- Вы сами видите, что творится в городе. Теперь такие времена, что невольно зависишь от любого пустяка. Сегодня на улицах, что-то невероятное. Пробраться сквозь толпу просто невозможно. Мне очень неудобно, что я опоздал и заставил вас ждать в такой холод. Бога ради, простите меня.
Ксения ответила, с трудом шевеля озябшими губами:
- Что вы! Я уверена, что вы не способны обидеть кого-нибудь. Разве я могу быть недовольна вами? Господь с вами! Такой уж вы человек, что все вас любят. Вы тактичны и вежливы, особенно с девушками. С вами можно забыть и горе и печаль. Нет на свете сердца, которое бы не любило и не уважало вас. Это я должна сто раз извиниться перед вами, что в такую стужу заставила выйти из дому, но я вынуждена была сделать это.
Ксения смотрела на меня виноватыми глазами, словно умоляла простить ее. Я все еще думал, что она меня вызвала по своим личным делам.
- Я к вашим услугам! Какой бы ни был мороз, это не помешает внимательно выслушать вас.
Она улыбнулась, догадываясь, что я ее не понял. Говорить на улице было невозможно, но не из-за мороза, нам мешали люди, снующие без конца во все стороны.
- Милая девочка, разве вы не могли назначить для нашей беседы более удобное место?
Ксения опять улыбнулась, показав свои белоснежные зубки.
- А куда бы я могла позвать вас? У меня не только удобного, но и неудобного места нет.
- А если я приглашу вас, вы не будете возражать?
- В Джульфе мы с вами провели много времени. Разве я отказывалась от ваших предложений? Я верю в вашу чистую, непорочную совесть. Я убеждена, что не ошибусь в вас никогда. Я готова идти, куда вы захотите!..
- Даю вам слово оправдать ваше доверие ко мне. Если вы согласны, всегда, когда я вам понадоблюсь, мы сумеем встретиться в доме Аршака Суренянца.
Ксения с удивлением спросила:
- Какого Аршака? Того, который покровительствовал нам?
- Да, да. Он самый и есть. Это мой друг. Он честный и благородный человек.
- Я согласна, - просто ответила девушка.
- Тогда я позову извозчика. Нет смысла стоять на морозе.
Я направился быстрыми шагами к Арсенальной площади и вскоре вернулся с фаэтоном. Я помог Ксении подняться, и мы поехали. Она сняла перчатки и показала мне свои нежные пухленькие ладошки, покрасневшие от холода.
- Посмотрите, как озябли руки. Но пока я ждала вас, я не чувствовала мороза, так я волновалась,
Я ничего не говорил. Все время я думал: "По какому делу она вызвала меня?" Я не хотел пустыми словами отвлекать ее от главной цели нашего свидания. Она прижалась ко мне, будто спасаясь от мороза Я понимал, что она ждала моей ласки. Но ответить на подобное желание я не мог, это создало бы почву для длительной любовной интриги между нами. Поэтому я сказал:
- Пусть милая барышня извинит меня за любопытство, разрешился ли ваш конфликт с мужем?
- О, оказывается, вы умеете оскорблять женское самолюбие. Разве могу я помириться с ним? Мыслимо ли это? Он глумился надо мной, оскорблял меня? Нет, нет! - она говорила с заметным раздражением.
- Но любовь заставляет забывать оскорбления в обиды.
Она вскинула на меня глаза, полные слез.
- Вы не должны говорить так. Вы этого не думаете. Любовь не может заставить человека забыть оскорбления. Она может лишить его самолюбия, тогда он не чувствует горечи оскорблений. Но я не из тех людей, которые способны унижать себя, терять свое достоинство. Мириться с человеком, который растоптал мою любовь, поверг ее к стопам какой-то женщины сомнительного поведения? Нет, не бывать этому! Никогда не помирюсь я с Ператовым, никогда!..
- Даже искренне любящий человек может допустить ошибку. Это бывает довольно часто. Нередко супруги из-за этого расстаются. Но надо уметь прощать. Семейная жизнь невозможна без ссор. Муж и жена, в прошлом чужие друг другу люди, не сразу привыкают жить вместе. Лишь после того, как два сердца сливаются в одно, бьются в унисон, все трения и противоречия сглаживаются.
- Что ж, по-вашему, я всю свою молодость должна ухлопать на эти передряги? - усмехнулась Ксения.
- Я не хотел обрекать вас на это. Но семейная жизнь - не готовое здание, в которое можно вселиться. Понимаете ли вы, что значат слова строить семью? Семья ведь не сундук, сделанный руками опытного мастера, а вам остается только купить его и пользоваться. Семью создают двое, неопытные, только вступившие на жизненную стезю. Ни характером, ни внешностью, ни стремлениями, ни навыками они не похожи друг на друга. Для того, чтобы их сердца слились, для того, чтобы они научились говорить на одном языке, нужны время и любовь. Конечно, главное любовь. Ее надо свято беречь. И оба должны беречь одинаково, помня, что разбитую вазу не склеишь. Мелочи не должны разрушать взаимную любовь. В молодости возможны ошибки. Их нельзя превращать в неодолимую преграду. Вот вы меня хвалите, а разве мало я допускал ошибок в жизни? И мне случалось обижать других. Очень часто в молодости поступаешь, как ребенок. Так-то, милая девушка. Я надеюсь, что молодой офицер, с которым вы хотели соединить свою жизнь, тоже ошибся и жалеет об этом.
Ксения выпрямилась и, задумчиво глядя на меня, сказала:
- Все это так. Вы правы, мой благородный друг. Семейная жизнь проходит через все эти испытания. Но что вы скажете о тех, кто, претерпев все переживания, конфликты, простив все ошибки, устает до изнеможения, слабеет и не в состоянии воспользоваться своей, наконец, налаженной жизнью. Зачем нужны были их труды и заботы?
- Любовь способствует появлению на свет нового человека. Заботы, труды в семье необходимы для его рождения и воспитания, для создания нового поколения. Человек обязан жить не только для себя, но и для будущего общества.
В это время фаэтон остановился у дверей Аршака Суренянца. Я помог Ксении сойти, и мы вошли во двор. Он гулял на свежем воздухе со своими сиротами. Дети были тепло одеты и весело резвились. Увидев много одинаково одетых мальчиков и девочек, Ксения удивилась:
- Куда мы попали?
- Это дом господина Суренянца, а дети - его приемыши, сироты.
После моего объяснения, Ксения подошла к ним поближе, начала что-то ласково говорить. Дети окружили ее и приветливо отвечали на вопросы. Когда они разошлись по своим мастерским, мы отправились в дом. Аршак ласково встретил мою спутницу, ухаживал за ней, как радушный, гостеприимный хозяин. Его старые служанки, которым девушка, видно, очень понравилась, наперебой предлагали ей всевозможные кушанья, восточные сладости, сушеные фрукты.
Ксения была тронута такой теплой встречей. Казалось, она не находила слов, чтобы выразить свое удовольствие.
У Аршака было много красивых вещей, картин, безделушек. Разглядывая их, Ксения забыла о еде. Она переводила изумленный взгляд с одной вещи на другую, задавала множество вопросов. Потом она встала и начала разглядывать картины. Внимание ее привлекло полотно, на котором был изображен турецкий крестьянин в феске, неказистых лаптях и широких шароварах с бесчисленным количеством складок. Она долго стояла перед этой картиной, то хмурясь, то улыбаясь. Глядя на нее, можно было подумать, что по убеленным сединами волосам и испещренному глубокими морщинами лбу старика она читает печальную историю крестьянства. Рядом висел портрет старой женщины. Несмотря на преклонные годы и белые волосы, она была красива. Очевидно, в молодости это была очаровательная женщина. Ксения повернулась к Аршаку.
- Впервые вижу людей в таких нарядах. Кто они? Где так одеваются?
Ее вопрос заметно огорчил Аршака, до сих пор оживленно беседовавшего с ней. Он глубоко вздохнул, потом вытащил портсигар, закурил, выпустил огромный клуб сизого дыма и только тогда сказал:
- Эти картины - немые свидетели моей горькой судьбы.
Ксения искренне удивилась:
- Не понимаю, почему вы жалуетесь на судьбу. Живете в роскоши, еще и другим помогаете. В чем же дело?
- Так часто бывает. Внешний вид обманчив. Красиво, румяно яблоко, а в середине его точит червь. Яд таится в сладости. Так и с людьми. Зачастую несчастье, сокрушающее человека, отравляющее его жизнь, прячется под покровом счастья. Вы сегодня видите меня окруженным роскошью. Вам кажется, что я всем доволен, а я несчастнейший человек в мире. В моей жизни не было ни одного радостного дня. На моем лице не было ни разу по-настоящему веселой улыбки. Если и приходилось смеяться, это смех над моей горестной судьбой.
Сказать правду, слова Аршака подействовали и на меня. Я начал нервничать. Такой оборот нашей беседы был неожиданным и в то же время нежелательным. Я знал Аршака с первого дня его приезда в Тавриз. Он всегда выглядел довольным, счастливым. Так думал о нем не я один, а почти все наши товарищи-революционеры. Его раннюю седину мы считали наследственным явлением. Месяцами мы сражались бок о бок в окопах, сжились, как братья, а, оказывается, я о нем ничего не знаю. Мне и самому хотелось узнать, кто такие эти мужчина и женщина.
Аршак пальцем показал на портреты:
- Мужчину этого звали Сулейман-Эфенди, а женщину Салима-ханум.
- Кто же они? - нетерпеливо перебил я.
- Мои отец и мать.
- Как же так? Они турки, а ты армянин. Христианскую веру ты принял позднее?