-- Ничего. Просто ставлю вас в известность. Как вы, конечно, знаете, любое торговое судно, вне зависимости от того, несет оно вооружение или нет, может быть захвачено в качестве приза, если примет на борт дезертира. Захвачено королевским военно-морским флотом. -- Глессинг улыбнулся. Дезертировать глупо. Куда еще ему бежать, как не на другой корабль?
-- Некуда. -- Струан почувствовал себя в ловушке. Он был уверен, что Рамсей сейчас скрывается на одном из его кораблей, и не сомневался, что Брок приложил к этому руку, а возможно, и Глессинг тоже.
-- Сегодня мы проводим досмотр всех кораблей. Вы, конечно, не станете возражать?
-- Конечно, нет. Наша компания очень тщательно подбирает команды на свои корабли.
-- Очень разумно. Адмирал решил, что "Благородный Дом" заслуживает особой привилегии, поэтому ваши корабли будут осмотрены немедленно.
В этом случае я уже ничего не могу сделать. И он выбросил из головы эту проблему.
-- Капитан, я бы хотел представить вам моего старшего... моего сына Кулума. Кулум, перед тобой наш знаменитый капитан Глессинг, который выиграл битву при Чуэн-пи.
-- Добрый день. -- Глессинг вежливо пожал руку молодому человеку. Рука Кулума с длинными пальцами показалась ему мягкой и немного женственной. Смахивает на денди, подумал Глессинг. Приталенный сюргук, бледно-голубой галстук, высокий воротник -- должно быть, студент последнего курса. Любопытно пожимать руку человеку, который перенес бенгальскую чуму и остался жив. Интересно, а я бы выжил?.. -- Это нельзя было назвать сражением.
-- Два небольших фрегата против двадцати боевых джонок и тридцати с лишним брандеров? И это, по-вашему, не битва?
-- Стычка, мистер Струан. Это могла бы быть битва... -- Если бы не этот чертов трус Лонгстафф и не ты, гнусный пират, хотелось закончить Глессингу.
-- А вот мы, коммерсанты, считаем, что это была самая настоящая битва, Кулум, -- с иронией сказал Струан сыну. -- Нам никогда не понять разницы между сражением и стычкой. Мы всего лишь мирные торговцы. Но первый в мировой истории случай, когда Англия скрестила оружие с Китаем, заслуживает того, чтобы его назвали "сражением". Это произошло чуть больше года назад. Мы стреляли первыми.
-- А как бы поступили вы, мистер Струан? Это было правильное тактическое решение.
-- Ну, разумеется.
-- Капитан-суперинтендант торговли полностью одобрил мои деист вия.
-- Конечно. Правда, у него не было особою выбора.
-- Заново переживаете старые баталии, капитан Глессинг? -- раздался голос Лонгстаффа. Капитан-суперинтендант стоял на пороге своей каюты и с интересом слушал их разговор, оставаясь незамеченным.
-- Нет, ваше превосходительство, просто по-новому смотрю на старую стычку. Как вам известно, мистер Струан и я никогда не сходились во взглядах на то, что произошло у Чуэн-пи.
-- А почему вы непременно должны смотреть на это одинаково? Если бы мистер Струан командовал вашими кораблями, его решение, вполне возможно, совпадало бы с вашим. И будь вы на месте мистера Струана, у вас тоже могла бы появиться уверенность, что китайцы не станут нападать на вас первыми, и вы бы пошли на риск и не отдали приказа открывать огонь. -- Лонгстафф зевнул, поигрывая карманными часами -- А что бы предприняли вы, Кулум?
-- Не могу сказать, сэр. Я не знаю всех сложностей обстановки, существовавших на ту пору.
-- Хорошо сказано. "Сложности обстановки" -- это удачное выражение. -Лонгстафф усмехнулся -- Не согласитесь ли составить нам компанию, капитан? Бокал сака?
-- Благодарю вас, сэр, но мне пора возвращаться на свой корабль.-Глессинг ловко отдал честь и удалился.
Лонгстафф жестом пригласил Струанов в кабинет для совещаний, который временно служил капитан-суперинтенданту в качестве личных апартаментов. Комната выглядела по-спартански, из обстановки имелось только то, что было необходимо для работы. Глубокие кожаные кресла, столы с картами, комоды, массивный дубовый стол были надежно прикручены к палубе. Позади бюро из дуба, богато украшенного резьбой, полукругом шли окна кормы с частыми рамами. Каюта пахла дегтем, табаком, морем и, неизбежно, порохом.
-- Стюард! -- позвал Лонгстафф. Дверь каюты открылась в ту же секунду.
-- Да, сэр?
Лонгетафф повернулся к Струану:
-- Сак? Бренди? Портвейн?
-- Сухой сак, благодарю вас.
-- То же самое, пожалуйста, сэр, -- сказал Кулум.
-- Мне портвейн. -- Лонгстафф опять зевнул.
-- Слушаю, сэр.
Стюард достал бутылки из буфета и разлил вино в тонкие хрустальные бокалы.
-- Вы впервые покинули Англию, Кулум? -- поинтересовался Лонгстафф.
-- Да, сэр.
-- Но, я полагаю, с нашими последними "сложностями обстановки" вы хорошо знакомы.
-- Нет, ваше превосходительство. Отец не писал подробных писем, а в газетах про Китай не упоминают.
-- Ну, скоро начнут, не правда ли, Дирк? Стюард подал бокалы: сначала Лонгстаффу, затем его гостям.
-- Проследите, чтобы нас не беспокоили.
-- Да, сэр. -- Стюард оставил бутылки на столике рядом и вышел.
-- Тост,-- провозгласил Лонгстафф, и Струан вспомнил тост Робба и пожалел, что сначала отправился на флагман. -- За то, чтобы ваше пребывание здесь, Кулум, было приятным, а возвращение домой -- безопасным.
Они выпили. Сухой сак был превосходен.
-- Здесь сейчас вершится история, Кулум. И никто не может рассказать вам об этом правдивее и лучше, чем ваш отец.
-- У китайцев есть старинная поговорка, Кулум: "Правда имеет много лиц", -- сказал Струан.
-- Я не понимаю.
-- Просто мое изложение "фактов" совсем не обязательно будет единственно верным.-- Эти слова напомнили ему об императорском наместнике Лине, который содержался в Кантоне под стражей и в бесчестье, потому что его политика привела к открытому конфликту с Британией; в скором времени его ожидал смертный приговор. -- Этот дьявол Линь все еще в Кантоне? -- спросил он.
-- Думаю, да. Его превосходительство Ти-сен улыбнулся, когда я три дня назад задал ему вопрос о судьбе Линя, и сказал загадочно: "Багряный является Сыном Неба. Как может человек провидеть волю Неба?" Китайского императора зовут Сыном Неба, -- пояснил Лонгстафф для Кулума. -- "Багряный" -- еще одно из его многочисленных имен, поскольку он всегда пишет тушью алого цвета.
-- Странные, странные люди эти китайцы, Кулум, --добавил Струан. -Например, из трехсот миллионов человек только император имеет право писать алой тушью. Попытайся представить себе это. Если бы королева Виктория заявила в один прекрасный день, что отныне только ей дозволено пользоваться красными чернилами, как бы мы ни любили ее, сорок тысяч британцев в тот же миг отказались бы от всех чернил, кроме красных. Я бы сам первый так поступил.
-- И каждый Китайский торговец, -- вставил Лоyuстафф с издевкой, которой сам, очевидно, не замечал, -- немедленно послал бы ей бочонок чернил означенною цвета -- с оплатой по получении -- и заверил бы Ее Британское Величество в своей готовности стать поставщиком Короны -- по соответствующей цене. И все заверения непременно были бы написаны красным. Ха, надо полагать, у них есть на это право. Где оказались бы все мы, не будь торговли?
Возникла короткая пауза, и Кулум спросил себя, почему отец молча проглотил нанесенное ему оскорбление. Или это не было оскорблением? Возможно, это лишь еще одна непреложная истина: аристократы всегда издеваются над теми, кто не принадлежит к их кругу? Что ж, наша Хартия решила бы проблему аристократии раз и навсегда.
-- Вы хотели видеть меня, Уилл? --Струан чувствовал себя смертельно усталым. Его нога болела, невыносимо ныли плечи.