специалисты» по 1812 г. Особо усердствовал «военный историк» Жилин, стремившийся своим шумом и яростью прикрыть собственную бездарность. Тарле, по его словам, шел на поводу у «иностранных фальсификаторов». Одну из «разоблачительных» сцен вспомнил писатель Ю. Давыдов в уже упоминавшемся своем романе: «Полковник из политического управления армии и флота напал, я помню, на академика Тарле. Тот написал: с присущим мол французам блеском и т. д. Полкаш и тявкнул, как Полкан: так значит русским блеск-то не присущ?! На таком вот уровне развивалась „критика“, но Тарле знал, что за всем этим тявканьем стоит Суслов».
* * *
Тарле пишет и публикует большую статью «Михаил Илларионович Кутузов — полководец и дипломат».
* * *
29 июля 1952 г. Тарле пишет Суслову письмо-протест.
* * *
В августе Тарле пригласили в ЦК и заверили, что никакой кампании лично против него не ведется, что Жилин предупрежден и раскаялся.
* * *
Тарле узнает, что Кожухов отстранен от наполеоно-кутузовских дел и переведен куда-то в более далекую периферию.
Самым тяжелым «наказанием» для Тарле в описанном выше «процессе» было написание статьи «Михаил Илларионович Кутузов — полководец и дипломат», в которой он был вынужден не выходить за рамки «Ответа полковнику Разину». В этом «шедевре сталинской военно-исторической мысли», в частности, говорилось, что «Кутузов как полководец был бесспорно двумя головами выше Барклая де Толли», но еще «могут найтись в наше время люди», которые «с пеной у рта будут утверждать обратное». Такой неразумный человек, как известно, нашелся задолго до сталинского предупреждения и высказал свои мысли по этому поводу изящно и без «пены у рта»:
Тарле не мог относить себя к «черни дикой», к которой так легко примкнул Сталин. Как и всякий здравомыслящий человек, хотя бы для себя не корректирующий прошлое в соответствии с потребностями текущей политики, тем более такой безнравственной, как искусственное культивирование национализма, Тарле не видел противостояния между инородцем Барклаем и русским Кутузовым. Первый был гениальным стратегом, разработавшим победоносный план разгрома агрессора, второй — гениальным тактиком, почти без нарушений реализовавшим этот план, дорабатывая его в деталях, как говорится, по месту. «Почти» сказано здесь потому, что нарушением плана была Бородинская битва, но Кутузов гениальным своим тактическим чутьем ощутил ее необходимость для обретения армией уверенности в своей боевой равноценности врагу. Принуждение отойти от того, что он считал истиной (если можно говорить об истине в истории), было для Тарле моральной травмой, и это был единственный итог его противостояния со сталинской системой в 1949–1952 гг. (Впрочем, и Пушкину пришлось пуститься в объяснения по поводу своих крамольных взглядов на героев войны 1812 года, но ему было легче, так как ЦК ВКП(б) в его времена еще не было.)
Биографы Тарле обычно сосредоточиваются на драматичности отдельных событий, объединенных приведенной выше хронологической канвой, забывая о том, что этими событиями не исчерпывается течение и содержание его жизни в указанные годы. Позволю себе очень кратко выйти за пределы описательного круга борений и страданий, чтобы читатель мог себе представить, какой насыщенной была жизнь Тарле: 1949 г. 2 книги — одна в Воениздате, другая в Крымиздате; статьи в журналах «Большевик» (!), «Вопросы истории», «Вестник АН СССР», «Огонек», «Новое время», «Новый мир»; за рубежом — вышел «Талейран» на венгерском; статьи в газетах: «Литературная газета» (3 статьи), «Известия» (4 статьи); «Труд», «Вечерняя Москва», «Красный флот», статьи в республиканских газетах Азербайджана, Таджикистана, Киргизии, Латвии, Литвы, Эстонии, Туркмении.
Вручение ордена Ленина (третьего по счету, списки на этот орден просматривал Сталин). Выход книг: «Крымская война» (2-е издание, двухтомник), «Нахимов» (2-е издание); статьи в журналах: «Новый мир» (3 статьи), «Знамя», «Огонек» (4 статьи), «Вопросы истории», «Новое время», «Молодой большевик»; статьи в газетах «Правда» (3 статьи); «Известия» (2 статьи), «Труд» (7 статей), «Красная звезда» (2 статьи); «Литературная газета» (5 статей), «Московская правда», «Вечерняя Москва», «Красный флот». Зарубежные издания: «Нашествие Наполеона на Россию» (Италия, Чехия, Франция); «Наполеон» (Польша, Чехия), «Талейран» (Германия, Венгрия, Румыния, Чехия), «История дипломатии» (Чехия), «Экономическая жизнь Италии» (Италия).
Выход 2-го издания книги «Жерминаль и прериаль»; статьи в журналах (кроме дискуссионной): «Большевик», № 1, «Новый мир» (2 статьи), «Новое время» (3 статьи), «Огонек», «Молодой большевик», «Вопросы истории»; статьи в газетах: «Правда», «Известия», «Труд» (4 статьи), «Литературная газета» (3 статьи), «Московская правда», «Вечерняя Москва»; статьи в республиканских газетах: Украина, Белоруссия, Грузия, Казахстан, Киргизия, Карелия, Латвия, Литва. Зарубежные издания: «Крымская война» (Чехия), «Наполеон» (Чехия), «Нашествие Наполеона на Россию» (Германия), «Адмирал Ушаков» (Чехия).
Статьи в журналах: «Вопросы истории», «Вопросы философии», «Новый мир», «Новое время» (3 статьи), «Военный вестник».
Статьи в газетах: «Труд», «Известия», «Пионерская правда», «Радянська Україна».
Зарубежные издания: «Нахимов» (Польша); «Крымская война» (2 тома, Румыния); «Почему Советский Союз борется за мир» (Австрия).
Шумиха вокруг сталинского заказа была неприятна, но она все же не таила смертельной опасности. Его интенсивная работа в прессе все эти годы и то, что ведущие издания страны всегда предоставляли ему место на своих страницах, свидетельствует о том, что никто его «закрывать» не собирался, а уменьшение количества публикаций в 1952 г. связано не с преследованиями, а с обострением старых болезней, в особенности диабета. Я общался с Тарле в эти годы и никакого страха, никакой растерянности в нем я не наблюдал: за ним оставались обе квартиры — в Москве и Питере, ему были доступны любые кафедры, все гонорары, кроме гонорара за «Северную войну», поступали к нему исправно, и все обслуживание, положенное академику, он получал исправно. Он, как всегда, проводил часть времени в Питере, а в Москве через МИД ему была доступна любая мировая пресса. Вот почему воспоминаниям А. Борщаговского о посещении им Тарле, скорее всего в 1951 году, я не очень верю:
«Я нашел не уверенного в себе, ироничного человека, обладавшего особой духовной силой, что угадывалось в его классических трудах. Точнее сказать, всё достойнейшее было при нем, прорываясь наружу: острота ума, сарказм, широта взглядов, но истязали его тревоги, обиды на оскорбительные статьи… И семидесятипятилетний академик (Тарле отметил свое 75-летие в 1950 г. — Л.Я.), по уму и памяти вовсе не старик, то и дело возвращался к чинимой над ним несправедливости». Далее Борщаговский сообщает, что Тарле при нем сам себя вслух уговаривал, что Сталин ему обязательно поможет. В этом рассказе есть только часть правды: дом Тарле был открыт для гонимых режимом. Тарле никогда не боялся таких «меченых» принимать у себя и по возможности старался им помочь. В мемуарах Борщаговского всё поменялось местами. Получалось, что это он, здоровый, сильный и процветающий, а не выгнанный отовсюду, пришел к несчастному академику, а тот что-то лепечет ему в своем бессилии. Но я недаром привел тарлевский «ВВП» 1951 года, когда перед ним, как и годами раньше и годом позже, были открыты все печатные издания, откуда выгнали Борщаговского. И «статей»-то обидных была всего одна, а совсем уж неправдоподобное в «свидетельстве» театрального критика и драматурга — это разговор Тарле о Сталине, который у него ни с кем, тем более — с незнакомым человеком, не мог состояться никогда и ни при каких условиях.
Когда я впервые прочитал воспоминания Борщаговского, я поделился своими впечатлениями с ныне покойной Викторией Тарле (племянницей Е.В.), находившейся вблизи историка все эти годы. Вот строки из ее ответного письма:
«Никогда (подчеркнуто ею) Евгений Викторович не жил в страхе. Все эти люди, которые так пишут, судят по себе, вот и всё. Он был далек от всех этих страхов, настолько он был увлечен своей работой. Всё остальное скользило мимо него».
В это же время встречались с Тарле уже упоминавшийся Ю. Давыдов, Э. Радзинский, рассказавший о посещении Тарле в Москве в одной из своих автобиографических миниатюр «Поход к Наполеону», Л. Белозерская-Булгакова — автор опубликованных воспоминаний о Тарле, и никто из них не заметил, чтобы его «истязали тревоги»!
«По-моему, он вообще был не из трусливых», — говорится далее в письме Виктории Тарле, и это подтверждает его письмо С. Архангельскому — «черному» рецензенту диссертационной работы одной еврейки, которую измочалили в ВАКе. Тарле писал: «Я очень обрадовался, когда узнал, что работа на рецензию послана Вам, человеку, во-впервых, добросовестному, во-вторых, знающему, в-третьих, не запуганному, как заяц». Это письмо датировано 5 августа 1952 г. (!) и оно явно написано человеком, «не запуганным, как заяц» и которого не «истязали тревоги».
Трагическая для многих осень 1952 г. (тогда погиб Соломон Лозовский, с которым Тарле интенсивно сотрудничал во время войны) для Тарле была спокойной. Прекратил свои козни Суслик, углубившийся в подготовку речи Сталина на будущем XIX съезде партии. С заданием «вождя» он не справился. Сталин выбросил все подготовленные им заготовки и в декабре 1952 г. «при людях» заявил Суслику: «Если вы не хотите работать, то можете уйти со своего поста». Как было принято на Скотном Дворе, Суслик немедленно отрапортовал, что будет работать везде, куда партия пошлет. «Посмотрим», — мрачно сказал хозяин, но долго «смотреть» ему уже не пришлось: жизни-то оставалось с гулькин нос.
Тарле отдыхал от повышенного к себе внимания, когда грянул гром в виде ареста «убийц в белых халатах». Теперь-то Тарле был и встревожен, и расстроен, понимая, что ожидает арестованных и всю страну. По его мнению, в один день Сталин окончательно погубил свое реноме. Сохранилась запись свидетельства о датированном тринадцатым января 1953 года высказывании Тарле о Сталине:
«Зачем ему это понадобилось? Достигнуть такой славы и так испортить ее».
Этот «хадис» имеет свой «иснад»: известны, кто сказал, кто слушал и кому было передано услышанное для записи.