-- Я гебя ни к чему не принуждаю. Месяц назад, Робб, ты был готов принять пятьдесят тысяч и удалиться на покой. Прекрасно. Это предложение остается в силе. Если же ты хочешь получить то, что по праву принадлежит тебе, -- более миллиона фунтов, -- ты получишь их не позже, чем через два года. -- Струан повернулся к Кулуму: -- От тебя, парень, мне нужно два года твоей жизни, Если ты станешь Тай-Пэном -- еще три года. Всего -- пять лет.
-- Если я не соглашусь на эти условия, тогда мне придется уехать? -спросил Кулум, чувствуя, как у него заныло сердце и пересохло в горле.
-- Нет. Ты по-прежнему останешься партнером, хотя и младшим. Но ты никогда не будешь Тай-Пэном. Никогда, Мне придется найти и подготовить кого-то другого. Год -- как раз тот срок, который справедливо попросить -или, как он говорит, потребовать -- у Робба. Он уже одиннадцать лет в деле. -- Струан взял в руки слиток серебра. -- Тебе еще предстоит доказать, что ты достоин занять его место, Кулум, даже если ты сейчас согласишься. Ты будешь лишь предполагаемым преемником, не более того. Я не дам тебе жиреть на моем поте или поте Робба. Это закон клана и хороший закон жизни вообще. Каждый человек должен стоять на своих собственных ногах. Конечно, я буду помогать тебе всем, что в моих силах -- пока я жив, но ты сам должен показать, на что способен. Только настоящий мужчина имеет право стоять на самом верху.
Лицо Кулума вспыхнуло.
Робб в упор смотрел на Струана, ненавидя его.
-- Тебе не нужен Тай-Пэн через пять месяцев. Тебе просто нужна нянька на год, не в этом ли все дело?
-- Обещай мне остаться здесь на пять лет, и ты сможешь сам выбрать, кого захочешь.
-- Значит, я могу прямо сейчас устранить Кулума в обмен на обещание отдать тебе еще пять лет?
-- Да, -- не задумываясь ответил Струан. -- Я думаю, из мальчика вышел бы толк, но окончательное решение осталось бы за тобой. Да.
-- Видишь, что власть делает с человеком, Кулум? -- сказал Робб натянутым голосом.
-- Нынешний вариант "Благородного Дома" мертв без этих денег, -- сказал Струан безо всякой злобы. -- Я изложил вам свои условия. Решайте.
-- Я понимаю, почему тебя ненавидят в этих морях, -- произнес Кулум.
-- Понимаешь ли, дружок?
-- Да.
-- Ты никогда не знаешь этого, не узнаешь по-настоящему, пока не истекут твои пять лет.
-- Значит, у меня нет выбора, отец. Либо пять лет, либо ничего?
-- Либо ничего, либо все, Кулум. Если тебя устраивает быть в жизни вторым, отправляйся сейчас на палубу. Я хочу, чтобы ты понял одно: стать Тай-Пэном "Благородного Дома" означает, что ты должен приготовиться к тому, чтобы жить в одиночестве, быть ненавидимым многими, иметь некую цель, высокую и бессмертную, и без колебаний приносить в жертву любого, в ком ты не уверен. Поскольку ты мой сын, я сегодня предлагаю тебе, безо всякого испытания, возможность получить верховную власть в Азии. То есть власть делать почти все на свете. Я не предлагаю этого с легким сердцем. Я знаю, что это такое -- быть Тай-Пэном. Выбирай же, клянусь Богом!
Кулум не мог оторвать взгляд от Библии. И от серебра. Я не хочу быть вторым, сказал он себе. Теперь я это знаю. Тот, кто остается вторым, никогда не сможет сделать ничего достойного. У меня впереди бесконечно много времени, чтобы поразмыслить об этих условиях, о Дзин-куа и китайцах и заняться решением мировых проблем. Возможно, мне даже не придется переживать, стану я Тай-Пэном или нет: может быть, Робб решит, что я не подхожу для этого. О Господи, сделай так, чтобы я оказался достойным, пусть я стану Тай-Пэном, чтобы обратить эту власть на пользу добру. Пусть она явится средством для достижения Твоей цели. Хартия должна победить. И это единственный путь.
Его лоб покрылся капельками пота. Он взял Библию.
-- Я клянусь господом Богом соблюдать эти условия. Если и когда я стану Тай-Пэном. Да поможет мне Бог. -- Его пальцы дрожали, когда он клал Библию на место.
-- Робб? -- спросил Струан, не поднимая глаз.
-- Пять лет как Тай-Пэн, и я могу отослать Кулума назад в Шотландию? Прямо сейчас? Смогу менять и переделывать все, что сочту нужным?
-- Да, клянусь Господом. Неужели мне нужно повторять что-то дважды? Через пять месяцев ты будешь делать, что захочешь. Если согласишься на другие условия. Да.
В трюме наступила глубокая тишина, нарушаемая лишь нескончаемой крысиной возней в темноте.
-- Почему вы хотите от меня отделаться, дядя? -- спросил Кулум.
-- Чтобы заставить страдать твоего отца. Ты последний в его роду.
-- Верно, Робб. Так оно и есть.
-- Но то, что вы говорите, ужасно! Чудовищно, -- воскликнул пораженный Кулум. -- Ведь мы же родственники. Родственники.
-- Да, сказал Робб с мукой в голосе. -- Но сегодня у нас откровенный разговор Твой отец готов принести в жертву меня, тебя, моих детей, чтобы достичь своей цели. Почему мне не поступить точно так же?
-- Может быть, ты так и поступишь, Робб, может быть, ты так и поступишь, -- произнес Струан, кивая головой.
-- Ты знаешь, что я никогда не сделаю ничего, что причинит тебе боль. Господи милостивый, иже есть на небесах, что же с нами происходит? Мы всего лишь раздобыли денег, а нас вдруг обуяла алчность и Бог знает что еще. Прошу тебя, отпусти меня. Через пять месяцев. Прошу тебя, Дирк.
-- Я должен уехать. Только в парламенте я смогу по-настоящему управлять Лонгегаффом и теми, кто придет ему на смену. -- как это будешь делать ты, когда покинешь Азию. Только там мы сможем осуществить наш план. Но Кулуму нужно многому научиться. Ты пробудешь Тай-Пэном год и уедешь
-- Как можно обучить его за такой короткий срок?
-- Через пять месяцев я увижу, может он быть Тай-Пэном или нет. Если нет, я сделаю другие распоряжения.
-- Какие распоряжения?
-- Смерть господня! Ты согласен, Робб, или ты отказываешься? Что это будет: один год или пять? Или ни одного?
Крепчающий ветер еще больше накренил корабль, и Робб перенес вес тела с одной ноги на другую. Все его существо восставало против этой клятвы. Но он знал, что должен ее принести. Должен ради своей семьи. Он взял в руки Библию, книга показалась ему отлитой из свинца. -- Несмотря на то, что я ненавижу Восток и все, что он олицетворяет, я клянусь господом Богом соблюдать эти условия в полную меру своих сил и способностей. Да поможет мне Бог. -- Он протянул Библию Струану. -- Я думаю, ты пожалеешь, что заставил меня остаться и стать Тай-Пэном -- на один год.
-- Может быть. Но об этом не пожалеет Гонконг. -- Струан открыл Библию и показал им четыре половинки монет, которые он воском прилепил изнутри к переплету. Он перечислил им все условия Дзин-куа, умолчав лишь об одном лаке для Гордона Чена. Это мое дело, сказал себе Струан и на секунду задумался, как отнесется Кулум к своему сводному брату -- и к Мэй-мэй, -- когда узнает о них. Робб знал о Мэй-мэй, хотя никогда и не видел ее. Интересно, спрашивал себя Струан, мои враги уже успели шепнуть Кулуму о Гордоне и Мэй-мэй?..
-- Я считаю, ты был прав, что заставил нас поклясться, -- сказал Робб. -- Одному Богу известно, какой дьявольский трюк кроется за этими монетами.
Когда они вернулись в каюту, Струан подошел к столу и сломал печать на письме. Он прочел первые несколько строк и вскричал, задыхаясь от радости:
-- Она жива! Винифред жива, клянусь Господом. Она поправилась!
Робб схватил письмо. Струан, вне себя от счастья, крепко обнял Кулума и начал отплясывать джигу, джига перешла в рил, он сомкнул руки с Кулумом, они вытащили в круг Робба, и вся их ненависть и недоверие друг к другу исчезли в один миг.
Потом Струан всей своей невероятной силой остановил их голова к голове.
-- А теперь все вместе! Раз, два, три, -- и они во всю силу легких прокричали латинский боевой клич клана:
-- Feri! -- Рази без промаха!
Потом он еще раз крепко обнял их и прогремел:
-- Стюард!
Матрос со всех ног бросился на зов.
-- Да, сэр-р?