Лишь Бог — сущий. Мы — лишь существа.
Грааль. О нем говорят все, но никто не знает, что это такое. Тем не менее Грааль ищут все. Никого не останавливают трудности и препятствия этого авантюрного поиска, в который устремляются, не зная порой ни его причин, ни конечной цели. Весь мир очертя голову бросается на его поиски, будь то «святой Грааль» или же Грааль в его «светском», мирском понимании, то есть символ далекой, но достижимой цели. Выражение «искать свой Грааль» стало таким же расхожим и избитым, как «нести свой крест». Однажды, будучи в Тулузе, я прочел в газете о некоем банке, «искавшем свой Грааль», и не смог удержаться от смеха: дело в том, что «Грааль» в современном провансальском языке звучит как «grazal» и означает сосуд, в котором жители Тулузы, строго придерживающиеся традиций, готовят свое знаменитое вкусное рагу. Однако в каждой шутке есть доля правды: известно распространенное мнение о том, что в кельтскую эпоху Грааль, по всей видимости, давал миру необходимую ценную пищу и, если верить рассказчикам того времени, был неистощим. Фантазия средневековых христианских авторов заменила «языческое содержимое» Грааля на кровь Христа, пролитую на Голгофе и собранную Иосифом Аримафейским, загадочным персонажем Евангелия, в не менее загадочную чашу. Согласно преданиям гностиков, этот кубок был сделан из изумруда, упавшего с головы Люцифера, «Несущего Свет», когда он, проиграв битву с Создателем, был повержен во мрак, в котором отныне и готовится к завоеванию царства Света. Из этого царства его изгнал тот, кого Библия называет Яхве Адонай (или Элохим; это имя по необъяснимым причинам имеет форму множественного числа).
Следует отметить, что слово «Грааль», как и его многочисленные средневековые вариации, было общеизвестным. Сквозь вереницу столетий оно дошло и до нас; к началу XXI века его употребление в повседневной речи достигло апогея, однако его значение не стало от этого более ясным. Изначально слово «Грааль» было одним из вариантов лексемы женского рода («gradal» или «cratal»), взятой из лангедокского языка XII века; впоследствии оно превратилось в «grazal». Исторически «Грааль» восходит к латинскому «cratalis»; индоевропейский корень, лежащий в основе этой лексемы, можно найти и в греческом «krater». Этимология индоевропейского корня проста: «сосуд, вместилище». Итак, в действительности Грааль всего лишь «сосуд», который вмещает все то, что заблагорассудится в нем сохранить. И видит Бог, чего только не помещала в Грааль фантазия людей — и кровь Христа, и секреты ядерной энергии!.. «Святой» или «светский», Грааль (точнее, его содержимое) не перестает давать пищу воображению, порой приводя тех, чей разум околдован этим символом, к серьезным душевным расстройствам и помрачению рассудка.
Ведь «святой» Грааль нередко сопровождается запахом серы. Баварские иллюминаты и еще более опасная секта «Святая Фема»; автор сельских романов и в то же время последовательница «Высших неизвестных» Жорж Санд; ярый антисемит Рихард Вагнер и его «Парцифаль», идеальный образец произведения с «двойным дном», шедевра, обладающего скрытым аморальным смыслом; теософия конца XIX века, произведенная на свет усилиями англосаксов; Брэм Стокер, член сомнительного общества, называемого «философским» («Золотая заря»), и его знаменитый роман «Дракула», являющийся не только плодом воображения; череда авторов, отдающих предпочтение мифам об Агарте и подземном городе Шамбале; Общества Врил и Туле… путь с подобными вехами привел к чистейшей воды нацизму. Известно, что Гитлер и особенно Гиммлер хотели превратить членов наводящего ужас СС в новых тамплиеров, стражей святого Грааля и хранителей чистоты нордической расы. Стоит ли после этого говорить о таящей множество секретов деревушке Ренн-ле-Шато в департаменте Од? Ее нераскрытые тайны, оплетенные гипотезами и не поддающимися проверке утверждениями, находятся в центре одного из самых громких скандалов, связанных с культурной традицией Запада.
Подобные конфликты могут проистекать из самой специфики этой традиции, подвергавшейся постоянным изменениям. Время исказило смысл многих легенд и преданий; документы, которые могли бы указать на источники традиции, подвергались обработке или сокращались. Причины таких изменений могли быть различными: религия, политика, экономика. Таким образом, древняя память народа, отраженная в мифах и преданиях, была отчасти утрачена вследствие искажения и разрушения текста. Довольно часто смысл легенды искажался в угоду господствовавшим в то время идеологиям. Между ними не всегда царило согласие, но в одном они были весьма сходны: в сокрытии исторической правды. Иначе было бы невозможно сохранить в обществе «надлежащий порядок», поддерживаемый сложившимися к тому времени социальными институтами.
Однако — осторожно!.. Утрата и поиск традиции не являются поводом для того, чтобы бросаться в крайности и в результате попадать в ловушку, расставленную «интеллектуалами» и разного рода фантазерами. Они готовы без всякого на то основания найти и открыть абсолютную истину, которая в конечном счете оказывается очередной фантазией на темы, касающиеся всего человечества. Прекрасный тому пример — картина Стивена Спилберга «Последний крестовый поход», фильм «для широкой публики», обрушивающий на зрителя каскады спецэффектов. Героя фильма Индиану Джонса, этого «идола» Спилберга, хочется назвать «полным кретином»: он мечтает найти Грааль для того, чтобы поместить его в одну из витрин музея. Разумеется, Грааль нужен не только ему, но и банде бессовестных нацистов: по их мнению, Грааль хранит великий секрет, вероятно, некий источник невиданной силы, которая позволит им править миром. Их попытки завладеть Граалем терпят крах, однако не везет на этом поприще и Джонсу. Грааль, к счастью, неуловим. Настоящим победителем, истинным открывателем Грааля оказывается отец Индианы Джонса, которого прекрасно сыграл актер шотландец Шон Коннери. Он отлично знал, что этот «предмет» неуловим, но все равно с удовольствием согласился на полный опасностей, но обогащающий душу поиск. Что можно добавить к этому? Лишь одно: приведенный нами пример еще раз доказывает, что Грааль, как и любой другой сосуд, пусть даже освященный, можно наполнить всем, чем захочется: как лучшими, так и худшими плодами человеческой фантазии.
Это всего лишь один пример из множества других. Факт, что Гиммлер и некоторые нацисты искали Грааль, исторически достоверен. Правда, в их понимании Грааль был не предметом, а «способом», «секретом» управления миром. Правомерна ли такая версия? В средневековых литературных памятниках отражено представление о «Граале духовном» как о некоем синтезе человеческого и божественного; такая трактовка была продиктована теологическими идеями того времени. В самых древних текстах нет ни одного замечания, которое позволило бы нам говорить о могуществе Грааля, о некоей власти этого священного предмета. Однако такой поворот темы наметился уже в ту эпоху. Искажение первоначального смысла особенно заметно в немецком варианте легенды, созданном Вольфрамом фон Эшенбахом приблизительно в 1230 году. Как нам кажется, это странное повествование умышленно переполнено разнородными элементами, которые взяты из более или менее доступных для понимания преданий. При анализе текста оказывается, что именно эти вставки уводят повествование от первоначального замысла произведения, в основе которого лежит простая легенда о духовном поиске человека…
И все же, каков бы ни был Грааль, какие бы формы и смысловые нагрузки ни приобретал, он, без сомнения, остается одной из величайших загадок в истории человечества и потому заслуживает всестороннего изучения. Как нам кажется, объектом исследования должны стать не только древние предания о Граале, но и их продолжения, созданные в ходе времен как бескорыстными искателями истины, так и людьми, в чьем воображении этот грандиозный образ неотделим от мыслей о невероятном, сверхчеловеческом могуществе, достижимом с его помощью.
В основе легенд о Граале лежит следующий постулат: на рассвете человечества, в то мифическое illo tempore, когда Творец мог общаться со своими созданиями, божественное послание было понятным для человеческого существа, однако после грехопадения слово Его стало недоступно разуму смертных. Лишь немногим избранным дано вновь понять его, овладеть этим «кодом доступа», символом которого является знаменитый Грааль. Таков глубинный смысл Грааля и его поисков. Именно в то время появляются три разные, но дополняющие друг друга традиции, гармоничное соединение которых дало миру легенду о Граале.
Первая традиция — гностическая. Ее истоки следует искать в Александрии, в эллинистический период; от нее берет начало целая теология, сильно отдающая ересью. Согласно этой традиции Яхве был захватчиком и узурпатором. Он занимал главенствующее положение как демиург, создатель мира, однако первое место изначально принадлежало «Pistis Sophia» («Вселенской матери», «Деве дев», «Материнской мудрости»), иными словами, «богине Начала» (той самой, которая изображена на скандально знаменитой картине «Сотворение мира» Густава Курбе, — богиня без лица, но с грудью, животом и выразительно обозначенными половыми органами). В гностической традиции мы обнаруживаем упоминание об изумруде; до того, как камень упал в рай Земной, его носил на своем челе архангел Люцифер, «несущий Свет». Этот изумруд и стал впоследствии «святым» Граалем, хранилищем самого драгоценного в мире сокровища — крови Господа, божественной энергии в своей высшей сути.
Вторая традиция, без сомнения, христианская. Она берет начало в текстах, называемых апокрифическими: отвергнутые официальной Церковью, эти писания были «сокрытыми», то есть «тайными». Ее рождение можно отнести приблизительно к 1200 году, времени споров богословов Римской церкви о пресуществлении; это время развития и распространения в Брюгге и Фекампе культа святой крови Христовой. Слово «Грааль» впервые появляется в романе Кретьена де Труа. «Персеваль, или Повесть о Граале» был написан им по заказу графа Фландрского Филиппа Эльзасского — младшего сына Тьерри Эльзасского, который привез из Святой Земли сосуд, содержавший, по его словам, кровь Христову, собранную Иосифом Аримафейским. С этого момента рассказ о святом Граале становится одним из самых важных догматов Римской церкви, свидетельствующим в пользу евхаристии и практики причастия.
Третья традиция — языческая, точнее, друидическая. В кельтских эпосах постоянно упоминается магический котел, неистощимый источник еды, предназначенной для элиты. Однако это не единственное его предназначение: волшебный котел мог даровать знание, открыть тайны мира и секреты воскрешения мертвых. Получившие широкое распространение в Англии, на землях, подконтрольных Плантагенетам (Британские острова, Ирландия и треть Франции), эти древние сказания положили начало мифу о святом Граале. В Средние века этот миф очень быстро стал популярным во всей Европе. Таким образом Грааль превратился в символический объект поиска, который вели рыцари полулегендарного короля. Нам он известен как король Артур, мифический основатель династии Плантагенетов, которые считали себя его наследниками и боролись против королей Капетингов, которые вели свое происхождение от Каролингов и Меровингов.
Итак, можно найти три объяснения столь большой популярности (во Франции, а затем и в Европе) в XII–XIII веках мифов о короле Артуре, рыцарях Круглого стола и Граале: эзотерическое, религиозное, политическое. Слияние традиций, давшее впоследствии искусный тематический сплав, превзошло ожидания тех, кто раздул горнило европейского воображения. Последствия этого слияния ощущаются и поныне, в начале третьего тысячелетия.
Если весь или почти весь мир говорит о Граале, если несметное множество людей ищут его, сами не зная зачем, — значит, на то есть причины. Грааль — это не только модное словечко, прежде всего это миф. В сознании большинства людей миф сродни сказке, художественному вымыслу, в то время как он является «архетипом» (воспользуемся понятием из словаря Юнга). Миф — это та реальность, которая была бы непостижимой и неуловимой, не будь у нее такого способа воплощения, как история, конкретный рассказ, понятный для всех. Грааль — это миф, который «немо» (первоначальный смысл греческого «muthos») и незримо присутствует в любом из нас. Таким образом, каждый человек способен найти «одеяние» для мифа, придать ему новый смысл, то есть наполнить «сосуд» Грааля тем, чем ему захочется.
Следует признать, что человек во все времена не упускал такой возможности. Наверное, это свойственно человеческой природе, которая «не терпит пустоты». Всплеск мифотворчества — непременная примета непростых исторических периодов, к каким можно отнести и наше время. Человек, недовольный сложившимися системами социальных отношений и общественной мысли, ищет спасения в расплывчатых домыслах, в области эзотерики. Чаще всего под маской «эзотерического общества» скрывается группа искусных шарлатанов, которая ловко извлекает пользу из заблуждений обманутого в своих надеждах населения, находящегося во власти сомнений и духовного замешательства. Первым, кто написал о Граале, был поэт из Шампани Кретьен де Труа. Однако ни на одной странице его романа мы не найдем ответа на вопрос, что же на самом деле находилось в Граале. Что стоит за этим — хитрый умысел сочинителя или его равнодушие? Неизвестно. Так или иначе, молчание, которое хранил Кретьен де Труа насчет содержимого Грааля, не смутило его многочисленных продолжателей. Их стараниями таинственный сосуд наполнился символическим содержанием, которое более соответствовало их собственному фантастическому миру, нежели господствующей в то время идеологии.
В произведениях «признанных» продолжателей Кретьена де Труа Грааль стал чашей, хранящей кровь Христа. Наследники иной традиции, так или иначе связанные с династией Плантагенетов (как, например, Робер де Борон, уроженец Бургундского графства), сделали Грааль сосудом, с которым священнодействовал Христос в Великий четверг, день еврейской Пасхи. Именно к этой традиции в XIII веке обратились цистерцианцы, которым тема Грааля потребовалась для внедрения новых веяний в христианской теологии. Однако в конце XII века в Уэльсе неизвестный сочинитель, очевидно придерживавшийся традиционной и народной легенды, утверждал, что Грааль (правда, он никогда его так не называл) был подносом, на котором лежала отрубленная голова, истекающая кровью. В начале XIII века появилась еще одна версия. Баварский поэт Вольфрам фон Эшенбах собирался перевести роман Кретьена де Труа, но отказался от своего замысла, сославшись на нехватку данных и на то, что автор ему непонятен. В результате он написал свой роман о святом Граале, превратив его в упавший с небес камень, ревностно охраняемый тамплиерами. Именно эта немецкая версия послужила импульсом к самым необычным и порой вызывающим подозрение интерпретациям. Интерес к ней не угасает и в наши дни.
Время неумолимо меняло легенду, первоначальный смысл искажали в угоду преходящим идеологиям… Однако конец XIX века стал временем ее зрелищного — и отчасти двусмысленного — завершения. Легенда о Граале оказалась на вершине славы благодаря «Парсифалю» Рихарда Вагнера. «Парсифаль» Вагнера — воплощенный в гениальной музыке предельно сжатый «конспект» всего, что человечество знало о Граале с момента появления символа, этого таинственного кубка, оставившего след в памяти индоевропейских народов. Вагнер полностью исказил первоначальный смысл предания, а его фантазии на тему святого Грааля, в свою очередь, стали отправной точкой для многочисленных дальнейших отклонений от основной традиции. Изначально в легенде говорилось об отчаянных попытках человека перед лицом всемогущего бога Яхве обрести себя, свою сущность. Христианство пересмотрело и обновило образ всемогущественного существа: бородатый (видимо, этим подчеркивается его бессмертие) Бог Отец уединенно восседает на небесах среди облаков, нагроможденных в фантасмагорическом небе. Однако, несмотря на все эти детали, в нем явно прослеживается сходство с Юпитером древних римлян.
«Парсифаль» (современное написание, эквивалентное средневековому «Парцифаль» у Вольфрама фон Эшенбаха, французскому «Персеваль» у Кретьена де Труа и валлийскому «Передур») — это опера, точнее, литургическая драма Рихарда Вагнера, автора текстов и музыки. Восторженный поклонник Вагнера Адольф Гитлер и покровитель его вдовы Козиме (забывшей, что она была дочерью венгерского композитора Листа и французской графини Мари д'Агу) мечтал отметить окончательную победу Третьего рейха над врагами постановкой «Парсифаля». Возможно, такое решение имело особые причины, в том числе и сугубо личные: нацистский диктатор был так же бессилен в сексуальном плане, как и сам Вагнер во время сочинения «Парсифаля». Вероятно, именно поэтому на протяжении всей этой странной, уникальной в своем роде литургии не раз повторяется хвала чистоте и целомудрию; однако, как бы то ни было, «Парсифаль» Вагнера — это настоящий шедевр.
Мне вспомнилась одна телевизионная дискуссия на канале FR3 в 1982 году. Меня и Рольфа Либермана, в то время директора парижской Оперы, пригласили принять участие в передаче Жана-Мишеля Дамьяна, посвященной фильму немецкого режиссера Зиберберга. Он снял замечательную картину о Парсифале по мотивам произведения Вагнера, с музыкальным оформлением восхитительного дирижера Армена Жордана. Характерная особенность: роль Парсифаля поочередно исполняли певец и оперная певица! Рольф Либерман и я были полностью согласны не только в том, что музыка Вагнера обладает несомненной возвышенной красотой, но и в том, что текст «Парсифаля» (как, впрочем, и «Тристана») насквозь пропитан двусмысленной философией. Более того, при создании «Тетралогии» Вагнер перерабатывал мифологические сюжеты, не искажая их смысла; заметим, что это были в большей степени скандинавские мифы, нежели германские. Однако насколько бережно и аккуратно он относился к деталям «германских» мифов, настолько же небрежно, порой доходя до подтасовки тем и смысла, он обращался с темами, заимствованными из кельтской мифологии.
Если внимательно прочесть текст вагнеровского «Тристана и Изольды», то можно заметить, что Вагнер полностью изменил, если не исказил, оригинальный сюжет предания. Вагнер в то время очень увлекался идеями Шопенгауэра, и их влияние чувствуется в трактовке легенды; в качестве примера можно привести появившийся мотив уничтожения «воли к жизни» как единственного способа достичь счастья. Та же интерпретация мифа прослеживается и в балете «Победители», появившемся в 1970 году на сцене театра Моне в Брюсселе. Хореографом постановки, положенной на музыку «Тристана», выступил Морис Бежар, бывший в то время буддистом. О красоте этого балета, о декорациях Яхне ле Тумелина (также буддиста) можно говорить бесконечно. Следует лишь отметить, что постановщиком было сделано все, чтобы сконцентрировать внимание слушателя и зрителя на хроматических нисходящих гаммах Вагнера, восхитительно передающих отказ героев от «воли к жизни» и их слияние, если не сказать уничтожение, в «океане душ». К этой нирване, согласно восточной метафизике, стремятся все человеческие существа, чтобы избежать тягот существования. Разумеется, подобное толкование сильно исказило первоначальный смысл легенды о Тристане и Изольде, повествующей о всеобщей любви, которая оказывается сильнее смерти, или о деспотичном обществе, в котором бьются два героя.
В «Парсифале» отклонение от традиционного повествования прослеживается еще сильнее. Разумеется, Грааль — центральный объект этой литургической драмы, однако смысловой акцент сделан на другом. Главный герой порой приводит в замешательство своим простодушием, но эта его черта заимствована из предшествующей мифологической традиции. Главным открытием Парсифаля, по версии Вагнера, является вовсе не Грааль, а тайное братство, владеющее секретами, которые не должно никому раскрывать. Без сомнения, это общество живет по расовым законам, поскольку рыцари Грааля относятся к отдельной, ограниченной потомственной линии. Чтобы вступить в это инициационное и расистское общество, нужно соответствовать нескольким критериям, таким как целомудрие, моральные ценности или презрение к обманчивым иллюзиям (к этой восточной «майе», нашедшей отражение в вагнеровских «цветочных девах» и псевдорайском саду Клингзора). Однако главное качество, которым должен обладать рыцарь Грааля, — умение хранить тайну. Этот запрет появляется уже в «Лоэнгрине»: рыцарь Лебедя, сын Парсифаля, не должен раскрывать ни своего имени, ни происхождения, ни того, что же такое Грааль. В «Парсифале» Вагнер продолжает тему принадлежности Лоэнгрина к тайному и священному потомству, финал этой лирической драмы — возведение героя на престол, Парсифаль становится королем Грааля.
Разумеется, ничего нового Рихард Вагнер не изобрел: все эти детали и подробности можно найти в произведении Вольфрама фон Эшенбаха, которое композитор использовал в качестве исходной модели. Однако Вагнер наполняет легенду о Парсифале иным смыслом, какого не было в романе средневекового автора. Поэтому правомерно утверждать, что идеология антисемита Вагнера была тем импульсом, который обусловил появление в XX веке самых странных и нелепых интерпретаций святого Грааля и таинственного братства рыцарей, его охраняющих.
Даже если настаивать на том, что Вагнер не несет ответственности за все сказанное и написанное о Граале после него, приходится признать, что последствия такой увлеченности Вагнером были губительными. Достаточно вспомнить «вагнеризм» и его шествие по Европе в 1900-е годы, когда им были охвачены поэты символисты и «декаденты», школы живописи и, конечно, композиторы. Националист и ярый антисемит Венсан д'Инди, основатель «Школы певцов», написал лирическую драму «Фервал», искусную копию «Парсифаля». Испанец Альбениц задумал трилогию о Мерлине, короле Артуре и Граале; до нас дошла лишь первая часть его произведения. Вспомним и об Эрнесте Шоссоне и его «Короле Артуре», не содержавшем, правда, никакого расового подтекста, скорее наоборот… Разумеется, нельзя забыть и о «Пелеасе и Мелисанде» Мориса Метерлинка. Неслучайно музыку к этой пьесе написал Клод Дебюсси — он часто посещал оккультные собрания парижских почитателей Вагнера. Его другом был автор «Арсена Люпена» Морис Леблан, многое знавший о Граале. Среди его знакомых была и певица Эмма Кальве, о которой шла молва, что она является любовницей аббата Соньера, связанного с тайной Ренн-ле-Шато и «потерянного королевского потомства», иными словами, к тайне «sangreal» — «королевской крови». Но это всего лишь надводная часть айсберга. Начало XX века — время появления на свет странных обществ, таких как английская «Золотая заря» или тогда еще безвестный немецкий кружок, который впоследствии стал Обществом Туле, безусловным вдохновителем нацистской идеологии.
В годы последовавшие за приходом к власти Гитлера, интерес к Граалю не исчез, но проявил себя в иной области: оставаясь, как и раньше, темой для литературных произведений, Грааль «ушел в политику», а фантазия политических деятелей или групп порой бывает пострашнее любого литературного вымысла… Пока точно не установлено, поручал ли Гиммлер некую миссию Отто Рану из СС, который вел упорные поиски в краю катаров, неподалеку от замка Монсегюр, считая, что это и есть «замок Грааля». Разумеется, сведения о том, что Грааль хранится в замке Монсегюр, — выдумка чистой воды, однако стоит заметить, что «неокатары» департаментов Од или Арьеж не раз затрагивали эту тему: она и по сей день приносит неплохой доход их родному краю. Чего стоят, скажем, действия некоего Антуана Гадаля, который был уверен, что найдет Грааль в гроте в верховьях долины Арьежа?
Шумиха вокруг этого дела лишь сыграла на руку одному почтенному президенту бюро по обслуживанию туристов. К счастью, Рене Нелли, неоспоримый знаток страны катаров и окситанской культуры, несмотря на препятствия, которые ему чинили, смог разобраться в вопросе об отношении темы Грааля к культуре катаров и тамплиеров. Тем не менее освободить разум от домыслов воображения — занятие нелегкое; жгучий интерес, проявленный так называемыми нацистскими интеллектуалами к теме Грааля, вызвал новую волну толкований, появившихся после Второй мировой войны.
Действительно, период между 1953 и 1956 годами можно определить как «переход из одной нелепой крайности в другую». После смерти в 1917 году аббата Соньера из Ренн-ле-Шато все недвижимое имущество было отписано его преданной служанке Мари Денарно. В течение многих лет она хранила «тайну кюре». Мари Денарно утверждала, что ей известен секрет сокровищ Соньера и что в один прекрасный день она его откроет. Конец жизни она провела на попечении промышленника Ноэля Корбю, которому завещала имущество, доставшееся ей от Соньера. Однако в 1953 году она умерла, так ничего и не рассказав. Став хозяином владений Соньера, Ноэль Корбю начал в них раскопки, но ничего не нашел. Потом ему пришла в голову мысль открыть в своих владениях ресторан. Чтобы привлечь клиентов, он распространил слух об «авантюрах», которые приписывали аббату Соньеру. Статья, появившаяся в 1956 году в «Dépêche du Midi», довершила дело: «тайной Соньера» заинтересовались средства массовой информации.
Ответственность за скандальный успех этой темы во многом несет талантливый журналист Жерар де Сед, который, беспорядочно смешивая в своих историях катаров, тамплиеров и святой Грааль, без разбору хватался за все, что относилось к Монсегюру и Ренн-ле-Шато. К сожалению, Жерар де Сед слепо верил всему, о чем сообщали ему информаторы. Он писал обо всем, что было таинственно, странно и удивительно, но не удосуживался просмотреть подлинные источники по этим вопросам. В результате журналист оказался во власти мистификаций, инициатором которых был гениальный юморист Френсис Бланш. Последний и не подозревал, какое воздействие оказал его невинный розыгрыш.
Итак, Жерар де Сед осветил подробности жизни аббата Соньера и написал о цепи странных поступков кюре, совершенных в 1900 году. В то время о аббате Ренн-ле-Шато ничего не было известно за пределами края Разе, впоследствии о нем понемногу забыли (или же его хотели забыть). Однако публикации Жерара де Седа привели к тому, что на читателя обрушился шквал подобной литературы, представлявшей собой сплав исторических фактов и самых безумных авторских фантазий. Маленькое селение Ренн-ле-Шато неподалеку от Монсегюра в сердце департамента Од неожиданно стало одним из самых сакральных мест для исследований, называемых «эзотерическими».
Но волна популярности Ренн-ле-Шато, затопив Разе, не остановилась. Она прокатилась по всей Франции, поднимая вопросы, на которые человечество долгое время не осмеливалось отвечать. В частности, людей волновала личность таинственной Марии из Магдалы, которая, согласно Евангелию от Иоанна, первой встретила воскресшего Христа. Почему ее изображение можно увидеть в Ренн-ле-Шато? Разумеется, все это вновь привело к неизменному в ходе веков вопросу: что же такое Грааль, где спрятан этот таинственный предмет?
Единого ответа на этот вопрос нет. Мы уже упоминали о Монсегюре, крепости катаров, где якобы был сокрыт Грааль в форме чаши. Другие считают, что Грааль спрятан в гроте Ломбривы в Арьеже или гроте Отшельника в Юсса, соборе Валенсии в Испании, необычном монастыре Сан-Хуан-дела-Пенья в провинции Арагон. Не стоит забывать и аббатство Монсеррат неподалеку от Барселоны. Этим аббатством интересовался Гиммлер: он лично расспрашивал монахов о том, нет ли в монастыре объекта в форме кубка или неких секретных документов, заключенных в ларец. Можно упомянуть храмы Святой Крови Христовой в Брюгге, Неви-Сен-Сепюлькр, Фекампе и множество других мест. Эти и другие указания свидетельствуют, что Грааль — это сосуд, содержащий кровь распятого Христа.
Отождествление замка Грааля с христианским святилищем и даже гротом, где совершали богослужения катары (как, например, грот Ломбривы), кажется вполне логичным, однако не стоит сводить все к подобному упрощению. Помнится, я был ошеломлен, ознакомившись с кратким содержанием книги «Остров бодрствующих», которая некоторое время спустя появилась на прилавках магазинов, торгующих эзотерической литературой. Я с изумлением узнал, что Грааль был спрятан в ущельях Вердона, в этом краю, по мнению автора, не раз совершали свои подвиги рыцари короля Артура, искавшие святой Грааль и убежище волшебника Мерлина. Подобная теория основана на сходстве топонимической лексики, однако в большинстве случаев доказательства явно притянуты за волосы, книга изобилует неточностями, поражающими своей наивностью. Бесспорно, у такой работы есть очевидные достоинства, но все же более заметны ее недостатки. К сожалению, автор не умеет пользоваться правилами реконструкции топонимов (или же не подозревает об их существовании), что вкупе с его незнанием древних сюжетов легенды о Граале и рыцарях Круглого стола приводит к ошибкам и промахам.
В то же время я познакомился и с другой теорией, выдвинутой несколькими учеными Канского университета: согласно их исследованиям, восток департамента Орн и юг департамента Ламанш в свое время были «страной Ланселота Озерного». Аргументы исследователей были подкреплены данными местной топографии, авторы ссылались на литературные и даже агиографические источники (так, представляет интерес отождествление таинственного отшельника «святого» Фрамбо (Фрамбура) со стареющим рыцарем Ланселотом). Такие доказательства кажутся более обоснованными (что, кстати, на руку местному туризму) но, тем не менее их легко опровергнуть. Дело в том, что многие из тех, кто перелагал цикл легенд о короле Артуре и Граале на французский язык (в частности, Роберт Вас и Готье Man), были родом из этих самых краев. Так, стараниями нормандцев приключения легендарного короля «привились на французской почве». Нормандские авторы, не колеблясь, вставляли в сказания об Артуре описания родных мест. В этом нет ничего нелепого или иррационального.
Однако мы забыли упомянуть еще об одном месте, где «спрятан» Грааль: Гластонбери (графство Сомерсет, юго-запад Англии). Грааль якобы находится на холме Гластонбери Тор, в глубине источника, названного «Chalice Well», неподалеку от места, где в 1190 году «отыскали» могилу короля Артура и королевы Гвиневры. Вероятно, причиной тому стала легенда об Иосифе Аримафейском, которую взяла на вооружение англиканская Церковь. Согласно преданию, Иосиф Аримафейский, известный поставщик олова, состоявший на службе у правителя Иудеи, был дядей Иисуса, а после его смерти стал первым епископом Британии. Помимо этого, считается, что Гластонбери — это знаменитый мифический остров Авалон, являвшийся, согласно верованиям кельтов, подобием рая.
В смутное время, в начале 1980-х годов, я написал довольно большой очерк о Граале, в котором я попытался собрать все, что мы знаем о подлинных первоисточниках легенды.[1]. Книга получилась более художественной, нежели научной; основной моей мыслью было показать, как расходятся в описании Грааля дошедшие до нас средневековые версии. Реакция не заставила себя ждать: в течение целого года я получал странные письма. Они были написаны разными людьми из разных уголков Франции, однако содержание писем было абсолютно одинаковым. В них, помимо пустословия и довольно туманных рассуждений (в которых я, честно говоря, не смог разобраться), сообщалось, что я так ничего и не понял. Чтобы овладеть истинным знанием, я, оказывается, любой ценой должен был вступить в ряды таинственного общества «Мир Грааля». Оно познало истину благодаря «учителю» (вероятно, немцу), который назвал себя Абд-Русшином, то есть «Мыслителем». Я ничего не знал о том, что представлял собой этот «Мир Грааля», и остерегся выносить какое-либо мнение по этому поводу. Однако, должен заметить, это вежливое, длившееся в течение года давление убедило меня в том, что я должен заново составить «Цикл о Граале», который вместил бы все дошедшие до нас версии на эту тему. В 1990 году я реализовал свой замысел. Так на свет появилось издание в восьми томах[2],
Однако известны и другие попытки разобраться в этом хитросплетении тайн, приумножившихся с начала 1980 года. Я имею в виду трех английских журналистов — Майкла Байджента, Ричарда Ли и Генри Линкольна. Они вели терпеливый поиск как в местах предполагаемых событий, в Ренн-ле-Шато и Монсегюре, так и в архивах и библиотеках. В результате на свет появилась книга «Священная загадка», ставшая бестселлером своего времени[3]; ее теории и выкладки давали пищу воображению и наталкивали на мысль о дальнейших изысканиях в этой области. Однако, несмотря на интересный синтез неопровержимой исторической информации, книга порой повествует о вещах совершенно неправдоподобных. Дело в том, что три автора «Священной загадки» попали в ту же ловушку, что и Жерар де Сед: они использовали свидетельства, которые в лучшем случае можно назвать неточными, а в худшем и вовсе вымышленными. Так, сведения о таинственном Приорате Сиона, существовавшем одновременно с орденом тамплиеров, как кажется, взяты из области абсолютных фантазий[4]. Относительно же сведений о святом Граале, тамплиерах, катарах и розенкрейцерах следует заметить, что авторы сотворили из них достаточно запутанную и темную историю, свидетельствующую о некой недобросовестности с их стороны.
Однако на такое произведение, как «Священная загадка», стоит обратить внимание, поскольку оно ставит перед нами вопросы, достойные последующего фундаментального исследования. В частности, в «Священной загадке» затронута тема таинственной личности Марии из Магдалы, чье изображение находится в церкви Ренн-ле-Шато (она считается покровительницей храма), а также во владениях аббата Соньера. Столь часто встречающиеся в этой местности изображения женщины, которая, согласно христианской традиции, являлась раскаявшейся грешницей, вероятно, должны иметь особое объяснение. Заслуга авторов «Священной загадки» и в том, что они привлекли внимание читателей к символичным деталям, изображенным на некоторых картинах великих мастеров прошлого, в частности Николя Пуссена. Наконец, мало кто пытался предложить иное прочтение слова «sangréal», безоговорочно переведенного как «святой Грааль». Авторы «Священной загадки» отважились дать оригинальную трактовку, отличную от традиционного, средневекового написания.
Именно эти волнующие темы, в свое время очерченные тремя авторами «Священной загадки», легли в основу романа Дэна Брауна «Код да Винчи». Это произведение в короткий срок стало бестселлером мирового уровня. Подобный успех легко объясним: затрагиваемые автором темы находят отклик в душе каждого, кто стремится найти свое «я». Конечно, Дэн Браун имел полное право использовать то, что стало в ходе времени интеллектуальным наследием человечества. Чтобы выстроить сложный каркас сюжета, основанного на интриге (тем более что повествование представлено в форме детектива), писатель может позволить себе многое. В некотором роде «Код да Винчи» — это «детектив, который берут в дорогу». Однако заметим, что мы не увидели бы ни одной строчки этого романа, если бы Дэн Браун не взял в руки «Священную загадку», ставшую для него источником вдохновения и информации. Скажем, сведения о парижской церкви Сен-Сульпис почерпнуты им именно из труда Байджента, Ли и Линкольна. Впрочем, нужно отдать должное Дэну Брауну: появление Сен-Сульпис на страницах романа — удачная авторская находка. Браун сделал этот мрачный памятник иезуитского стиля отправной точкой своего извилистого, как лабиринт, расследования, которое приводит к знанию истинной правды о Граале. Пути всех, кто ищет Грааль, сходятся здесь, в этом странном храме, ставшем в силу обстоятельств неким «пупом земли[5]».
Итак, «Код да Винчи» — хороший детектив, закрученная интрига которого не дает читателю заскучать. Однако что можно сказать о произведениях, появившихся на волне успеха этого романа, о тех книгах, которые жаждут его «декодировать»? Действительно, произведение Дэна Брауна можно назвать «романом инициации». Такой особенностью обладают некоторые романы Жорж Санд («Консуэло», «Графиня Рудольштадт» и «Спиридион»), Жюля Верна («Путешествие к центру Земли», «Черная Индия», «Зеленый луч» и «Клодиус Бомбарнак»), Поля Феваля («Город вампиров»), Эдварда Бульвер-Литтона («Грядущая раса»), Мориса Леблана (большая часть приключений Арсена Люпена), Брэма Стокера («Дракула»), не говоря уже о четвертой и пятой книгах Франсуа Рабле. Каждый из этих романов, к которым прикреплен ярлык «популярные», обладает двойным, а то и тройным смыслом, поэтому для полного понимания его смысла необходима «расшифровка». Стоит ли вносить в этот список «Код да Винчи»?
Без сомнения, стоит, однако при равных условиях. Лишнего добавляют сами «расшифровщики», поскольку, желая объяснить необъяснимое, они пускают в ход все, что только можно. Стремление показать свою потрясающую осведомленность приводит к обратному эффекту: толкователи выказывают лишь полную некомпетентность в этом вопросе, демонстрируя полное незнание темы, которую они «дешифруют». В результате читатель подобного «толкования» погружается в очередной набор фраз, отважных сопоставлений, гипотез, основанных лишь на игре воображения, усеченных или вырванных из контекста цитат, позаимствованных из различных изданий и порой не имеющих указания на источник заимствования. Над подобными произведениями можно было бы лишь посмеяться, если бы не часто встречающаяся в них подтасовка фактов. Жертвой подобных манипуляций фактами становится простодушный читатель, желающий всего лишь понять, что скрывается в рассказе писателя, интуитивно чувствующий, что в нем есть темы, взятые из древнейших преданий.
Итак, для чтения и понимания такого «повествования-инициации» необходим максимум информации о легендах, сказаниях, традициях, использованных автором, а также о первоисточниках, использованных писателем. Это нужно не для того, чтобы найти у автора какие-либо неточности (ведь Истина никому не доступна), но для того, чтобы помочь читателю пройти по захватывающему, но извилистому и порой темному лабиринту «романа инициации».
Таковы задачи предлагаемой книги. Ее автор, Жан Маркаль, не ставил перед собой цель что-либо «декодировать». Загадка святого Грааля существует, однако на свете нет человека, который бы надеялся «расшифровать» ее до конца. Грааль — это миф, облаченный в форму событийного повествования, который варьировался в ходе веков, что привело к возникновению противоречивых версий. Грааль — это история, которую следует изучать, опираясь на все имеющиеся интерпретации, только такое исследование может дать ответ на вопрос, чем же является Грааль и что он означает. Для этого необходимо «найти истоки» легенды и проследить ее непростую, порой прерывистую эволюцию во времени.
Без сомнения, это очень интересное занятие. Главное — найти вехи, которые помогут на этом пути. Если же они найдены, то стоит приступить к кропотливому, но в то же время увлекательнейшему исследованию.
Поль Фетан. Май 2005
Слово «Грааль» появилось во французской литературе в конце XII века; понемногу его значение обогатилось разными контекстами: мифологическим, теологическим и даже политическим. В некоторых позднейших текстах можно встретить объяснение, что «Грааль» означает «ce qui agrée» («то, что нравится»). Очевидно, такое абсурдное толкование основано на омонимии лексем. По поводу происхождения слова не может быть никаких сомнений: это искаженное, пришедшее из лангедокского диалекта «gradal», или «cratal», которое в современном провансальском превратилось в «grazal» («grazala»). Любопытно, что это существительное сохранило форму женского рода, что представляет интерес для исследователей символики Грааля. Исходной формой французского слова следует считать латинское «cratalem» в форме винительного падежа, произошедшее, как и греческое «krater», от индоевропейского корня, значение которого — «чаша» или «сосуд». Итак, слово «Грааль» означает «содержащее»; следовательно, значимость этого символического сосуда прежде всего зависит от его «содержимого». В дальнейшем мы увидим, какие различные формы принимало как «содержимое» Грааля, так и само «хранилище» в представлении авторов Средневековья.
«В то время как вели они приятную беседу, из соседнего зала вышел слуга, держащий за древко копье, сияющее белизной. Он прошел между очагом и ложем, на котором сидели беседующие, и все увидели копье с сияющим железным наконечником, на конце которого вдруг выступила капля крови и упала на руку слуги. Вслед за ним появились двое красивых слуг, у каждого в руках был золотой светильник, оправленный чернью; в каждом светильнике горело не менее десяти свечей. Затем появился Грааль, его несла прекрасная дева в богатом и изысканном наряде. Когда она внесла Грааль, зал озарил настолько яркий свет, что померкли даже свечи: так меркнут звезды или луна, когда восходит солнце. Вслед за прекрасной девой вошла другая, неся серебряный поднос. Грааль был из чистого золота; он был оправлен драгоценными и красивейшими камнями, какие только можно было отыскать на суше и на море; ни один драгоценный камень не смог бы сравниться с камнем Грааля. Как и другие слуги, девы прошли мимо ложа и скрылись в другой комнате»[6].
Таково первое описание Грааля, которое оказало колоссальное влияние не только на французскую литературу, но и на всю западноевропейскую культуру Средневековья. Этот текст появился на свет между 1180 и 1190 годами, его создал знаменитый поэт Кретьен де Труа.
В действительности мы больше знаем о творчестве Кретьена де Труа, нежели о его жизни. Известно, что его покровительницей была графиня Мария Шампанская, дочь Алиеноры Аквитанской и короля Франции Людовика VII. Возможно, он был дальним родственником Генриха II Плантагенета и проводил много времени при английском королевском дворе, как и знаменитая Мария Французская, автор «лэ» на темы бретонских легенд; про нее говорили, что она приходилась невесткой самому королю Генриху. Так или иначе, с уверенностью можно сказать, что Кретьен де Труа был подданным Плантагенетов и часто посещал двор Алиеноры Аквитанской в Пуатье. Там он познакомился с преданиями, которые были положены в основу его рыцарских романов «Эрек и Энида», «Ланселот, или Рыцарь телеги», «Ивэйн, или Рыцарь со львом» и, конечно, «Персеваль, или Повесть о Граале».
Скорее всего, Кретьен де Труа был обращенным евреем, что видно из его имени: в то время имя «Кретьен» давали каждому, кто отрекался от иудейской веры, чтобы стать христианином. В этом не было ничего удивительного, поскольку город Труа, находившийся в провинции Шампань между Северной Италией и Фландрией, в XII веке занимал одно из важных мест в текстильной индустрии Западной Европы. Это был интеллектуальный и духовный центр, в котором расцветали различные учения и идеологии; в частности, нем находились и школы еврейских раввинов. Не стоит забывать, что в этом крае появились и первые катары, впоследствии переселившиеся в Окситанию; именно в Труа, благодаря первому магистру ордена тамплиеров Гуго де Пейену, был созван церковный собор, утвердивший официальный статус этого ордена. Вполне возможно, что Кретьен де Труа, знающий латынь и труды античных авторов, получил образование в еврейских кругах, где обучали и традиционной каббале; последнее, кстати, может объяснить иносказания, часто встречающиеся в его произведениях. Как бы то ни было, Кретьен де Труа — один из самых важных французских писателей Средневековья, который первым познакомил западноевропейскую культуру с Граалем.
Итак, вот как обстояло дело с этим таинственным «предметом», названным Граалем. Герой повествования, имени которого Кретьен де Труа пока что не сообщает, гостит у Короля-Рыбака. Неизлечимая рана сделала этого короля хромым. Во время их беседы перед главным героем появляется довольно необычный кортеж. Кстати, сам герой не произносит ни слова во время этого странного действа, настоящей литургии, происходящей на его глазах. На следующее утро он просыпается и обнаруживает, что замок пуст. Затем он узнает не только о том, как его зовут (Персеваль), но и понимает, что вчера невольно допустил непростительную ошибку: он обязан был спросить о том, что это было за шествие. Если бы он задал вопрос о таинственном Граале, Король-Рыбак был бы тем самым исцелен, а к королевству, пришедшему в упадок вследствие его болезни, вернулись бы былая мощь и процветание. Более Кретьен де Труа ничего не сообщает. Лишь впоследствии Персеваль и читатель поймут, что Грааль — это «святая вещь», в котором находилась гостия, которой должно было вкусить раненому королю. Однако писатель поостерегся прямо сказать о том, что же находилось в Граале. Более того, в его произведении нет ни одного намека на «сосуд», в который Иосиф Аримафейский собрал кровь Христа.