Сенатор Кинг: Чтобы разрушить другие правительства и поставить эти страны под контроль большевизма?
М-р Симонс: Да, сэр. И устранить все иные учреждения, которые стояли, если угодно, за класс, который они стремились уничтожить. Луначарский и Шпицберг сказали на этом митинге и это написано в их прокламации: «Величайший враг нашего пролетарского дела — религия. Так называемая церковь — просто камуфляж капиталистического управления, они прячутся за ней. Для успеха нашего дела необходимо устранить церковь».
Наряду с этими признаниями приведу (повторю) слова американского пастора о большевиках как представителях «избранного народа»: «Они были евреями, евреями-отступника-ми. Я не хочу ничего сказать против евреев как таковых. Я не сочувствую антисемитскому движению, никогда не сочувствовал и не буду, ^против него. Я питаю отвращение к погромам любого вида. Но я твердо убежден, что это явление — еврейское…» Хотелось бы подчеркнуть, что автор также питает отвращение ко всяческим гонениям и к погромам любого вида, категорически против антисемитского движения и вовсе не считает всех евреев виновными в неисчислимых бедствиях; автору приходится столкнуться со столь неоднозначной и неблагодарной темой только в силу поставленной задачи: разобраться в истоках столкновения двух систем — коммунизма и нацизма, и их враждебности к христианству — едва не приведшему к коллапсу и исчезновению всего сущего на Планете.
Но завершим наши горькие размышления о Горьком.
Настолько же, насколько «прогрессивному русскому писателю» были ненавистны «жестокие» русские, настолько «глубоко симпатичен великий в своих страданиях еврейский народ; я преклоняюсь перед силой его измученной исками тяжких несправедливостей души, измученной, но горячо и смело мечтающей о свободе». Мало кому известно, что еще в 1915 г. Максим Горький вместе с русскими писателями еврейского происхождения Леонидом Андреевым и Федором Сологубом издавал литературный сборник «Щит», посвященный защите гражданских прав еврейского населения Российской империи. Кроме писательства, буревестник революции сделает и другой личный вклад в дело преклонения перед венными искателями свобод, усыновив взрослого Зиновия Михайловича Свердлова (1884–1966; наст. Иешуа Соломон Мовшевич Свердлов), родного брата Председателя ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов Якова (Янкеля) Михайловича (Мовшевича) Свердлова (1885–1919). Любопытно, что сестра несомненно талантливой поэтессы Марины Цветаевой Анастасия сочинит рукопись «Из книги о Горьком» (подпишет ее фамилией их матери Мейн). Она посвятит это литературное сочинение первой жене Максима Горького, матери его детей Макса и Кати Екатерине Павловне Пешковой; к которой «сестры Цветаевы относились с обожанием с детских лет», и к которой Анастасии пришлось обратиться в 1927 г., чтоб та помогла ей поехать в гости к писателю в Италию. Так вот, в этом труде поступок буревестника, бросившего своих детей и усыновившего не ребенка, но мужчину, преподносится так, что, мол, Пешков Зиновий Алексеевич был Горьким не усыновлен, а крещен, потому что принятие православия требовалось для поступления в филармоническое училище. Странное получается крещение, когда приходится давать и свое отчество; к тому же младшему брату усыновленного Янкелю Свердлову, как инородцу в Российской империи и «наиболее отчеканенному типу профессионального революционера» (по Ленину), ничто не помешало отучиться в царской гимназии, — чтоб после побегов из нескольких ссылок поруководить подпольной газетой «Правда» и даже большевистской частью социал-демократической фракции 4-й Государственной думы. Заполучив «царский» подарок от своих подельников — великолепный русский город Екатеринбург, переименованный большевиками в Свердловск (и доныне существует Свердловская область в РФ).
Как это ни прискорбно, но именно пресловутый, врезающийся в хрупкие ребра цивилизаций еврейский вопрос определял, кто будет героем «русской революции 1917 года» и советской власти, а кто не достоин даже памяти народной.
Ведь заслуги классика советской литературы Максима Горького состояли не только в написании им широко разрекламированных примитивных рассказов, пьес и романа «Мать», но не в последнюю очередь и в таких признаниях: «И сейчас в душе русского человека назревает гнойный нарыв зависти и ненависти бездельников и лентяев к евреям — народу живому, деятельному, который поэтому и обгоняет тяжелого русского человека на всех путях жизни, что умеет и любит работать… Уже с детских лет меня подкупил маленький древний еврейский народ, подкупил своей стойкостью в борьбе за жизнь, своей неугасимой верой в торжество правды, верой, без которой нет человека, а только двуногое животное. Да, евреи подкупили меня своей умной любовью к детям, к работе, и я сердечно люблю этот крепкий народ. Его все гнали и гонят, все били и бьют, а он живет и живет, украшая прекрасной кровью своей этот мир, враждебный ему. Это евреи вырастили на грязной нашей земле великолепный цветок Христа, сына плотника-еврея, бога любви и кротости, бога, которому, якобы, поклоняетесь вы, ненавистники евреев. Столь же прекрасными цветами духа были и апостолы Христа, рыбаки-евреи, утвердившие на земле «религию христианства» — религию всемирного братства народов, религию, на почве которой выросли идеи социализма, идея Интернационала… Заслуги евреев перед миром — велики: тупое и ленивое невежество ваше не знает этого…» (Цитируется по материалам рубрики «Евреи глазами именитых», которую ведет А. Зеликман в Нью-йоркском еженедельнике «Форвертс»; выделено мной. — Авт.).
А уничтожаемой террором и голодом русской нации, исполненной «тупым и ленивым невежеством о заслугах евреев перед миром» и на последнем издыхании «испытывающей пределы человеческого терпения к боли» (по М. Горькому), помогала только Вера. Вера в избавление от кровавых чудовищ, вознамерившихся — в глазах многотерпимого, святоверующего народа — подменить Христа — распятого Спасителя и его Небесное воинство на свои богомерзкие лики и деяния.
Красный террор, проводимый вполне официально с 1918 года, широко и размашисто, по-ленински, принес стране неисчислимые бедствия. За массовыми расстрелами, изъятием ценностей и «экспроприацией» в широком масштабе, шло раскулачивание и ссылки.
Об итогах коммунистической коллективизации на селе ныне известно всем; отдельные политические личности, используя веяния нового времени, уже подготовили свои выгодные гешефты и в начале XXI века проводят циничные торги, с выгодой для себя демонизируя русских, хотя те пострадали от коммунизации больше всех других народов бывшего СССР. Миру не выгодно признать факт геноцида русских, но выгодно стало говорить о «голодоморе на Украине» (словно в советской РФ в 20—30-х годах XX в. люди жили сыто за счет украинского сала и не умирали сотнями тысяч от голода). За мифом о «голодоморе» и подобными ему акциями (к примеру, раздутом мифе об «агрессии русских в 2008 г. в Грузии»), выставляемыми на политическую арену, никто и никогда не увидит то, что произошло с самой Россией в XX веке. И пока русские будут молчать о своих бедах, всегда найдутся те, кто на политике ненависти к русским выклянчит себе крохи со стола наглого американского ястреба.
Цена плановых (индустриализации, модернизации, военизацииу коллективизации) мероприятий Сталина с целью агрессии и покорении Европы обошлась народам СССР почти в 15 миллионов человеческих жизней, утерянных накануне Второй мировой. Но для вождя СССР это были не жертвы, а так, издержки производства. Только война, как решающее действо, могла полностью и бесповоротно переписать историю, — как это уже было сделано однажды с приходом на Землю Мессии Христа. Только война сделает Победителя новым мессией человечества, но кто им, победителем, будет объявлен богом — Маркс, Ленин или Сталин — планирующий битву еще не знает. Как Бог даст…
…только невежественные в смысле исторических уроков люди могут полагать, что наше движение способно разрешить и религиозную проблему — такую проблему, о которую разбивались усилия веков и великих государственных деятелей.
В отличие от большевиков и социалистов, стремившихся захватить власть, чтоб в корне изменить цивилизацию, рвущийся к власти Адольф Гитлер еще не помышлял об этом, но заявлял, что задача национал-социалистов — «создать новое государство, а не просто пробудить от мертвого сна старый режим, погибший в результате его собственных слабостей и ошибок». И только воплотив эту задачу, фюрер германской нации замахнется на цивилизацию христианства, истребляя евреев и как создателей революционной идеи Христа, и как носителей революционной идеи атеизма-коммунизма.
Христианство — это «движение угнетенных», определил социалист Фридрих Энгельс. Он поможет своему учителю и сожителю (этот факт многими исследователями уже не отрицается) потомственному раввину Карлу Марксу выжать религиозную идею из Библии, Торы и Талмуда и перелицевать ее на новый революционный лад, чтобы создать философию, соперничающую с древним учением. «Нет ничего легче, как придать христианскому аскетизму социалистический оттенок. Разве христианство не ратовало тоже против частной собственности, против брака, против государства? Разве оно не проповедовало вместо этого благотворительность и нищенство, безбрачие и умерщвление плоти, монастырскую жизнь и церковь? Христианский социализм — это лишь святая вода, которою поп кропит озлобление аристократа». Это записано в истинной и незыблемой «библии коммунизма» — «Манифесте Коммунистической партии» Карла Маркса и Фридриха Энгельса. «…1849-й стал годом мрака и трагедии. Римская республика была убита… Французской республикой. В том же году Маркс выпустил евангелие социалистической религии в виде знаменитого коммунистического манифеста», — дал свое определение в работе «Доктрина фашизма» зачинатель этой самой доктрины и кумир лидера Третьего рейха Бенито Муссолини, точно подмечая: — «Совершенно логично, что новая доктрина может использовать еще жизненные элементы других доктрин. Ни одна доктрина не рождается целиком новой, никогда не виданной и не слыханной. Ни одна доктрина не может похвастаться абсолютной оригинальностью. Всякая, хотя бы исторически, связана с другими бывшими и будущими доктринами. Так, научный социализм Маркса связан с утопическим социализмом Фурье, Оуена, Сен-Симона. Так либерализм XIX века связан с иллюминизмом XVIII века….»
Пропагандируя ересь коммунизма, лучшие ученики Маркса — Троцкий, Ленин и прочие коммунистические лидеры выступали в роли Христа. Сам Маркс Иисуса не любил, поскольку видел в нем конкурента, — подчеркнет современный философ В. Постников, добавляя: «Хорошо то, что ересь в виде коммунизма не сказалась на народном правосознании — критериях добра и зла… Недавно я случайно наткнулся на «моральный кодекс коммунизма» — ну почти Евангелие!» Другие современные философы берут на себя смелость утверждать, что названный «кодекс» не искаженное Евангелие, а переделанный Талмуд, мол, постулаты близкие. И коль исходить из логики марксизма, что «религия — это опиум для народа», то и любая навязанная человеку мораль всегда есть тот же антинравственный состав, разработанный для зомбирования мозгов.
Между тем, анализ библейского учения действительно доказывает, что многие догмы, которые озвучивались как правила на грядущие века, служили всего лишь временным интересам определенных групп. Что только подтверждает: текст Библии составлялся с учетом определенной сверхзадачи в интересах определенных социальных групп. Например, общеизвестная заповедь: «Рабы, служите господам своим со страхом и трепетом» относится только к эпохе рабовладения; «Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим во плоти, не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь как бога» (Колос., гл. 3). Или положение: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога…» (Римл., гл. 13); «Служа верно Царю земному, мы служим Царю небесному». Или вот наказ из нагорной проповеди Христа: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф., гл. 5). Что может ответить на подобный призыв человек благомыслящий, здравый, заботящийся о благе и безопасности своих близких?! Библия может дать множество подобных примеров лицемерия.
«Социальные принципы христианства, — писал Маркс, — проповедуют необходимость существования классов — господствующего и угнетенного, и для последнего у них находится лишь благочестивое пожелание, дабы первый ему благодетельствовал». А последовательный марксист Ленин уточнял: «Все и всякие угнетающие классы нуждаются для охраны своего господства в двух социальных функциях: в функции палача и в функции попа. Палач должен подавлять протест и возмущение угнетенных. Поп должен утешать угнетенных, рисовать им перспективы (это особенно удобно делать без ручательства за «осуществляемость» таких перспектив…) смягчения бедствия и жертв при сохранении классового господства, а тем самым примирять их с этим самым господством, отваживать их от революционных действий, подрывать их революционное настроение, разрушать их революционную решимость». То, в чем Владимир Ильич обличал христианскую религию, будет им и его последователями с успехом применено в условиях становления социализма в одной отдельно взятой стране — несчастной, разоренной и погибающей Российской империи, одурманенной лозунгами оголтелых фанатиков. Насаждаемая большевиками антирелигия марксизма будет нуждаться «для охраны своего господства в двух социальных функциях: в функции палача и в функции попа»; в роли палача выступят матерые садисты — чекисты, а в роли попа — славный советский Агитпроп, ублажающий слащавыми сказками о сказочном будущем «без ручательства за «осуществляемость» таких перспектив».
Впрочем, и здесь соотносительно с выводом великого немца Гегеля, коего так любили большевистские вожди.
Непререкаемый в глазах Маркса и Энгельса авторитет немецкого философа Гегеля зиждился не только на его знаменитой формуле: «Тезис плюс антитезис равно синтез», — по которой была построена вся революционная концепция. Гегель вывел свою форму «проявления движущей силы исторического развития». Правда, ни один советский учебник не раскрывал нам этого секрета, утверждая, что движущей силой исторического развития всегда являлись революции, а движущей силой революций был низший класс угнетенных. Вот эта загадочная гегелевская формула: «Некоторые думают, что они высказывают чрезвычайно глубокую мысль, говоря: человек по своей природе добр; но они забывают, что гораздо больше глубокомыслия в словах: человек по своей природе зол». Энгельс в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» (авторская шутка: видать, все-таки на пользу пошла обязательная советская привычка штудировать классиков марксизма-ленинизма) уточнил: «У Гегеля зло есть форма, в которой проявляется движущая сила исторического развития»; «…каждый новый шаг вперед необходимо является оскорблением какой-нибудь святыни, бунтом против старого, отживающего, но освященного привычкой порядка». Марксизм решил сразиться на равных с христианством.
Исследователи марксизма-ленинизма соглашаются, что Маркс и Энгельс выделяли христианство разных эпох: христианство рабовладельческого общества; христианство средневеково-монашеское; прагматичное христианство буржуазного общества; христианство утопического коммунизма и даже христианство Апокалипсиса. Поддерживая и дополняя учение своего подельника Маркса, активно распространяемое многочисленными фанатичными адептами, Энгельс отвергал ветхозаветную мораль. Он писал: «Какая мораль проповедуется нам в настоящее время? Прежде всего, христиан-ско-феодальная, унаследованная от христианско-феодальных времен; она, в свою очередь, распадается в основном на католическую и протестантскую, причем здесь опять-таки нет недостатка в дальнейших подразделениях от иезуитски-католической и ортодоксально-протестантской до либерально-просветительской морали».
За этим кажущимся словоблудием стоят великие темы, которые можно муссировать до бесконечности. Что — по мнению Адольфа Гитлера — и происходило на его родине в 20-е годы XX столетия. Зерна, взращенные Марксом — Энгельсом — Лениным, можно было высаживать не только на почву национальных и классовых конфликтов, но и на благодатную почву религиозных конфликтов, ведущих в конечном итоге ко все той же цели — изменить мир и мировоззрение мира. Гитлер увидел в этом опасность своему движению, и вновь обвинил в грехах jude.
«В течение последних лет дело доходило до того, что иные ослепленные сторонники «народнического» движения настолько усердно занялись религиозной склокой, что перестали замечать, как атеистические марксистские газеты нарочно разжигают эти споры, подсказывают обеим сторонам различные глупые аргументы, подсовывают обоим лагерям соответствующих адвокатов и т. д. Смертельную опасность представляют эти споры у нас, в Германии».
«Если мы не добьемся того, чтобы борьба на религиозной почве прекратилась, то, в конце концов, между католическими и протестантскими лагерями может разгореться война на уничтожение».
«Тут не помогут даже ссылки на единство национальных интересов, ибо религиозные чувства все еще сидят в нас гораздо глубже, чем любые соображения политической целесообразности. Во всяком случае, национальное единство нельзя укрепить тем, что разжигают войну между католиками и протестантами…»
«…только евреи заинтересованы теперь в том, чтобы ввергнуть наше движение в кровавую религиозную распрю как раз в тот момент, когда мы начинаем становиться опасными для еврейства. Я говорю совершенно сознательно о кровавой распре, ибо только невежественные в смысле исторических уроков люди могут полагать, что наше движение способно разрешить и религиозную проблему — такую проблему, о которую разбивались усилия веков и великих государственных деятелей».
Стоило бы вспомнить, что прежде чем утвердиться во власти в России, большевики вели исступленные дискуссии (подобные тем, что позже проходили в Германии), покушаясь на незыблемость веры, на святые основы человечности, — словно пробуя общество на крепость и спаянность. Они спорили об идеализме и материализме; они утверждали, что «материя первична, а сознание вторично», защищая тем самым теоретические основы марксизма — некий так называемый диалектический и исторический материализм. В дискуссии вовлекались и богостроители, привлеченные недавно распространенной в Европе философией Маха и Авенариуса, получившей название эмпириокритицизм. Ленину пришлось даже написать работу «Материализм и эмпириокритицизм», чтоб как-то защитить свое учение от набирающих вес теоретиков махизма. Тогда же нарождались и бурно обсуждались в марксистской печати другие новые направления забалтывающей все философии; в словесный бой вступали эмпириокритики, эмпириомонисты, отзовисты, ультиматисты, богостроители, социалисты, социал-демократы, марксисты и проч. и проч. и проч. К примеру, богостроители (Богданов, Алексинский, Луначарский, др.) еще в 1910-х гг. пытались обосновать религиозный атеизм, то есть, религию без Бога; они твердили о «расцвете социалистического религиозного сознания», не отрицая марксизма, и объявляя его ни много ни мало — религиозно-философской системой, указующей людям путь к совершенно новой жизни. Так что, на поверку выходило, что искусственная религия богостроительства была создана для привлечения верующих в период кризиса к идеям марксизма, дополненного вымышленной новой пролетарской религией без Бога. То-то ею одно время увлекался товарищ Бухарин, которого с нежностью так любил товарищ Ленин, между тем гневно критикующий богостроителей.
Православное русское духовенство, традиционно проповедующее смирение, поздно разглядело в разнообразных око-лодуховных дискуссиях гибельную суть. Однако церковнослужители все же проявили свой смиренный протест: стали называть социализм антихристианским «человекобожием», которое противостояло возлюбленному христианскому «богочеловеку». А ведь богочеловек Христос, принесший, как уверяют нас служители церкви, мир на землю, изрекши в Нагорной проповеди: «Блаженны миротворцы», — предупредил всех, имеющих уши: «Не думайте, что я пришел принести мир на землю, не мир пришел я принести, но меч». Да не услышали…
Еще в год «репетиции русской революции», в 1905-м, когда впервые в обществе прокатилась волна ненависти и насилия, настоятель храма Святителя Николая Чудотворца на Старом Арбате в Москве отец Иосиф Фудель писал: «Как пастырь Церкви, я вижу ужас положения в том душевном настроении, которое постепенно овладевает всеми без исключения. Это настроение есть ненависть. Вся атмосфера насыщена ею. Она растет с каждым часом; у одних к существующему порядку; у других — к забастовщикам; одна часть населения проникается ненавистью к другой… Чувствуется, что любовь иссякла… И в этом бесконечный ужас положения… К нам, пастырям Церкви, обращаются наши прихожане с неотступной просьбой указать — где же выход, умоляют принять какие-либо меры умиротворения и спасения… У нас есть собственное оружие, которое всегда при нас и единственно только действенно к господствующему чувству. Это средство — общественная молитва к Господу Любви «о умножении в нас любви и искоренении ненависти и всякой злобы».
К сожалению, общественная молитва к Господу «о умножении любви» оказалась для русского народа и всех остальных подданных империи что мертвому припарка…
Впрочем, упрекать всех церковников в том, что они призывали народ к смирению, как того требовали библейские заповеди, было бы несправедливо. Хотя бы в память тех представителей русского духовенства, кто открыто выступил против революционеров. В Белой армии создавались целые отряды из служителей религии; в войсках Деникина, Колчака и других славных русских офицеров сражались «полки Иисуса», «дружины Святого Креста», с беззаветной храбростью воевавшие под знаменами, на которых сиял образ Христа.
В.И. Ленин в своих работах отрекался от христианства как религии иудейского мессианства (хотя, как утверждает большинство современных исследователей, именно новые иудейские мессии, в том числе и Ленин-Бланк, проводили в жизнь атеистическую религию — коммунизм). Можно найти даже такое утверждение, что «марксизм-ленинизм, порывающий с религией царства антихриста, царства зверя, религией иудейского мессианства…в корне порывающий с ложными иудейскими богами, есть переход к высшим формам христианства, продолжение евангельского Учения Святого Духа» (по А. Бусел). Увы, история никого и ничему не учит. Примерно об этом же Адольф Гитлер выразится так: «Во все времена и эпохи, конечно, находились бессовестные субъекты, которые не останавливались перед тем, чтобы и религию сделать орудием своих политических гешефтов (ибо для таких господ дело идет исключительно о гешефтах). Совершенно неправильным однако является возлагать ответственность за этих негодяев на религию».
Определившись с мыслью, что Россия имперская погибла в том числе и из-за своей фанатичности в отношении Веры и «не без участия ортодоксальных священников», и выказав это вслух на встречах с соратниками, Гитлер провел параллели с германским духовенством, сделав ссылки на мировоззрение любезного его сердцу барона Георга фон Шенерера, ненавидевшего социализм, слывшего националистом и антисемитом. «Получалось так, что церковь не только отворачивается от немецкого народа, но прямо переходит на сторону его врагов. Шенерер же считал, что главная причина всего этого заложена в головке католической церкви, находящейся вне Германии. По его мнению, уже из одного этого вытекало враждебное отношение руководящих кругов католической церкви к чаяниям нашего народа». Фон Шенерера (наряду с бургомистром Вены Карлом Люгером и композитором Рихардом Вагнером) называют одной из тех ключевых фигур, на идеях которых формировались взгляды молодого Адольфа. Известно, что немецкий барон предпринимал всяческие шаги для возрождения немецких обычаев и даже рекомендовал начинать германское летоисчисление со 113 года до Рождества Христова — с битвы у Норейи, в которой кимвры и тевтоны разгромили римские легионы.
Утверждают, что над постелью юного Адика в годы его пребывания в Вене висели афоризмы барон Шенерера, к примеру, такой: «Без иудейской и римской мании поднимайся, Собор Германии! Хайль!»
Являвшийся примером для Гитлера Георг фон Шенерер не побоялся восстановить против себя католическую церковь, когда организовал движение «Прочь от Рима!». Исследователи нацизма этому же герою отводят роль того, кто «впервые придал вражде к евреям, носившей до того в Европе преимущественно религиозный или экономический характер, сознательный поворот к политико-социальному и находившему уже преимущественно биологическое обоснование антисемитизму». Он организовал сопротивление любым тенденциям ассимиляции под девизом: «На помощь веру не зови, когда порок в самой крови».
И если пророки коммунизма согласились с выводом немца Гегеля, что «зло есть форма движущей силы исторического развития», уточнив, что силы эти воплощаются в революциях, то немецкие националисты и пангерманисты начала XX века разглядели евреев как движущую силу революций, а, значит, источник всех бед и страхов этого мира. Тогда, когда Гитлер еще не был даже пешкой в большой политической игре, барон Шенерер уже требовал от парламента Вены принятия чрезвычайных антиеврейских законов, а его приверженцы носили на цепочках для часов антисемитский брелок, изображавший повешенного еврея. Утверждая, что поклоняться мертвецу на кресте не менее безнравственно, чем носить подобные игрушки.
И так как, похоже, ни религиозные распри, ни националисты из разных стран, ни пресловутый еврейский вопрос никогда не прекратятся, то можно здесь привести слова современного русского националиста/патриота Вл. Истархова: «Ну и, конечно, самая запретная и самая преследуемая тема — это причина и корень всех проблем. Это роль мирового еврейства в мировом историческом процессе. Все семьдесят лет советского коммунизма эта тема была самой запрещенной и самой преследуемой. Буквально на следующий день после захвата власти большевиками был введен в действие ленинский…закон «Об антисемитизме». Он полностью запрещал не только критику действий мирового еврейства, но и любое упоминание о фактах реальных деяний евреев. Этот звериный ленинский закон не имел никаких аналогов в мировой законодательной и юридической практике. При Сталине во времена так называемого государственного антисемитизма простое упоминание о роли евреев в революции 1917 года каралось в лучшем случае 25 годами ГУЛАГа. Сегодня раскрытие фактов чудовищных еврейских преступлений блокируется с помощью 282-й статьи Уголовного Кодекса РФ (возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды)». Но задача автора, повторюсь, не в обличении пресловутого «мирового еврейства», не в «разжигании розни» и не в выяснении вопроса: кто виноват или кто оклеветан, а — где истоки мирового зла в виде революций и войн, несущих каждому из нас — будь ты немец, русский или еврей, — неисчислимые бедствия, что и показали события Второй мировой.
Когда после встречи в январе 1925 года с ревностным католиком и председателем Баварской народной партии премьер-министром Хельдом недруги обвинили Адольфа Гитлера, что он ищет пути сближения с Римом, то тот не нашел ничего лучше, как пойти на реорганизацию всего движения, оставляя подле себя лишь не сомневающихся в правильности его единолично принятых решений.
К тому времени фюрер, уже давно обогатившись опытом всевозможных учений, заполонивших город Вену и все немецкое общество, выработал основы своей программы, своего «цельного миросозерцания», которое «никогда не согласится делить свое влияние с другим миросозерцанием». Он уже готовился вести до конца «истребительную борьбу против старого, чтобы приступить затем всерьез к строительству нового». И вновь — в соответствии с большевистской манифестной догматикой: «Весь мир насилья мы разрушим /До основанья. А затем /Мы наш, мы новый мир построим, /Кто был ничем, тот станет всем». Большевистское, а впоследствии и нацистское строительство цельного мировоззрения в рамках отдельно взятого государства на долгие годы стало парадигмой массового сознания, конкурируя в этом плане с воздействием религиозным.
Будучи проводником новых идей, молодой немецкий фюрер брал на себя многофункциональную роль; он желал, во-первых, прекратить искусственно навязываемые религиозные дискуссии и конфликты; во-вторых, спасти Германию от удушающих объятий большевизма; в-третьих, попытаться создать рейх как мощную империю; в-четвертых, оставив Веру, заставить человеческую цивилизацию по-новому взглянуть на догматы христианства.
Когда основана была Германская национал-социалистическая рабочая партия, в Германии впервые появилось движение, которое в отличие от буржуазных партий не ставило себе целью механическую реставрацию прошлого, а выдвинуло новый идеал органического народного государства в противовес современному совершенно противоестественному государственному механизму.
Рождество 1925 г. Адольф Гитлер провел в среде соратников из города Бамберга, где сильные позиции имел преданный фюреру Штрейхер. Участник Первой мировой Юлиус Штрейхер (1885–1946), награжденный за боевые заслуги Железным крестом 1-го и 2-го класса, он был основателем и руководителем Социалистической партии Германии (СПГ создана в 1919 г.), в 1922 году вступил в НСДАП. С 1923 года Юлиус издавал антисемитскую газету «Штюрмер», делая упор на извращенческую сексуальную составляющую «нечистой» нации. Утверждают, что во время Пивного путча и столкновения с полицией Штрейхер сделал первый выстрел. Об этом событии Гитлер с присущей ему патетикой сказал следующее:
— В тот день, когда он лежал со мной на мостовой Фельдхернхалле, я поклялся, что не брошу его, пока он не бросит меня!
В 1924 г. Юлиус Штрейхер возглавил Великогерманское общество, став его первым президентом. А после воссоздания Гитлером НСДАП вошел в число его членов, получив билет под номером 18.
14 февраля 1926 г. Адольф Гитлер провел в Бамберге совещание партийных руководителей всех рангов. Город буквально засветился от обилия ярких знамен и плакатов, возвещающих о событии. Совещание длилось целый день, шлюзы спорам и дискуссиям открыла пятичасовая речь фюрера. Одной из главных тем стал вопрос о разоренной буржуазии; споры вызвало то, что правительство собиралось вернуть часть средств прежним хозяевам, тогда как все остальные слои населения теряли свои ценности и сбережения навсегда. Созвав совещание руководителей, куда, несомненно, должны были прибыть и представители, еще разделяющие северогерманские социалистические тенденции, фюрер сумел проявить себя талантливым стратегом. Он сыграл на чувствах людей, заставив их — многих вопреки своей воле — подтвердить, что принятая в 1920 году программа партии остается незыблемой.
— Она учредительный документ нашей религии, нашего мировоззрения. Изменить ее означало бы предательство по отношению к тем, кто умер, веря в нашу идею.
Вслед за прошедшим совещанием Йозеф Геббельс, явно пребывая в замешательстве, запишет в своем дневнике: «Я весь как побитый. Кто он — Гитлер? Реакционер? Изумительно неловок и неопределен. Русский вопрос — абсолютно не в масть. Италия и Англия — вот природные союзники. Ужасно! Наша задача — наголову разгромить большевизм! Большевизм — это жидовская работа!!! Мы должны унаследовать Россию! 180 миллионов!!! Компенсация князьям!.. Чудовищно! Программы достаточно. С этим соглашаются…»
Разгромить большевизм-коммунизм нацистам не удалось, зато это удалось силам иного толка. Любопытно: словно следуя плану германского фюрера, последний секретарь ЦК КПСС Советского Союза М.С. Горбачев признался в интервью газете «Советская Россия» от 19.08.2000 г.: «Целью моей жизни было уничтожить коммунизм, невыносимую диктатуру над людьми». Осталось присмотреться к тем, кто после горбачевской «перестройки» и развала советской империи «унаследовал страну», чтобы понять, в чьих интересах действовал последний облеченный безграничной властью коммунист СССР. А ведь даже фирменный горбачевский термин «перестройка», похоже, был взят из трудов «шустрого апостола» (по А. Гитлеру) «русской революции» 1917 года Лейбы Троцкого, который, оказавшись не у дел в результате политических игрищ товарища Сталина, все пенял, что в стране Советов в 1924 году началась «перестройка, перелицовка и прямая подделка». Недоволен же Троцкий был тем, что Политбюро и Секретариат по предложению Генерального секретаря ЦК РКП(б) И.В. Сталина приняли решение о централизованном изъятии у граждан и учреждений всех материалов, имеющих отношение к истории партии и особенно к документам периода революции и Гражданской войны. Все — якобы для архива ЦК, на самом деле — для дозирования правды, для перераспределения ролей, для сокрытия истинных заказчиков и делателей революции в Российской империи.
Уже в 1926 году фюрер, представлявшийся будущему рейхслейтеру Геббельсу неопределенным, наметил захваченную большевиками Россию своей целью. Итак, им руководили вполне понятные, естественные в создавшейся ситуации и даже отчасти примитивные мысли: если им можно, то отчего нам нельзя? Если им можно было позариться на чужие богатства, то отчего нам тоже не обратить свои взоры на Восток? Отчего, если им можно было явиться захватчиками, то отчего нам не предстать в глазах мирового сообщества освободителями?
К тому же общеизвестно, что в предавние времена и Церковь, желающая максимально распространить свое влияние, устраивала Крестовые походы, — своего рода генеральные репетиции по захвату новых земель для создания там жизнеспособных государств, в предвкушении окончательного завоевания всего мира грешных «нехристей». Во время насильственной христианизации местное население всегда либо обращалось в новую веру, либо уничтожалось, а их древние идолы нещадно повергались в прах.