Девушки подыскивали подходящую тему для разговора. Одни считали, что наслаждение, даримое музыкой, выше всех остальных, другие говорили об удовольствиях морского путешествия, третьи - о прогулке в горах, четвертые о прелести сумерек, о красоте восхода солнца.
Вскоре Гаджи-Самед-хан, попрощавшись с консулом и гостями, отбыл домой.
Собрались и мы. Консул предоставил нам свой экипаж и отрядил четырех конных казаков для сопровождения.
Дома нас ожидали Тутунчи-оглы и Гасан-ага. Они были в большой тревоге за меня и бурно проявляли свою радость, увидя меня целым и невредимым. Они еще не ужинали, и Нина, засучив рукава, начала накрывать на стол.
- Как дорога мне вот эта моя семья. Я бы до конца жизни не расставалась с ней! - воскликнула она, покончив с хлопотами и садясь за стол.
- Мне удалось узнать многое, а у тебя что нового? - спросил я Нину.
- По предложению консула, Гаджи-Самед-хан послал Мирза-Пишнамаз-заде пять кусков беленой бязи. Ему поручено составить петицию о возвращении Мамед-Али-шаха на трон и собрать подписи тавризцев.
- Мы этого не допустим, - воскликнул Гасан-ага.
- Уж это не такое дело, чтобы Гасан-ага не справился с ним. Мы живо уберем Мирза-Пишнамаз-заде.
- Это дело мое! - проговорил Тутунчи-оглы.
Такую меру я считал лишней, достаточно было угрожающего письма, чтобы заставить Мирза-Пишнамаз-заде отказаться от своего намерения.
Я не отпустил Гасан-агу и Тутунчи-оглы. Пожелав Тахмине-ханум и Нине спокойной ночи, мы перешли в следующую комнату.
Раздеваясь и ложась спать, Гасан-ага и Тутунчи-оглы вынули по две маленьких болгарских бомбы и положили под подушки.
- Это для чего? - спросил я.
- На случай, если бы тебя задержали в консульстве, мы решили убить Гаджи-Самед-хана и консула, - ответили они.
Когда мы потушили свет, утренняя звезда выглянула из-за разрушенного царскими пушками арсенала. Она словно хотела оказать нам: "Спокойной ночи!"
ЧАСЫ, ПОДНЕСЕННЫЕ ГАДЖИ-САМЕД-ХАНУ
Особая комиссия консульства закончила конфискацию имущества купцов явных сторонников конституции. Вновь назначенный генерал-губернатор Гаджи-Самед-хан был озабочен изысканием новых источников дохода и, по примеру консула, приказал запечатать конторы и склады до сотни тавризских купцов. Вопрос этот Гаджи-Самед-хан согласовал с царским консулом, который не возражал при условии ограждения интересов царских подданных и находящихся под покровительством царя купцов.
Двоюродный брат Гаджи-Самед-хана, Махмуд-хан, опечатал самовольно амбары и склады у купцов, не вошедших в список.
До сегодняшнего дня я не слышал, что склады и амбары Мешади-Кязим-аги опечатаны.
Рано утром, выйдя в город и совершив по обыкновению прогулку, я к завтраку вернулся домой. Мешади-Кязим-ага был дома. Раньше его не приходилось видеть таким грустным и озабоченным. Казалось, что веки его с трудом раскрываются. Все существо его казалось поникшим и тело сморщенным, как сушеное яблоко, словно жизнь раз и навсегда отказала ему в каких бы то ни было надеждах. Сидя на ковре, он уперся взглядом в одну точку.
Его бывший нукер Гусейн-Али-Ами, как статуя вытянувшись перед ним, ковырял спицей свою трубку. Сария-хала, прижавшись к углу, медленно жевала сакиз.
При моем входе Мешади-Кязим-ага привстал и, нехотя поклонившись, снова с болезненным видом опустился на место.
Товарищ Алекпер из своей спальни также вышел в столовую. Мешади-Кязим-ага снова привстал, поздоровался с ним и снова грузно опустился на колени.
- Что нового? - спросил я его.
- Слава богу, все новое.
- Это верно. А есть новости, касающиеся нас?
- И есть и нет.
- Я вас не понимаю. Было бы лучше, если б вы выразились яснее.
- Тирания Гаджи-Самед-хана перешла границы.
Я тотчас же понял, что он потерпел большие убытки. Подражая его загадочным "и есть и нет", я сказал:
- Тирания Гаджи-Самед-хана может и перейти границы и не перейти.
После моих слов он с трудом раскрыл глаза и в упор посмотрел на меня.
- Я этого совершенно не понимаю.
- Раз вы этого не понимаете, говорите яснее.
- По распоряжению Гаджи-Самед-хана запечатаны конторы и склады всех сочувствующих революции купцов. Мои склады тоже опечатали. И меня смешали с ними и погубили.
- При мне вы не должны говорить слов, предназначенных для Гаджи-Самед-хана. Как это "и меня смешали с ними"? Разве вы не сторонник конституции? Разве вы не помогали конституции?
Он снова начал говорить загадочными полунамеками.
- И помогал и не помогал.
Я был изумлен и молча шагал по комнате, он же сидел, устремив на меня молящий о помощи взгляд.
- Значит так? - сказал я спустя некоторое время.
- Конечно, так, ведь заберут все мои товары.
И, отведя глаза и вперив взгляд в какую-то точку на дворе, он умолк, погрузившись в глубокую думу.
До конституции Мешади-Кязим-ага был купцом средней руки с небольшим капиталом. Конституция дала ему возможность заработать миллионы. Благодаря мне, он вложил в английский банк крупную сумму и приобрел в различных городах и провинциях Ирана дома и поместья. На революцию он не тратил и пяти процентов прибылей, полученных благодаря нам. Снова у меня возникли мысли, пришедшие мне в голову во времена Саттар-хана, и я еще раз подумал, что Мешади-Кязим-ага и подобные ему коммерсанты рано или поздно предадут революционеров.
Раздумывать дольше не было нужды. Я подошел к нему и, положив ему руку на плечо, сказал:
- Нечего горевать. Из-за конституции вы не потерпите убытка и на пять копеек. Разгромленные, разоренные, перешедшие на подпольную работу тавризские революционеры снова помогут вам заработать миллионы. В этом вы можете быть уверены.
Заметив, что товарищ Алекпер готов выйти из себя, я не хотел продолжать.
Желая переодеться, я прошел в спальню и, раскрыв свое единственное достояние, плетеный чемодан, достал оттуда осыпанные бриллиантами карманные часы, оставленные у меня товарищем Алекпером.
- Товарищ Алекпер, вы оставайтесь и пейте чай, - сказал я, выходя из дому, - мне нужно пойти по важному делу.