- Хотела бы ты стать его женой?
- Хотела бы.
- Тогда почему же ты не выходишь за него?
- Выйти замуж - это не в гости идти. Раскрыл двери и вошел. Прежде чем войти в дом мужа, надо войти в его сердце, вернее, из двух душ создать одну. Надо сойтись характерами, - возразила я.
- Но неужели ты в твои годы, с твоей красотой, еще не научилась находить пути к сердцу любимого?
- Раскрыть закрытую дверь и переступить через порог...
- А ты что же, ждешь, чтобы он сам распахнул ее и сказал: "Пожалуй в мое сердце". Разве это бывает?
- Но что же я могу сделать?
- А ты не знаешь?
- Нет.
- Если всякая кража - грех, то кража сердца мужчины, совершенная девушкой, законна.
- Я этого не умею.
- А ты говорила ему?
- На словах нет. Но давала понять своими действиями.
- Что же он сказал?
- Он не дал решительного ответа.
- Любит он тебя?
- Возможно, любит. Он очень деликатен со мной, но его отношение ко мне - не простое уважение. Я чувствую, что внимание, оказываемое им мне, продиктовано любовью.
- А ты не пробовала проверить в нем признаки любви? - спросила она.
- Нет, да как же я могла сделать это?
- Он дрожит, трепещет, бьется ли его сердце, когда он подходит к тебе, обнимает, целует тебя?
- У нас не такие отношения. Он человек сдержанный, порядочный. Он только иногда прикасается к моим волосам и при этом я забываю обо всем на свете.
- Когда-то и я была такой, как ты, - воскликнула она. - И я любила одного молодого человека. Родители не отдали меня за него и хотели выдать за человека, которого я не любила. Слава богу, что он оказался революционером и погиб во время столкновения Саттар-хана с девечинцами.
- А ты не можешь теперь выйти за любимого? - спросила я.
- Нет, он сейчас женат. За Рафи-заде я вышла по любви. Раньше он не любил меня, но потом вынужден был полюбить.
- Как же ты добилась этого?
- При помощи молитв и заклинаний. При содействии Чэркизы-Гюльсум. Она написала для меня заклинание, и я сделала все, что она потребовала. И теперь он сам ходит за мной по пятам и не сводит с меня глаз.
- Ну что ж, - сказала я. - Пусть она напишет и для меня. Что нужно для этого?
- Во-первых, пятнадцать туманов, затем нужно понести ей несколько волос с головы любимого человека и его носовой платок, который после прочтения над ним молитв, надо вложить обратно к нему в карман. Мужчины таковы. Чем больше их любишь, чем больше отдаешься душой и сердцем, бросаешь свое сердце под их ноги и не спишь ночами, - тем меньше они любят нас. Надо постоянно возбуждать их ревность, надо, чтобы у них были соперники, надо дать им почувствовать, что ты познакомилась с другими и что есть новые претенденты на твою руку и сердце. Тогда он, как тень, будет следовать за тобой и обивать порога твоего дома. Когда бы ты ни вышла на улицу, ты встретишь его у дверей, и чем небрежней, холодней ты отнесешься к нему, тем его чувства будут глубже и он будет любить тебя еще больше.
Я отвергла "философию" Шумшад-ханум.
- Нет! - сказала я. - Все это чуждо моей натуре, и я этого сделать не сумею. Существующие между нами дружеские отношения далеки от того, что предполагаешь ты.
В САДУ НИЗАМУДДОВЛЕ
В одиннадцать часов утра на фаэтоне Гаджи-Самед-хана приехал ко мне Махмуд-хан с вооруженным телохранителем и вручил письмо Гаджи-Самед-хана.
"Уважаемый друг! Прошу вместе с вашей ханум пожаловать на торжественный обед, устраиваемый мной в честь генерального консула.
Жду вас к двум часам дня.
Ваш доброжелатель
Самед".
Махмуд-хан закурил кальян.
- Как чувствует себя его превосходительство? - справился я.
- Слава аллаху, его превосходительство чувствует себя прекрасно. Должен заметить, что его превосходительство расположен к вам так, как ни к кому в Тавризе. Он постоянно изволит говорить, что такие люди, как Абульгасан-бек наша гордость.
- Его превосходительство является гордостью всех азербайджанцев, заметил я в ответ.
Махмуд-хан отодвинул кальян и встал.
- Сюда ли следует вам прислать фаэтон? - спросил он, прощаясь.
- Не беспокойтесь, у нас свой экипаж.
- Это само собой. Но приехать на обед в экипаже его превосходительства - особая честь. Его превосходительство оказывает эту милость очень немногим.
Мы условились, что фаэтон будет прислан за мной. После ухода Махмуд-хана я задумался. На обеде должен был присутствовать весь состав дипломатического корпуса. Нам предстояло слышать одни лишь фальшивые уверения и видеть картину угодливости, лести и низкопоклонства. Вряд ли мы там узнаем что-нибудь, могущее принести пользу нашему делу.
Идти было все же нужно, и, в частности, мне хотелось во время встречи с Гаджи-Самед-ханом выяснить, какое впечатление произвели на него прокламации. Я отправился к Нине сообщить ей о приглашении.
- Нина больна и не пошла на работу, - сказала встретившая меня на балконе Тахмина-ханум.
Я вошел к Нине, которая действительно чувствовала себя плохо.