- Кто там? Что тебе нужно? - спросила вышедшая на стук жена Муктедир-хана.
- Я принес хану письмо! - ответил я.
Женщина открыла ворота.
- По приказу Гаджи-Самед-хана, Махмуд-хан направил нас к его милости. Прошу не беспокоиться, ничего плохого нет!
Женщина растерялась. Следом за мной вошли товарищи, задвинув засов изнутри и оставив у ворот одного из товарищей, мы вошли в дом. Один из товарищей стал у входа в переднюю. Вместе с Гасан-агой и женой Муктедир-хана мы вошли в комнату.
Сидя в белье, хан курил кальян. При нашем входе, он бросил трубку.
- Зачем изволили пожаловать в ночную пору? - спросил он.
- По распоряжению его превосходительства нас послал к вам Махмуд-хан. Вы должны выдать нам скрывающихся у вас революционеров.
- Каких революционеров?
- Ваших племянников!
Говоря это, мы вынули и показали известный вам ордер, за подписью Махмуд-хана.
- Удивляюсь! - воскликнул Муктедир-хан, пробежав глазами ордер. - Разве Гаджи-Самед-хану и Махмуд-хану не известно, что я не принадлежу к революционерам? Я просил бы вас прежде всего просмотреть мои документы.
С этими словами он принес маленький сундучок и, достав оттуда кипу бумаг, протянул нам.
- Просмотрите! Вот письмо, где я доношу Гаджи-Самед-хану о революционной деятельности моих племянников, а вот и грамота, пожалованная мне его превосходительством за мои услуги.
Мы отобрали и то и другое.
- Этого недостаточно, - сказал я, - вы должны выдать укрытых вами лиц!
- Я их не укрывал, они бежали из Тавриза. Я сам хочу разыскать и уничтожить их. Лишь сегодня мне удалось открыть их местопребывание.
- Где же они?
- Я слышал, что они в Миянд-Абаде, а вот и мое собственноручное письмо об этом. Завтра же я вручу его Гаджи-Самед-хану!
- Не беда! - сказали мы, отбирая у него письмо. - Мы и это передадим Махмуд-хану. А теперь, будьте добры раскрыть сундуки. Мы должны произвести обыск.
- Что вам нужно?
- Нам нужны другие бумаги!
Он не протестовал. Сперва мы обыскали сундучок, в котором хранились документы. Там оказалась пачка американских долларов и большое количество английских и русских кредиток. Мы просмотрели и бумаги: это были векселя, акции и договоры на земли и поместья.
- Зачем вы забираете деньги? - завопил Муктедир-хан.
- Деньги нам не нужны, мы только составим опись и вернем их вам. Теперь откройте другие сундуки.
Открыли один из сундуков, обыскали и забрали золото и драгоценные камни. Мы взяли и все находящиеся в остальных сундуках золотые турецкие и русские монеты и сложили все это в большой мешок. Покончив с обыском, мы осмотрели костюм хана. Там, кроме золотых часов, ничего не было, и только во внутреннем кармане жилета оказался портрет какой-то девушки. Когда мы спросили, кто она, он заявил, что это его племянница.
- Тьфу! - плюнула жена хана, увидев карточку. - Зачем ты таскаешь на груди портрет девушки, которую прочишь сыну?
Говоря это, она в бешенстве схватив со стола тяжелый медный подсвечник с такой силой хватила им мужа в висок, что Муктедир-хан свалился. Осмотрев тело и убедившись, что он умер, жена хана, лишившись чувств, упала на диван. После этого мы ушли. Вот как было дело. Захваченных ценностей и денег так много, что ими мы сумеем обеспечить всех находящихся в изгнании товарищей!
После этих слов Тутунчи-оглы вручил мне список отобранных при обыске документов, денег, ценностей и карточку. То был портрет Набат-ханум.
Спешно написав письмо, я вручил его Гасан-аге.
- Этой же ночью отправишься в Миянд-Абад и передашь это письмо Салех-аге и Пэрвизу. Сумеешь ты это сделать?
- Конечно, сумею, - ответил он и поднялся.
Я вручил ему крупную сумму для Салех-аги и Пэрвиза и, распрощавшись, проводил его до дверей.
Гасан-ага ушел. Было два часа ночи.
- С этим делом мы покончили блестяще, а теперь надо приняться за другое, - обратился я к Тутунчи-оглы.
ТАВРИЗСКАЯ ВЕСНА
Сегодня с шести часов вечера я был у Гаджи-Самед-хана. Убийство Муктедир-хана и похищение его несметных богатств разгневали хана.
В семь часов он принял Махмуд-хана.
- Твои люди окончательно дискредитировали меня перед русским консулом, - сказал он. - Консул говорит, что я не только не в состоянии управлять Тавризом, но не могу даже проследить за твоей работой. Ты творишь в городе все, что тебе заблагорассудится. Как мне доносят, по ночам город остается без всякого надзора.
Слова Гаджи-Самед-хана произвели на продолжавшего стоять коменданта ошеломляющее действие.
- Если его превосходительство разрешит, я вкратце доложу ему эту историю, - с большим трудом овладев собой, дрожащим голосом проговорил Махмуд-хан.
- Говори, но не смей оправдываться!
- Дело об убийстве Муктедир-хана подозрительно. Я знаю моих людей, как свои пять пальцев.
- Знать-то знаешь, но осадить их не умеешь! Кто разграбил дом Гаджихейтиба? Кто похитил дочь Эбачи-баши? Кто ограбил жену Сулейман-хана? Кто ворвался в дом Хазчиларова и посягнул на честь женщин? Кто похитил внучку судьи и обесчестил ее? Кто похитил сына Гаджи-Муртузы? Этого мало?! Если бы подобные действия могли бы совершать революционеры, мы бы и в этом обвинили их, но этому никто не поверит. Я доверил тебе огромный город. Я вручил в твои руки свое имя, свой авторитет, но ты злоупотребляешь этим!
- Что я могу поделать? Я до утра не смыкаю глаз. Город большой, конечно, могут оказаться упущения. Что ж, вы хотите взвалить на меня ответственность и за преступления воров и грабителей?
- Разве твои люди не могут быть ворами?
Гаджи-Самед-хан позвонил. Вошел лакей.
- Ступай и приведи сюда эту женщину! - приказал он. Спустя минуты две вошла закутанная в черную чадру высокая женщина. Она поклонилась.
- Сядьте! - мягко обратился к ней Гаджи-Самед-хан. - Расскажите нам правду.