П е р в ы й с о л д а т. Пожалуйста, по кружке пива...
В т о р о й л е г и о н е р. Они все еще не отучились просить...
В т о р о й с о л д а т. Мы у себя дома.
П я т ы й л е г и о н е р. Когда влепят в череп пулю, будет все равно где - у себя дома или в гостях у соседей.
Т р е т и й с о л д а т. В наших обычаях предпочитать просьбу требованиям.
Т р е т и й л е г и о н е р. Ха! Вот почему саксонских солдат не видно на баррикадах: их еще туда не попросили!
(Входит ночной сторож. Пьет у стойки водку, потом набивает и раскуривает трубку, присаживается на ступеньках. Оттуда безмолвно и бесстрастно следит за происходящим.)
П е р в ы й с о л д а т. Неправда!
Т р е т и й с о л д а т. Мы исполняем свой долг.
В т о р о й л е г и о н е р. Исполнять долг - значит подчиняться приказам. Вы пользуетесь отсутствием команды и ничего не делаете.
Д а н и н и. А разве русский не командует?
В т о р о й л е г и о н е р. Не будь его - на моем месте сидел бы пруссак.
Г е н а р т. Говорят, что он решил оставить город?
П е р в ы й с о л д а т. Уже трубили сбор к отступленью.
В т о р о й л е г и о н е р. Вы готовы удрать и без сбора!
Ч е т в е р т ы й л е г и о н е р. Вот мы, - мы еще подеремся!
(Легионеры шумно одобряют товарища, смеются, пренебрежительно кивают в сторону саксонских солдат.
Входят возбужденные группы инсургентов-граждан и солдат коммунальной гвардии. Последние - те же обыватели, но лучше вооружены и носят бело-зеленые перевязи на рукавах.
В дальнейшем появляются отдельные повстанцы из ремесленников и рудокопов, подростки, солдаты и гвардейцы.
Кабачок утопает в немолчном гуле. Реплики, которые доходят до слуха зрителя - резкие выкрики особенно возбужденных или озлобленных людей.
Подвал превращается в казарму.)
16.
Генарт, Грунерт, Клоц, фрау Грунерт, Данини, Марихен, венские легионеры, саксонские солдаты, ночной сторож, инсургенты-обыватели, гвардейцы, ремесленники, рудокопы, подростки.
П е р в ы й и н с у р г е н т. Мы присягали конституции, а нас заставляют позорно бежать!
П е р в ы й г в а р д е е ц. Среди нас есть такие, которым дела нет до конституции!
В т о р о й и н с у р г е н т. Кто мог отдать такой бессмысленный приказ?
Т р е т и й л е г и о н е р. Тут измена!
Д а н и н и. Это русский, русский приказал!
(Крики: Ложь, ложь! Позор!)
Ч е т в е р т ы й л е г и о н е р. Кто морочит вам головы? Послушайте!
П е р в ы й л е г и о н е р. Тише, дайте сказать!
(Голоса: Пусть говорит! Дайте сказать венцу! Тише!)
Ч е т в е р т ы й л е г и о н е р. Кому пришла дурацкая мысль бросить позиции, на которых пруссаки сломали себе шею? Какая баба поверит, что это приказал русский? Скорей пруссак увидит свои уши без зеркала, чем затылок этого славного парня!
(Одобрительные возгласы и смех.)
Т р е т и й л е г и о н е р. Все дело в том, что в правительстве сидят трусы!
П е р в ы й с о л д а т. Несчастье в поляках, которые командуют!
Ч е т в е р т ы й л е г и о н е р. Поляки - молодцы!
П е р в ы й г в а р д е е ц. Зачем русский захватил власть? Мы не знаем его! Он нам чужой!
Ч е т в е р т ы й л е г и о н е р. Власть достается храбрым!
(Буйной волной вздымается шум. Его пронизывают отрывистые, несвязные слова: Власть! Русский! Трусы! Власть! Позор, позор!
В разгар шума в дверях появляется Бакунин. Его не замечают. Он - без шляпы, в помятом фраке и галстухе; его шевелюра всклокочена, брови рассечены чертой; он стоит, заложив руки в карманы брюк.)
17.
Генарт, Грунерт, Клоц, фрау Грунерт, Данини, Марихен, легионеры, солдаты, ночной сторож, инсургенты, гвардейцы, ремесленники, рудокопы, подростки, Бакунин.
П е р в ы й и н с у р г е н т. Мы не признаем власти, которая сдается!
Ч е т в е р т ы й л е г и о н е р. Только силой заставят нас покинуть город!
П е р в ы й с о л д а т. У пруссаков больше пушек, чем у нас карабинов. Они погребут нас под развалинами!
М а р и х е н (пронзительно кричит). Русский, русский!
(Почти мгновенно воцаряется тишина.
Толпа расступается, образуя широкое дефиле от ступенек до авансцены.