ПРОКОПИЙ КЕСАРИЙСКИЙ
ТАЙНАЯ ИСТОРИЯ
Перевод, статья, комментарии А. А. ЧЕКАЛОВОЙ
I. Обо всем том, что вплоть до сегодняшнего дня выпало на долю римского народа в ходе войн, я рассказал, как смог, расположив изложение событий в соответствии со временем и местом происходившего 1. Отныне, однако, мое повествование пойдет иным путем, ибо теперь я буду описывать все, что произошло в самых разных частях Римской державы. (2) Причина же заключается в том, что, пока были живы вершители этих дел, я не мог описывать их должным образом. Ибо невозможно было мне укрыться от множества соглядатаев, а если бы я был изобличен, не избежать мне было бы самой жалкой смерти. Ибо даже на самых близких родственников я не мог положиться. (3) Более того, я был вынужден скрывать причины и многих из тех событий, которые были изображены мной в прежнем повествовании. Поэтому я считаю своим долгом рассказать в этой книге о том, о чем доселе не было сказано, и раскрыть причины уже описанного мной.
(4) Но, обращаясь к [этому] новому предприятию, весьма тяжкому и трудновыполнимому, касающемуся жизни Юстиниана и Феодоры, я дрожу от страха и испытываю желание отступиться от него, стоит мне лишь помыслить, что то, о чем я ныне собираюсь написать, покажется будущим поколениям невероятным и неправдоподобным, особенно, когда неумолимый ход времени сделает молву совсем древней. Я боюсь, как бы я не заслужил славу мифотворца и не был бы причислен к поэтам-трагикам. (5) И все же, решившись на это, я не убоюсь тяжести этого предприятия, поскольку рассказ мой отнюдь не испытывает недостатка в свидетелях. Ибо ныне здравствующие, являясь осведомленнейшими свидетелями, передадут будущему свою веру в правдивость моего рассказа.
(6) Но было и нечто другое, что, в то время как я горел желанием взяться за свое повествование, то и дело надолго удерживало меня от этого. Мне мнилось, что будущим поколениям оно принесет один лишь вред, так как было бы гораздо лучше, если бы бесчестнейшие из дел оставались безвестными для будущих времен, нежели, дойдя до слуха тиранов, они стали бы предметом подражения. (7) Ибо большинству властителей по их невежеству присуще стремление подражать дурным поступкам их предшественников, и они легко и без труда склоняются к порокам древних времен. (8) Однако в дальнейшем написать историю этих деяний меня побудила мысль, что для тех, кто в будущие времена окажется тираном 2, станет вполне очевидным, что им самим никак не избегнуть кары за собственные прегрешения подобно тому, как пришлось претерпеть ее и этим людям 3, а кроме того, их дела и нравы тоже окажутся навеки запечатленными, вследствие чего они, возможно, с большим опасением станут совершать свои беззакония. (9) Кто бы из поздних поколений знал о распутной жизни Семирамиды или о безумии Сарданапала и Нерона, если бы память об этом не оставили сочинители тех времен? Кроме того, и для тех, кому выпадет судьба претерпеть подобное от тиранов, мой рассказ не окажется вовсе бесполезным. (10) Ибо попавшие в несчастье обычно находят утешение в том, что не на них одних обрушиваются беды. Поэтому я и начну свое повествование, поведав сначала о том, что постыдного было совершено Велисарием, а затем открою и порочные деяния Юстиниана и Феодоры.
(11) Была у Велисария жена, о которой я упоминал в своих прежних книгах 4. Дед и отец ее были возничими, показывая свое искусство в Визaнтии 5 и Фессалонике, мать же была блудницей при театре 6. (12) Сама она тоже вначале вела развратную жизнь, не ведая удержу в своих страстях. К тому же она приобрела большой опыт в изготовлении снадобий, что передавалось у них в семье по наследству. Получив все необходимые ей познания, она впоследствии сделалась законной женой Велисария при всем том, что была уже матерью многих детей. (13) И здесь она с самого начала отнюдь не считала для себя зазорным предаваться прелюбодеянию, однако тщательно скрывала это не потому, что стыдилась собственного нрава или испытывала какой-либо страх перед супругом (она никогда и ни в чем не ведала даже и малейшего стыда, а мужа, опутанного многими ее чарами, крепко держала в руках), но по той причине, что опасалась наказания от василисы. Ибо Феодора была очень сердита на нее и открыто проявляла свой гнев 7. (14) Но потом, оказав ей [Феодоре] помощь в трудных для той обстоятельствах, [Антонина] сделала ее кроткой по отношению к себе. Сначала она умертвила Сильверия 8, каким образом, об этом я скажу позднее 9, а затем погубила Иоанна Каппадокийского, как я рассказал об этом в предшествующих книгах 10, с тех пор-то она, без малейшей боязни и нисколько не таясь, стала считать для себя дозволенным любой грех.
(15) Был в доме Велисария некий юноша из Фракии по имени Феодосии, по отеческой вере из так называемых евномиан 11. (16) Собираясь отплыть в Ливию 12, Велисарий опустил его в святую купель и извлек оттуда собственными руками 13. Таким образом он и его жена усыновили его, как это принято по христианскому обычаю. Поэтому Антонина, как и подобает в подобном случае, возлюбила Феодосия, ставшего, согласно Священному писанию, ее сыном, очень заботилась о нем и держала подле себя. (17) Но тотчас же во время этого плавания она безумно влюбилась в него и, пылая безудержной страстью, отринула всякий страх перед Богом и людьми. Сначала она сходилась с ним тайно, но в конце концов стала делать это в присутствии рабов и рабынь. (18) Ибо, одержимая страстью и явно обезумевшая от любви, она уже не видела никаких препятствий к этому. Однажды в Карфагене Велисарий застиг их на месте преступления, но сам, по собственной воле, дал жене обмануть себя. (19) Застав их вместе в подземном помещении, он пришел в гнев, она же ничуть не оробев и не пытаясь как-то все это скрыть, сказала. "Я пришла сюда, чтобы вместе с этим юношей спрятать самое ценное из нашей добычи, чтобы о нем не стало известно василевсу". (20) Так сказала она в свое оправдание. Он же, позволив убедить се&я, оставил их безнаказанными, хотя сам видел, что у Феодосия распущен пояс, поддерживающий штаны у срамных мест 14. Движимый любовью к этой женщине, он предпочел думать, что зрелище, представшее перед его собственными глазами, ничуть не соответствует действительности 15. (21) Похоть ее, возрастая с каждым днем, дошла до невыразимой гнусности, и тогда как остальные, видя, что творится, хранили молчание, лишь одна рабыня, по имени Македония, в Сиракузах, когда Велисарий овладел Сицилией 16, взяв со своего господина самые страшные клятвы, что он никогда не выдаст ее госпоже, поведала ему обо всем, приведя в качестве свидетелей двух юных рабов, прислуживавших в спальне. (22) Узнав все, Велисарий приказал неким людям из своей свиты убить Феодосия. Но тот, заранее вызнав об этом, бежал в Эфес. (23) Дело в том, что большинство из его [Велисария] людей из-за неустойчивости его характера больше заботились о том, чтобы угодить жене, нежели выказывать расположение мужу. Поэтому-то они и выдали то, что было им поручено относительно Феодосия. (24) Константин 17 же, видя, какую страшную муку испытывает Велисарий от всего случившегося, сочувствуя ему, ко всему прочему добавил: "Что до меня, то я скорее бы прикончил эту женщину, нежели юношу". (25) Узнав об этом, Антонина постаралась скрыть свой гнев, с тем чтобы проявить свою ненависть к нему, когда наступит удобное время. (26) Была она сущим скорпионом я умела таить свои гнев. Немного времени спустя то ли колдовством, то ли ласками она убедила мужа, что обвинение девицы было якобы ложным, и тот без малейшего колебания вызвал назад Феодосия, а Македонию и отроков согласился выдать жене. (27) Всем им она сначала, как говорят, отрезала языки, затем изрубила их на куски, покидала в мешки и без малейшего угрызения совести бросила в море. В совершении этого тяжкого греха ей содействовал один из ее слуг, по имени Евгений, тот самый, который осуществил и преступное убийство Сильверия. (28) Вскоре и Константин был убит Велисарием по наущению жены. Ибо именно тогда случилось дело Президия и кинжалов, о чем мной рассказано в предшествующих книгах 18. (29) Константина собирались было уже освободить, однако Антонина не отступалась до тех пор, пока не отплатила ему за те слова, о которых я упомянул. (30) По этой причине Велисарий навлек на себя огромную ненависть и со стороны василевса, и со стороны всех именитых римлян.
(31) Вот во что это вылилось. Феодосии же заявил, что не может явиться в Италию, где пребывали тогда Велисарий и Антонина, если не будет устранен с дороги Фотий. (32) Ибо Фотпй по природе своей вечно чувствовал себя уязвленным, если кто-либо пользовался у кого бы то ни было большим влиянием. В случае же с Феодосием он вполне обоснованно задыхался от гнева, поскольку несмотря на то, что он приходился сыном [Антонине], его не ставили ни во что, тот же пользовался большим влиянием и стал обладателем огромных богатств. (33) Ибо, говорят, в Карфагене и Равенне 19 в обоих тамошних дворах он награбил до ста кентинариев, так как получил возможность один, по собственному усмотрению, ведать ими. (34) Антонина, узнав о решении Феодосия, стала беспрестанно строить козни против юноши [Фотия], не останавливаясь даже перед замыслами об убийстве, пока ей не удалось добиться того, чтобы он, оказавшись не в силах выносить ее происки, удалившись оттуда, отправился в Визaнтий, а Феодосий вернулся к ней в Италию. (35) Тогда, насладившись до пресыщения и общением со своим любовником, и простодушием своего мужа, она в сопровождении их обоих прибыла в Визaнтий. (36) Тут Феодосия стали терзать муки совести, и настроение его изменилось. Он предчувствовал, что полностью утаить все не удастся, поскольку видел, что эта женщина более не в состоянии скрывать свою страсть или предаваться ей тайно, но, напротив, отнюдь не считает зазорным открыто быть и именоваться прелюбодейкой. (37) Потому-то он вновь отправился в Эфес, принял постриг, как предписывал обычай, и вошел в число так называемых 20 монахов. (38) Тогда Антонина совсем взбесилась, поменяла одежду на траурную, а вместе с ней и весь образ жизни, беспрестанно бродила по дому в стенаниях, рыдая и вопя (при живом-то муже), какой милый у нее погиб, какой верный, приятный, обходительный и полный жизни. (39) В конце концов она и мужа вовлекла в эти стенания. Этот несчастный и в самом деле рыдал, призывая желанного Феодосия. (40) Затем он явился к василевсу и, моля его и василису, убедил их вернуть Феодосия, ибо и теперь, и в будущем он необходим его дому. (41) Но Феодосий наотрез отказался возвращаться оттуда, заявив, что он намерен твердо блюсти монашеский образ жизни. Однако ответ его был всего лишь отговоркой для того, чтобы, как только Велисарий покинет Визaнтий, самому тайком явиться к Антонине. Так оно и случилось.
II. Ибо вскоре Велисарий вместе с Фотием был послан на войну с Хосровом 21, Антонина же осталась тут, хотя раньше это не входило в ее привычки. (2) Обыкновенно, опасаясь как бы муж, оставшись один, не пришел в себя и, освободившись от ее колдовских чар, не догадался бы замыслить против нее то, что она давно заслужила, она пеклась о том, чтобы следовать за ним по всему свету. (3) А чтобы Феодосии вновь мог явиться к ней, она приняла меры к тому, чтобы убрать с дороги Фотия. (4) Для этого она убедила неких лиц мз окружения Велисария постоянно насмехаться над ним [Фотием] и поносить его при каждом удобном случае. И сама она, почти ежедневно отправляя мужу послания, беспрестанно клеветала на юношу и возводила на него всевозможные обвинения. (5) Поэтому и юноша, в свою очередь, оказался вынужденным решиться действовать против матери, также прибегая к злословию, и когда некий человек прибыл из Визaнтия, поведав, что Феодосии тайно проводит время с Антониной, он тотчас привел его к Велисарию, велев рассказать всю эту историю. (6) Когда Велисарию это стало известно, он, придя в крайнее негодование, пал ниц к ногам Фотия и принялся умолять его отомстить за него, терпящего безбожное поношение со стороны тех, от кого он менее всего это заслужил. "О возлюбленное дитя,сказал он,- ты совсем не знал того, кто был твоим отцом, поскольку он, окончив дни своей жизни, оставил тебя, когда ты был еще грудным ребенком. И ты не пользовался его имуществом, ибо был он человеком отнюдь не богатым. (7) Ты вскормлен мной, хотя я всего лишь твой отчим, и ныне ты достиг такого возраста, когда твой долг - защищать меня что есть сил, если я терплю обиды. Ты достиг консульского звания и получил такое богатство, что, о благородный, меня следовало бы называть и отцом твоим, и матерью, и всей родней, чем я воистину для тебя и являюсь. (8) Ибо подлинно не по кровным узам, а по делам люди обычно судят о любви друг к другу. (9) Итак настало время, когда тебе нельзя стоять в стороне и взирать, как моему дому грозит погибель, мне же суждено лишиться таких огромных богатств, а твоя мать навлекает на себя столь страшный позор перед всеми людьми. (10) Подумай о том, что грехи жен падают не только на мужей, но в еще большей степени задевают их детей, и их привычным уделом будет нести на себе некое пятно, поскольку от природы они обычно бывают похожи нравом на своих родительниц. (11) Что касается меня, имей в виду, что жену свою я очень люблю, и если бы я смог отомстить губителю моего дома, ей я не причинил бы никакого вреда. Но, пока жив Феодосии, я не в силах простить ей ее вину.
(12) Выслушав это, Фотий согласился помочь ему во всем, однако сказал, что боится навлечь этим на себя беду, ибо отнюдь не чувствует уверенности вследствие непрочности суждений Велисария во всем, что касается его жены. Ибо многое преследует его, словно призрак, особенно страдания Македонии. (13) Поэтому оба они поклялись друг другу самыми страшными клятвами, какие только есть и таковыми считаются у христиан, в том, что они никогда не предадут друг друга, даже если это будет сопряжено со смертельной опасностью. (14) Однако им представлялось, что было бы без пользы тотчас же приниматься за дело, но когда Антонина прибудет из Визaнтия, а Феодосий отправится в Эфес, тогда Фотий, оказавшись в Эфесе, без труда захватил бы и Феодосия, и деньги. (15) В то время они со всем войском совершали вторжение в Персию, а в Визaнтии происходили события вокруг Иоанна Каппадокийского, о чем я рассказал в предшествующих книгах 22. (16) Но тогда из боязни я единственно умолчал о том, что Антонина не просто обманула Иоанна и его дочь, но убедила их, что у нее нет против них коварного замысла, поклявшись множеством клятв из тех, что считаются у христиан самыми страшными. (17) Совершив это и еще более уверовав в дружеское расположение василисы, она отослала Феодосия в Эфес, сама же, не подозревая о каком-либо препятствии, отправилась на Восток. (18) Велисарий только что взял крепость Сисавранон 23, когда кто-то известил его, что она находится в пути. И он, презрев все остальные дела, двинул свое войско назад. (19) Ибо случилось в то время так, что с войском произошло нечто, о чем у меня рассказано прежде 24, что побудило его к отступлению. А это известие еще больше ускорило отход. (20) Но, как я сказал в начале этой книги, тогда мне представлялось небезопасным говорить обо всех причинах происходившего в то время. (21) Потому-то Велисарий и заслужил упреки со стороны всех римлян, что он жизненно важным интересам государства предпочел домашние дела. (22) Ибо с самого начала одолеваемый думами о том, что случилось с его женой, он совершенно не желал пребывать вдали от римской земли с тем, чтобы, как только станет известно, что его жена прибыла из Визaнтия, тотчас же можно было повернуть назад, схватить ее и воздать ей. (23) Поэтому он и приказал Арефе с его людьми перейти реку Тигр, и те, ничего не совершив, отправились восвояси 25. Сам же он заботился лишь о том, чтобы оказаться от римской земли не дальше, чем на расстоянии одного дня пути. (24) Между тем крепость Сисавранон, если идти к ней через Нисибис, отстоит от римских границ на расстоянии более одного дня пути для не обремененного поклажей путника; если же идти другой дорогой, то расстояние окажется вдвое короче. (25) А если бы он захотел с самого начала перейти Тигр со всем войском, то, я думаю, он разорил бы все. земли в Ассирии и, не встретив на своем пути ни малейшего сопротивления, достиг бы города Ктесифона, освободил бы пленных антиохийцев вместе с другими находившимися там в то время римлянами и возвратил бы их на родину 26. Более того, он оказался главным виновником того, что Хосров беспрепятственно возвратился домой из Колхиды. Как это случилось, я сейчас расскажу.
(26) Когда Хосров, сын Кавада, вторгшись в землю Колхиды, совершил все то, о чем я уже рассказывал раньше, включая и захват Пeтры 27, мидийское войско понесло большие потери как в результате военных действий, так и по причине неудобств местности. Ибо, как я уже говорил, Лазика - страна труднопроходимая и состоящая сплошь из отвесных скал. (27) К тому же на них [персов] напал мор, погубив значительную часть войска, а многим воина" довелось погибнуть от недостатка провианта. (28) Тогда же некие лица, идя сюда из Персии, объявили, что Велисарий, победив Наведа 28 в битве при Нпсибисе, подвигается вперед; он взял после осады крепость Сисавранон и захватил в плен Влисхама 29 с восемьюстами персидскими всадниками; что им послано еще одно войско римлян во главе с Арефой, предводителем сарацин, которое, перейдя реку Тигр, разграбило всю тамошнюю землю, никогда ранее не подвергавшуюся разорению. (29) Случилось так, что Хосров послал гуннское войско 30 против армян, подданных римлян, с тем чтобы римлянам, занятым военными действиями против него, было бы не до того, что происходит в Лазике. (30) И вот уже другие вестники сообщили, что этим варварам встретился Валериан 31 и римляне, с которыми они вступили в схватку, но потерпели от них страшное поражение, и большинство из них оказалось истреблено. (31) Услышав об этом, персы, и без того измученные бедствиями, претерпеваемыми ими в Лазике, и опасаясь, кроме того, как бы им при возвращении не наткнуться на неприятельскую армию среди утесов и чащоб и всем в беспорядке не погибнуть, беспокоясь также о безопасности своих жен и детей и самой отчизны,- все, кто составлял лучшую часть мидийс,кого войска, стали бранить Хосрова, упрекая его в том, что он, нарушив клятвы и человеческие законы, во время перемирия безо всякого предлога вторгся в землю римлян, нанеся таким образом оскорбление государству древнему и наиболее почитаемому среди прочих, превзойти которое в войне было ему совершенно не под силу. И они уже собирались учинить переворот. (32) Придя от этого в замешательство, Хосров нашел следующий выход из беды. Он прочел им послание, которое незадолго до этого василиса написала Завергану 32. (33) Послание гласило: "О том, что я, считая тебя преданным нашим интересам, благосклонна к тебе, о Заверган, ты знаешь, ибо ты недавно являлся к нам с посольством. (34) Итак, ты поступишь согласно моему мнению о тебе, если ты убедишь царя Хосрова придерживаться мира в отношении нашего государства. (35) За это я обещаю тебе многие блага со стороны моего мужа, который ничего не предпринимает, не посоветовавшись со мной" 33. (36) Огласив это письмо, Хосров с упреком спросил именитых персов, считают ли они истинным государством то, которым управляет женщина, и тем самым сумел сдержать возмущение мужей. (37) Тем не менее и после этого он уходил оттуда в большом трепете, думая, что силы Велисария скажутся им помехой. Но, не встретив никого из врагов, он, довольный, возвратился в родные пределы.
III. Оказавшись на римской земле, Велисарий нашел там жену, прибывшую из Визaнтия 34. Он держал ее в немилости под стражей и то и дело порывался покончить с ней, но всякий раз душа его смягчалась, укрощенная, как мне кажется, какой-то пламенной любовью. (2) Говорят, однако, что и под воздействием колдовских чар, которыми опутывала его жена, он тотчас терял свою волю. Между тем Фотий со всей поспешностью отправился в Эфес, взяв с собой заключенного в оковы евнуха по имени Каллигон, являвшегося доверенным лицом своей госпожи, и в то время как они были в пути, тот под пытками открыл ему все тайны. (3) Феодосий же, заранее узнавший о случившемся, бежал в храм апостола Иоанна, самую большую и самую чтимую там святыню. (4) Но архиерей Эфеса Андрей, прельщенный деньгами, выдал Феодосия. Между тем Феодора, опасаясь за Антонину (ибо она, конечно, услышала о том, что с ней произошло), вызвала Велисария вместе с ней в Визaнтий. (5) Услышав об этом, Фотий отослал Феодосия в Киликию, где в то время стояли на зимних квартирах копьеносцы и щитоносцы, приказав сопровождавшим его лицам доставить его в строжайшей тайне, а по прибытии в Киликию держать скрыто под стражей так, чтобы ни одна душа на свете не могла узнать, где он находится. Сам же он вместе с Каллигоном и богатствами Феодосия (весьма значительными) явился в Визaнтий. (6) И тогда василиса предоставила всем людям возможность воочию убедиться в том, что за кровавые услуги она умеет воздавать еще большими и еще более мерзкими дарами. (7) Антонина перед тем, подстроив западню, выдала ей одного ее врага, Каппадокийца, она же отдала той целую толпу людей, безвинно погубив их. (8) Некоторых из близких Велисарию и Фотию она подвергла пыткам, поставив им в вину только то, что они были расположены к этим мужам, и так распорядилась их судьбами, что мы до сих пор не знаем, какова была их участь. Других она наказала изгнанием, возложив на них ту же вину. (9) А одного из тех, кто следовал за Фотием в Эфес, по имени Феодосии, хотя он достиг сенаторского достоинства, она, конфисковав его имущество, поместила в подземелье, в совсем темную каморку, и привязала его к яслям, надев на шею петлю, такую короткую, что она постоянно была у него натянута и никогда не ослабевала. (10) Несчастный, понятно, все время стоял у этого стойла и так и ел, и спал, и отправлял все другие естественные потребности. И ничего больше не оставалось ему, чтобы полностью уподобиться ослу, разве что реветь. (11) В таком положении этот человек провел не менее четырех месяцев, пока не заболел душевной болезныо и окончательно не сошел с ума. Тогда, наконец, выпущенный из этого заточения, он вскоре умер. (12) А Велисария против его воли она заставила примириться с его женой Антониной. Фотия же она подвергла многим пыткам, каким подвергают лишь рабов, и наряду с прочим приказала долго сечь его по спине и по плечам, требуя выдать, где находятся Феодосий и сводник. (13) Тот, несмотря на страдания от пыток, решил твердо держаться клятв, хотя прежде он был человеком болезненным и слабым, очень заботившимся о своем теле и совершенно не знавшим ни грубого обращения, ни несчастий. (14) Итак, он не открыл тайн Велисария. Впоследствии, однако, все, что пребывало доселе в тайне, прояснилось. (15) Отыскав уже к тому времени Каллигона, она [Феодора] передала его Антонине. Феодосия же она призвала в Византии, и, когда он появился, тотчас спрятала его во дворце. Послав на следующий день за Антониной, она сказала ей: (16) "О дражайшая патрикия, вчера в мои руки попала жемчужина, подобной которой никто никогда не видел. Если же ты желаешь, я не откажу тебе в этом зрелище и дам тебе ею полюбоваться". (17) Та, не уразумев еще, что происходит, стала умолять показать ей жемчужину. Она [Феодора] же, выведя Феодосия из комнатушки одного из евнухов, показала его [Антонине]. (18) Счастье до такой степени переполнило Антонину, что вначале она замерла, открыв рот. Затем она призналась, что та [Феодора] оказала ей огромную милость и принялась называть ее своей спасительницей, благодетельницей и истинной владычицей. (19) Этого Феодосия василиса держала во дворце в роскоши и довольстве и грозилась назначить его вскоре стратигом. (20) Но справедливость опередила ее, и он, заболев дизентерией, покинул этот мир. (21) Были у Феодоры тайные помещения, совершенно сокрытые, мрачные и тесные, где невозможно было отличить день от ночи. (22) Заключив туда Фотия, она долгое время держала его под стражей. Судьба помогла ему, причем не один раз, а дважды, освободившись, бежать оттуда. (23) В первый раз он бежал в храм Богородицы 35, которую византийцы 36 именуют и чтут как самую большую святыню, и сел с мольбой у святого престола. Она силой извлекла его оттуда и вновь заключила в узилище. (24) Во второй раз он пришел в храм Софии и ненароком угодил в святую купель, которую христиане обычно чтят более всего. (25) Но эта женщина сумела извлечь его и оттуда. Нигде ни одно священное место не являлось для нее неприкосновенным. Она считала пустячным делом учинить насилие над любой святыней. (26) И не только народ, но и христианские священнослужители, пораженные страхом, отступали перед ней и позволяли ей все. (27) Итак три года он провел в таком положении. Затем, однако, явился к ему, как говорят, во сне пророк Захария, заклиная его бежать, и обещал помочь ему в этом деле. (28) Убежденный этим видением, Фотий бежал оттуда и никем не замеченный прибыл в Иерусалим. Десятки тысяч людей разыскивали его, но нкто не признал юношу, хотя и встречался с ним. (29) Постригшись здесь и приняв так называемую монашескую схиму, он смог избегнуть наказания со стороны Феодоры 37. (30) Что касается Велисария, то он пренебрег своими клятвами и не счел нужным заступиться за человека, столь безбожно, как мной сказано, истязаемого. Поэтому впоследствии, как и следовало ожидать, во всех его предприятиях сила Божья была против него. Будучи в ту пору посланным на войну с мидийцами и Хосровом, в третий раз вторгшимся в земли римлян, он был осужден на бесчестье. (31) Хотя и казалось, что он совершил нечто достойное, изгнав из тех мест войну, однако, когда Хосров, перейдя реку Евфрат, взял многолюдный город Каллиник, ибо никто его не защищал, и поработил десятки тысяч римлян, а Велисарий даже не предпринял попытки преследовать врагов, возникло подозрение, что здесь имело место одно из двух: либо сознательное предательство, либо трусость 38.
IV. Примерно в то же время подвергся, он еще одной беде. Мор, о котором я упоминал в прежних книгах 39, распространился среди жителей Визaнтия. Случилось так, что тяжко заболел и василевс Юстиниан, и поговаривали даже, что он умер. (2) Переходя из уст в уста, молва об этом достигла военного лагеря римлян. Тогда некоторые из военачальников стали говорить, что если в Визaнтии римляне поставят какого-то другого василевса 40, они этого никак не потерпят. (3) Немного времени спустя получилось так, что василевс выздоровел, и тогда командующие римским войском принялись доносить друг на друга. (4) Стратиг Петр 41 и Иоанн по прозвищу Фага [Обжора] 42 заявили, будто они слышали, как Велисарий и Вуза 43 говорили то, о чем я только что упомянул. (5) Василиса Феодора, заподозрив, что речи этих лиц были направлены против нее, пришла в ярость. (6) Поэтому срочно вызвав их всех в Визaнтий, она учинила расследование этого дела. Затем она неожиданно пригласила Вузу в гинекей, якобы для того, чтобы посоветоваться с ним по некоему важному делу. (7) Имелось во дворце одно подземное помещение, крепкое и со множеством запутанных проходов, сущий Тартар 44. Сюда она по большей части и заключала тех, кто нанес ей оскорбление 45. (8) Итак, Вуза был брошен в эту преисподнюю, здесь он из консула превратился в человека, навсегда потерявшего представление о времени. (9) Ибо сидя в темноте, он не мог ни сам различить день сейчас или ночь, ни узнать у кого-либо другого. (10) А человек, который ежедневно бросал ему хлеб, общался с ним как бессловесный зверь с бессловесным зверем. (11) Все тут сочли, что Вуза умер, но никто не осмеливался ни говорить, ни вспоминать о нем. Однако спустя два года и четыре месяца она, сжалившись над ним, выпустила его. (12) И все смотрели на него, как на воскресшего из мертвых. С тех пор он навсегда остался полуслепым и страдал всеми телесными недугами.
(13) Такова была история Вузы. Что касается Велисария, то несмотря на то, что он не был уличен ни в чем из того, что ставилось ему в вину, василевс по настоянию василисы отстранил его от должности, назначив вместо него стратигом Востока Мартина 46. Копьеносцев же и щитоносцев Велисария, а также слуг, отличившихся на войне, он повелел поделить между некими военачальниками и придворными евнухами. (14) И те, бросив жребий, поделили их между собой вместе с их вооружением, как кому досталось. (15) Многим же из друзей Велисария и тех, кто оказывал ему ранее услуги, было запрещено отныне навещать его. (16) И было жалкое зрелище, и невозможно было поверить глазам: Велисарий ходит по Визaнтию как простой человек, почти в одиночестве, вечно погруженный в думы, угрюмый и страшащийся коварной смерти. (17) Василиса, узнав, что на Востоке у него хранятся большие богатства, послала за ними кого-то из придворных евнухов, чтобы все было доставлено сюда. (18) Антонина же, как мной было сказано, находилась в то время во вражде с Велисарием, с василисой же она была в большой дружбе и была к ней очень близка, поскольку не столь давно низвергла Иоанна Каппадокийского. (19) Поэтому василиса решила сделать Антонине приятное и все обставила таким образом, что казалось, будто жена испросила прощения для мужа и избавила его от столь великих несчастий, и все выглядело так, что она не только полностью примирилась с несчастным, но и спасла ему жизнь, словно высвободив его из плена. (20) Произошло же это следующим образом. Как-то Велисарий, по обыкновению, рано утром явился во дворец 47 в сопровождении немногих жалких личностей. (21) Не удостоившись расположения ни василевса, ни василисы и, сверх того, будучи подвергнут там оскорблениям со стороны людей ничтожных и презренных, он на исходе дня отправился домой, по дороге то и дело оглядываясь по сторонам и всматриваясь во все места, откуда он мог ждать подкрадывающихся к нему убийц. (22) В подобном трепете вступив в свой дом, он сел в одиночестве на ложе, и ничто достойное не шло ему на ум, он даже забыл о том, что он мужчина. Постоянно в поту, с головокружением, в отчаянии впав в сильную дрожь, он терзался низменными страхами и трусливыми, совершенно не свойственными мужам тревогами. (23) Антонина же, якобы не ведая, что происходит, и якобы не ожидающая того, что должно произойти, то и дело ходила взад и вперед, делая вид, что страдает изжогой: они все еще относились друг к другу с подозрением. (24) Между тем уже после захода солнца из дворца явился некто по имени Квадрат. Пройдя через внутренний двор, он неожиданно встал перед дверью, ведущей на мужскую половину, сказав, что он послан сюда василисой. (25) Когда Велисарий услышал об этом, он, раскинув руки и ноги, упал навзничь на ложе, совсем готовый к гибели. Настолько всякое мужество покинуло его. (26) Не успев войти к нему, Квадрат показал ему послание василисы. (27) Послание это гласило следующее: "Что ты причинил нам, о любезный, ты и сам знаешь. Я же, многим обязанная твоей жене, решила простить тебе все твои прегрешения и дарю ей твою душу. (28) Итак, отныне можешь быть спокойным и за свою жизнь, и за свои богатства. Каким же ты окажешься по отношению к ней, нам покажут твои будущие поступки". (29) Прочитав это, Велисарий от радости подскочил до небес и, желая вместе с тем выказать перед присутствующим свою признательность, тотчас же встал и пал ниц к ногам своей жены. (30) Охватив обеими руками ее голени, он принялся языком лизать то одну, то другую ее ступню, называя ее источником своей жизни и спасения и обещая отныне быть ей не мужем, но верным рабом. (31) Из его богатства василиса отдала тридцать кентинариев василевеу, остальное вернув Велисарию.
(32) Так обернулись дела для стратига Велисария, которому еще недавно судьба вручила в качестве пленников Гелимера 48 и Витигиса 49. (33) Но с давних пор Юстиниана и Феодору необычайно мучила мысль о богатстве этого человека, огромном и достойном царского двора. (34) Они утверждали, что он тайно припрятал большую часть из отходивших в казну сокровищ Гелимера и Витигиса, передав василевсу лишь малую и весьма незначительную долю. (35) Однако принимая во внимание труды этого человека и возможные из-за этого злые толки среди прочих людей, к тому же не имея никакого благовидного предлога с его стороны, они ничего не предпринимали. (36) Но теперь, застав его повергнутым в страх и утратившим всякое мужество, василиса одним ударом достигла того, чтобы стать обладательницей всех его богатств. (37) Ибо они тотчас же решили породниться друг с другом, и единственная дочь Велисария Иоаннина была просватана за внука василисы Анастасия 50. (38) Велисарий хотел вновь получить прежнюю должность и, будучи назначенным стратигом Востока, слова повести римское войско против Хосрова и мидийцев, но Антонина этого никак не позволяла, утверждая, что в этих местах она испытала от него столь сильные оскорбления, что не желает их больше видеть.
(39) Поэтому Велисарий, назначенный главой конюшен василевса, во второй раз был послан в Италию. При этом, как говорят, он обещал василевсу, что никогда не потребует денег для ведения этой войны, но все военное снаряжение для нее оплатит из собственных средств 51. (40) Все подозревали, что Велисарий уладил дела с женой таким образом, как об этом сказано, и пообещал василевсу относительно войны то, что я изложил, единственно из желания избавиться от необходимости пребывания в Византии, и что как только он окажется за стенами города, он немедленно возьмется за оружие и замыслит нечто благородное и достойное мужчины как по отношению к своей жене, .так и по отношению к тем, кто чинил ему насилие. (41) Он, однако, не придав никакого значения тому, что произошло, совершенно забыл и презрел клятвы, данные им Фотию и другим близким, и следовал за женой, нелепым образом охваченный страстью к ней, хотя ей было уже шестьдесят лет. (42) Когда, однако, он оказался в Италии, он каждодневно терпел неудачи, поскольку Бог был явно против него. (43) Прежде то, что этот стратиг задумывал в борьбе против Теодата и Витигиса 52, по большей части имело успешное воплощение, хотя казалось, что его планы плохо согласовывались с обстоятельствами. Позже, однако, несмотря на то, что, казалось, планы его стали много лучше, ибо он приобрел опыт в ведении войны, исход их оказывался для него несчастливым, что привело к убеждению в безрассудности большинства его действий. (44) Таким образом ясно, что дела человеческие управляются не людскими помыслами, а Божьим соизволением, которое люди обычно называют судьбой, не ведая, почему события происходят так, как они им видятся. (45) Ибо то, что представляется непостижимым, обыкновенно именуется судьбой 53. Но пусть об этом каждый судит, как ему будет угодно.
V. Велисарий, вторично оказавшийся в Италии, удалился оттуда самым позорным образом. Ибо за пять лет ему ни разу не удалось закрепиться на берегу, если там не имелось какой-нибудь крепости, как мной рассказано в предшествующих книгах 54. Но все это время он, пребывая на корабле, плавал вдоль побережья. (2) Тотила 55 в ярости стремился застичь его вне стен, но ему это не удавалось, поскольку и сам он [Велисарий], и вся римская армия были охвачены великим страхом. (3) Поэтому Велисарий не возвратил ничего из того, что было утрачено 56, но в довершение всего потерял Рим 57, да и, можно сказать, все остальное. (4) Теперь он стал крайне корыстолюбив и больше всего пекся лишь о низменной наживе, ибо он ничего не получал от василевса. И воистину, он беззастенчиво ограбил почти всех италийцев, которые обитали в Равенне и на Сицилии, да и всех остальных, кто попадал к нему в руки, под предлогом того, что взыскивает с них за прошлые годы. (5) Также он стал преследовать и Геродиана 58, требуя от него денег и всячески ему при этом угрожая. (6) Тот, в гневе из-за этого, отпал от римской армии и немедленно передал всех своих людей и Сполеций Тотиле и готам 59. (7) А каким образом возникла нанесшая огромный ущерб делу римлян взаимная ненависть между ним и Иоанном, племянником Виталиана 60, я сейчас расскажу.
(8) Василиса до такой степени ненавидела Германа 61, и столь очевидной для всех была ее ненависть, что, несмотря на то что он был двоюродным братом василевса, никто не решался вступить с ним в родство, и его сыновья оставались неженатыми до самой ее [Феодоры] смерти 62. И дочь его, Юстина, хотя она уже достигла восемнадцатилетнего возраста, все еще была не замужем 63. (9) Поэтому, когда Иоанн, посланный Велисарием, прибыл в Византии, Герману пришлось затеять переговоры о сватовстве с ним, хотя тот [Иоанн] был много ниже его саном. (10) Поскольку дело это пришлось по душе обоим, они решили связать друг друга смертными клятвами, что оба всеми силами будут стремиться к заключению этого брачного союза, ибо ни один из них не был уверен в другом: один - потому, что сознавал, что стремится к тому, на что не давало права его достоинство, другой-оттого, что крайне нуждался в зяте. (11) Феодора, вне себя от гнева, всячески старалась воздействовать и на того и на другого, не колеблясь в выборе средств, чтобы помешать этому предприятию. (12) Когда же, несмотря на то, что она настойчиво пыталась устрашить их, ей не удалось поколебать ни того, ни другого, она принялась недвусмысленно грозить Иоанну погибелью. (13) Вследствие этого Иоанн, вновь посланный в Италию, никак не отваживался до отъезда Антонины в Византии присоединиться к Велисарию, опасаясь коварного умысла с ее стороны. (14) Ибо вполне естественным было заподозрить, что василиса наказала ей его умертвить. Любого, кому был ведом нрав Антонины и кто знал, что Велисарий во всем уступает жене, охватывал ужас, овладел он и им. (15) В подобных обстоятельствах дела римлян, и раньше уже хромавшие, вовсе рухнули.
(16) Так у Велисария протекала война с готами. Наконец, в отчаянии он просил василевса, чтобы ему было позволено как можно скорее удалиться оттуда 64. (17) Когда он узнал, что василевс внял его просьбе, он тотчас же с радостью ушел оттуда, премного довольный тем, что может распрощаться с армией римлян и с Италией. Он оставил большую часть укреплений в руках врага, а Перузию - в состоянии тяжелейшей осады, и в то время как он еще находился в пути, город был взят приступом и испытал всевозможные беды, как у меня об этом было рассказано ранее 65. Случилось так, что превратностям судьбы оказались подвергнуты и его домашние дела, о чем я сейчас расскажу.
(18) Василиса Феодора, страстно желая обручить дочь Велисария со своим внуком, часто писала родителям, изводя их своими посланиями. (19) Те же, желая уклониться от этого родства, откладывали свадьбу до своего возвращения. Когда же василиса призывала их в Византии, они делали вид, что не могут в данное время покинуть Италию. (20) Та же жаждала сделать внука владыкой богатств Велисария, ибо была уверена, что девушка окажется его наследницей, поскольку у Велисария не было иного потомства. На Антонину, однако, она положиться никак не могла и, опасаясь, как бы та после ее смерти, невзирая на оказанное ею благорасположение в трудных для той обстоятельствах, не проявила неверности к ее дому и не уничтожила бы договора, совершила безбожное дело. (21) Она свела девушку с юношей безо всякого закона. Говорят, что она тайно принудила ее отдаться против ее воли, чтобы таким путем устроить свадьбу с лишенной невинности девицей, дабы василевс не помешал происходящему. (22) Но когда дело было сделано, Анастасий и девушка воспылали друг к другу горячей любовью и провели вместе не менее восьми месяцев. (23) Когда же после смерти василисы Антонина явилась в Византии, она намеренно забыла все не столь давно сделанное той для нее и, совсем не подумав о том, что, выйди ее дочь замуж за кого-либо другого, получится, что ранее она предавалась разврату, сочла потомка Феодоры недостойным быть ее зятем и заставила дочь совершенно против ее воли отказаться от своего возлюбленного. (24) За это у всех людей она заслужила позорную славу неблагодарной. Когда же прибыл ее муж, она без труда склонила его к участию в этом тяжком грехе. И тогда с полной очевидностью проявился нрав этого человека. (25) Несмотря на то что ранее он, поклявшись Фотию и некоторым из своих близких, совершенно не сдержал своих клятв, все простили его, (26) ибо предполагали, что причиной неверности этого мужа было не господство над ним его жены, а страх перед василисой. (27) Когда же, как нной сказано, Феодора умерла, а ни о Фотии, ни о ком-либо другом из близких ему людей не возникло и речи, стало ясно, что владычицей его является жена, а господином - ее наперсник Каллигон. Тогда все, отшатнувшись от него, принялись насмехаться над ним и, распустив языки, поносили его, словно пораженного безумием. Таковы, говоря без утайки, были грехи Велисария.
(28) Что же касается проступков, совершенных в Ливии Сергием, сыном Вакха, то я достаточно рассказал о них в соответствующем месте моего повествования 66. В самом деле, этот человек оказался главным виновником того, что дела римлян здесь оказались погублены, ибо он ни во что поставил клятву, данную им на Евангелии левафам, и к тому же без какой-либо причины убил восемьдесят их послов. Здесь необходимо добавить к тому, что у меня, рассказано, что эти люди явились к Сергию безо всякого злого умысла, и у него не было никакого повода подозревать их. Тем не менее он, хотя и связал себя клятвой, зазвал их на пир и бессовестным образом умертвил. (29) Вследствие этого пришлось пострадать и Соломону 67, и римской армии, и всем ливийцам. (30) Ибо по его вине, особенно после того, как Соломон погиб так, как я об этом рассказал 68, ни один военачальник, ни один солдат не желал подвергнуть себя опасностям войны. (31) Упорнее же всех из ненависти к нему отказывался сражаться Иоанн, сын Сисиниола 69 - до тех пор, пока в Ливию не прибыл Ареовинд 70. (32) Ибо Сергий был человеком изнеженным и невоинственным, нравом и летами чрезмерно юный, преисполненный зависти по отношению ко всем людям и хвастовства. Жил он в холе и вечно был надут спесью. (33) Но поскольку он был тогда женихом внучки жены Велисария Антонины, наказать его или отрешить от должности василиса никак не желала, хотя и видела, что Ливия неуклонно катится к гибели. И воистину, и она, и василевс оставили безнаказанным брата Сергия Соломона, совершившего убийство Пегасия 71. В чем тут было дело, я сейчас расскажу.
(34) После того, как Пегасий выкупил Соломона у левафов и варвары удалились восвояси, Соломон с выкупившим его Пегасием и немногими воинами отправился в Карфаген. В дороге Пегасий, заметив, что Соломон совершил какую-то несправедливость, сказал ему, что ему следовало бы помнить, как его самого еще недавно Бог вызволил от врагов. (35) Тот, в гневе за упрек в том, что он попал в плен, тут же убил его, воздав ему подобным образом за свое спасение. (36) Когда же Соломон явился в Визaнтий, василевс снял с него обвинение в убийстве под тем предлогом, что он убил изменника Римской державы, (37) и снабдил его грамотой, обеспечивающей ему безопасность. Избежав таким образом кары, Соломон с радостью отправился на Восток, чтобы навестить родные места и родичей. (38) Однако в пути его постигло наказание Господне, и он покинул этот мир. Вот чем кончилось дело между Соломоном и Пегасием.
VI. А теперь я примусь за рассказ о том, что за люди были Юстиниан и Феодора и каким образом они погубили дела римлян. (2) В то время как в Визaнтии власть автократора находилась в руках Льва 72, трое юношей-крестьян, родом иллирийцев, Зимарх, Дитивист и Юстин из Бедерианы 73, чтобы избавиться от нужды и всех сопутствующих ей бед, с которыми им вечно приходилось бороться дома, отправились на военную службу. (3) Оии пешком добрались до Визaнтия, неся за плечами козьи тулупы, в которых у них по прибытии в город не находилось ничего, кроме прихваченных из дома сухарей 74. Занесенные в солдатские списки, они были отобраны василевсом в придворную стражу, ибо отличались прекрасным телосложением. (4) Впоследствии Анастасий, перенявший царскую власть, начал войну с народом исавров, поднявшим на него оружие 75. (5) Он направил против них значительное войско во главе с Иоанном по прозвищу Кирт [Горбатый] 76. Этот Иоанн за какую-то провинность заточил Юстина в узилище с намерением предать его смерти на следующий день, но совершить это помешало явившееся ему между тем видение. (6) По словам стратига, во сне к нему явился некто громадного роста и во всех прочих отношениях гораздо более могущественный, нежели обычный человек. (7) И это видение приказало ему освободить мужа, которого он в тот день вверг в узилище. Поднявшись ото сна, он не придал значения ночному видению. (8) С наступлением следующей ночи ему показалось, что он во сне вновь слышит слова, услышанные им ранее. Но и тогда он не подумал исполнить повеление. (9) И в третий раз явившись к нему во сне, видение грозило уготовить ему страшную участь, если он не выполнит приказанного, и добавило при этом, что впоследствии, когда его охватит гнев, ему чрезвычайно понадобятся этот человек и его родня. (10) Так довелось тогда Юстину остаться в живых, а с течением времени этот Юстин достиг большой силы. (11) Ибо василевс Анастасий поставил его во главе придворной стражи. Когда же василевс покинул этот мир, он сам в силу власти, которой располагал, достиг царского престола, будучи уже стариком, близким к могиле. Чуждый всякой учености, он, как говорится, даже не знал алфавита, чего раньше у римлян никогда не бывало. (12) И в то время, когда в обычае было, чтобы василевс прикладывал собственную руку к грамотам, содержащим его указы, он не был способен ни издавать указы, ни быть сопричастным тому, что совершается. (13) Но некто, кому выпало быть при нец в должности квестора, по имени Прокл 77 вершил все сам по собственному усмотрению. (14) Но чтобы иметь свидетельство собственноручной подписи василевса, те, на кого это дело было возложено, придумали следующее. (15) Прорезав на небольшой гладкой дощечке контур четырех букв, означающих на латинском языке "прочитано" 78, и обмакнув перо 79 в окрашенные чернила, какими обычно пишут василевсы 80, они вручали его этому василевсу. (16) Затем, положив упомянутую дощечку на документ и взяв руку василевса, они обводили пером контур этих четырех букв так, чтобы оно прошло по всем прорезям в дереве. Затем они удалялись, неся эти царские письмена.
(17) Так обстояло у римлян дело с Юстином. Жил он с женщиной по имени Луппикина. Рабыня и варварка, она была в прошлом куплена им и являлась его наложницей. И вместе с Юстином на склоне лет она достигла царской власти.
(18) Юстин не сумел сделать подданным ни худого, ни хорошего, ибо был он совсем прост, не умел складно говорить и вообще был очень мужиковат. (19) Племянник же его Юстиниан, будучи еще молодым, стал заправлять всеми государственными делами и явился для римлян источником несчастий, таких и стольких, о подобных которым от века никто никогда и не слыхивал. (20) Он с легкостью отваживался на беззаконное убийство людей и разграбление чужого имущества, и ему ничего не стоило погубить многие мириады людей, хотя они не дали ему для этого ни малейшего повода. (21) Он не считал нужным сохранять прежние установления, но ему то и дело хотелось все изменить, т. е. он был величайшим разрушителем того, что хорошо устроено. (22) От той моровой язвы, о которой я рассказывал в прежних книгах 81, при всем том, что она поразила всю землю, спаслось не меньше людей, чем оказалось тех, кому суждено было погибнуть, либо потому, что их [спасшихся] хворь не коснулась, либо потому, что они выздоровели, когда им случилось заболеть. (23) Но от этого человека никому из римлян не удалось ускользнуть, ибо подобно любому другому ниспосланному небом несчастью, обрушившемуся на весь человеческий род, он никого не оставил в неприкосновенности. (24) Одних он убивал безо всякого основания, других, заставив бороться с нуждой, сделал более несчастными, чем умершие, и они молили о самой жалкой смерти, лишь бы прекратить свое бедственное существование. А у некоторых вместе с богатством он отнял и жизнь. (25) Помимо того что ему оказалось пустячным делом разрушить Римскую державу, он сумел овладеть еще Ливией и Италией, и все ради того, чтобы наряду с теми, кто уже раньше оказался в его власти, погубить обитателей и этих мест. (26) Не прошло и десяти дней по достижении им власти, как он убил, вместе с некоторыми другими, главу придворных евнухов Амантия 82 без какой-либо причины, разве лишь за то, что тот сказал какое-то необдуманное слово архиерею города Иоанну 83. (27) С тех пор он стал самым страшным человеком на свете. Затем он спешно послал за узурпатором Виталианом 84, предварительно дав тому ручательство в его безопасности, и принял вместе с ним участие в христианских таинствах. (28) Тем не менее вскоре, заподозрив его в том, что он нанес ему оскорбление, он беспричинно убил его во дворце вместе с его близкими, отнюдь не считая препятствием для этого принесенные им ранее столь страшные клятвы.
VII. Как я уже рассказывал в прежних книгах, народ издревле делился на две части 85. Перетянув на свою сторону одну из них, венетов, которым случалось и ранее ревностно ему содействовать, он сумел все привести в смятение и беспорядок. И подобным образом он довел государство римлян до полного изнеможения. (2) Однако не все венеты сочли подобающим для себя следовать желаниям этого человека, но лишь те из них, которые являлись стасиотами 86. (3) Но даже я эти, когда ало зашло далеко, оказались людьми благоразумнейшими. (4) Ибо они грешили гораздо меньше, чем позволяли им обстоятельства. Не пребывали в бездействии и стасиоты прасинов и творили преступления, как только им представлялась такая возможность, хотя их-то как раз постоянно наказывали. (5) Но это постоянно лишь придавало им решимости. Ибо люди, когда их несправедливо обижают, обычно бывают склонны к безрассудству. (6) Итак, в то время как Юстиниан возбуждал и явно подстрекал венетов, вся Римская держава была потрясена до самого основания, словно ее постигло замлетрясение либо наводнение, или как будто бы все ее города оказались захваченными врагами. (7) Ибо все и всюду было приведено в смятение, и ничто не осталось таким, каким было прежде, но и законы и государственное устройство, приведенные в расстройство, превращались в полную свою противоположность.
(8) Стасиоты прежде всего ввели некую новую моду в прическе, ибо стали стричь волосы совершенно иначе, чем остальные римляне. (9) Они совершенно не подстригали усы и бороду, но постоянно следили за тем, чтобы те были у них пышными, как у персов. (10) Волосы на голове они спереди остригали вплоть до висков, а сзади, словно массагеты 87, позволяли им свисать в беспорядке очень длинными прядями. По этой причине такую моду назвали гуннской.
(11) Далее, что касается одежды, то все они сочли нужным отделывать ее красивой каймой, одеваясь с большим тщеславием, чем это соответствовало их достоинству 88. (12) А такие одежды они могли приобретать отнюдь не дозволенным способом. Часть хитона, закрывающая руку, была у них туго стянута возле кисти, а оттуда до самого плеча расширялась до невероятных размеров. (13) Всякий раз, когда они в театре или на ипподроме, крича или подбадривая [возничих], как это обычно бывает, размахивали руками, эта часть [хитона], естественно, раздувалась, создавая у глупцов впечатление, будто у них столь прекрасное и сильное тело, что им приходится облекать его в подобные одеяния, между тем как следовало бы уразуметь, что такая пышная и чрезмерно просторная одежда еще больше изобличает хилость тела. (14) Накидки, широкие штаны и особенно обувь у них и по названию и внешнему виду были гуннскими 89.
(15) Поначалу почти все они по ночам открыто носили оружие, днем же скрывали под одеждой у бедра небольшие обоюдоострые кинжалы. Как только начинало темнеть, они сбивались в шайки и грабили тех, кто [выглядел] поприличней, по всей агоре и в узких улочках, отнимая у встречных и одежду, и пояс, и золотые пряжки, и все прочее, что у них было. (16) Некоторых же во время грабежа они считали нужным и убивать, чтобы те никому не рассказали о том, что с ними произошло. (17) От них страдали все, и в числе первых те венеты, которые не являлись стасиотами, ибо и они не были избавлены от этого. (18) По этой причине большинство людей впредь стало пользоваться медными поясами и пряжками и носить одежду много хуже той, что предписывал их сан, дабы не погибнуть из-за любви к прекрасному, и еще до захода солнца они, удалившись с улиц, укрывались в домах. (19) Так как преступления продолжались, а стоящая над народом [городская] власть не обращала на злодеев никакого внимания, дерзость этих людей постоянно возрастала. (20) Ведь преступления, если им предоставить полную свободу, обычно переходят все границы, поскольку даже те злодейства, которые подвергаются наказанию, не могут быть полностью искоренены. (21) Ибо по своей природе большинство легко склоняется к греху.
(22) Так обстояла с венетами. Из стасиотов противоположной стороны многие склонились к ним, охваченные желанием совсем безнаказанно соучаствовать в преступлениях, другие же, бежав, укрылись в иных местах. Многие, настигнутые и там, погибали либо от руки противника, либо подвергнувшись преследованиям со стороны властей. (23) Итак, в это сообщество начали стекаться многие другие юноши из тех, что ранее вовсе не стремились к подобным делам. Теперь же их побуждала к этому возможность выказать силу и дерзость, (24) ибо нет ни одного известного людям греха, которым бы в эти времена не грешили, оставшись при этим безнаказанным. (25) Прежде всего они погубили своих противников, а затем взялись убивать и тех, кто не нанес им никакой обиды. (26) Многие, прельстив их деньгами, указывали стасиотам на своих собственных врагов, и они тотчас же истребляли их, приписав им имя прасинов, хотя эти люди им были вовсе незнакомы. (27) И происходило это не во тьме, и не в тайне, но во всякое время дня, в любой части города, причем случалось, что злодеяние совершалось на глазах у самых именитых лиц. (28) Ведь им не нужно было скрывать злодеяние, так как над ними яе висел страх наказания, но, напротив, у них даже появилось своего рода побуждение к состязанию в проявлении своей силы и мужественности, когда они одним ударом убивали какого-нибудь безоружного встречного. И ни у кого уже не оставалось малейшей надежды на то, что он останется жив при такой ненадежности бытия. (29) Устрашенные, все считали, что смерть уже нависла над ними, и никому ни одно место не казалось достаточно надежным, никакое время безопасным, коль скоро людей без какой-либо причины умертвляли в самых почитаемых храмах и во время всенародных празднеств. Никакой веры не осталось ни в друзей, ни в родных, ибо многие погибли от коварства самых близких людей.
(30) При всем том никакого расследования содеянного не производилось, но несчастье на любого обрушивалось неожиданно, и никто не вставал на защиту пострадавших. (31) Ни закон, ни обязательства, упрочивающие порядок, больше не имели силы, но все, подвергнувшись насилию, пришло в смятение. Государственное устройство стало во всем подобно тирании, однако не устоявшейся, но ежедневно меняющейся и то и дело начинающейся сызнова.
(32) Решения архонтов были подобны тем, какие возникают у объятых ужасом людей, разум которых порабощен страхом перед одним человеком, а судьи, выносящие приговоры по спорным делам, высказывали свои суждения не в соответствии с тем, что представлялось им справедливым и законным, а в зависимости от того, какие отношения были у каждой из тяжущихся сторон со стасиотами, враждебные или дружеские. Ибо судью, пренебрегшего их наказом, ожидала смерть.
(33) Многие из заимодавцев под давлением насилия вынуждены были возвращать расписки своим должникам, не получив ничего из данного ими взаймы, а многие отнюдь не добровольно отпускали на волю своих рабов. (34) Говорят, что и некоторые женщины принуждались своими рабами ко многому из того, чего они вовсе не желали. (35) Уже и дети не безвестных мужей, связавшись с этими юношами, вынуждали своих отцов совершать многое против их воли и помимо прочего отказываться в их пользу от своих денег. (36) Многие же мальчики были против воли принуждены к нечестивому сожительству со стасиотами не без ведома своих отцов. (37) То же самое доводилось терпеть и женщинам, живущим со своими мужьями. Рассказывают, как одна женщина, прекрасно одетая, плыла со своим мужем к пригородному имению, расположенному на противоположном берегу 90. Во время переправы им встретились какие-то из этих стасиотов, которые, с угрозами отняв ее у мужа, пересадили в свою лодку. Она перешла на их ладью, потихоньку наказав мужу не отчаиваться и не бояться позора для нее, (38) ибо она не потерпит, чтобы глумились над ее телом. И муж ее еще глядел на нее в великой печали, как она бросилась в море и тотчас покинула этот мир.
(39) Вот каковы были дерзости, на которые отваживались тогда эти стасиоты в Визaнтии. И все же они терзали свои жертвы меньше, чем злодеяния, совершаемые Юстинианом по отношению к государству, ибо претерпевшим даже самое тяжкое от частных злоумышленников значительная часть страданий, проистекших от беспорядка, возмещается постоянным ожиданием кары со стороны закона и властей. (40) Ведь исполненные добрых надежд на будущее, люди легче и не с такой мукой переносят постигшую их беду. Притесняемые же государственной властью, они, естественно, гораздо сильнее переживают случившееся с ними и постоянно впадают в отчаяние по той причине, что нет надежды на возмездие. (41) Он [Юстиниан] совершал злодеяния не только потому, что менее всего жаждал принять сторону обиженных, но и потому, что отнюдь не считал недостойным быть явным покровителем венетов. (42) Он отпускал этим юношам огромные деньги, многих держал при себе, а некоторых счел справедливым удостоить власти и других почестей.
VIII. Такие-то вещи совершались и в Византии и в прочих городах. Подобно некой болезни, это зло, начавшись здесь, распространилось по всей Римской державе. (2) Василевса [Юстина] это совсем не беспокоило, поскольку он ничего не замечал, хотя сам был очевидцем того, что постоянно творилось на ипподроме. (3) Был он на редкость слабоумен и поистине подобен вьючному ослу, способному лишь следовать за тем, кто тянет его за узду, да то и дело трясти ушами. (4) Юстиниан это и делал и все остальное привел в смятение. Как только он захватил власть при своем дяде, он тотчас же принялся радеть о том, чтобы безрассудно истратить общественные средства, как будто он был их полновластным владыкой 91. (5) Огромное количество государственных ценностей он отдавал гуннам, которые то и дело являлись к нему, и в результате земля римлян оказалась подверженной частым вторжениям. (6) Ибо, отведав римского богатства, эти варвары уже были не в силах забыть сюда дорогу.
(7) Он [Юстиниан] считал возможным бросить многие средства и на морское строительство, желая покорить вечный прибой волн. (8) Кладя от берега моря камни, он продвигался вперед, вступая в спор с морской пучиной словно бы соперничая с могуществом моря избытком богатств 92. (9) Он со всей земли забрал в свои руки частное имущество римлян, на одних возводя какое-нибудь обвинение в том, чего они не совершали, другим внушив, будто они это имущество ему подарили. (10) Многие же, уличенные в убийстве или других подобных преступлениях, отдавали ему все свои деньги и тем избегали наказания за свои прегрешения. (11) Другие, случалось, затеяв без надобности тяжбу с соседями из-за каких-либо земель и не имея никакой надежды обеспечить судебное решение в ущерб своим противникам, ибо против этого восставал закон, удовлетворялись тем, что дарили ему спорные владения, выгадывая в том, что благодаря этому дару, который им ничего не стоил, они становились известными этому человеку и, кроме того, самым беззаконным образом получали возможность выиграть процесс против своих противников.
(12) А теперь, я думаю, не окажется неуместным обрисовать облик этого человека. Был он не велик и не слишком мал, но среднего роста, не худой, но слегка полноватый; лицо у него было округлое и не лишенное красоты, ибо и после двухдневного поста на нем играл румянец 93. (13) Чтобы в немногих словах дать представление о его облике, скажу, что он был очень похож на Домициана, сына Веспасиана 94, злонравием которого римляне оказались сыты до такой степени, что, даже разорвав его на куски, не утолили своего гнева против него, но было вынесено решение сената, чтобы в надписях не упоминалось его имени и чтобы не оставалось ни одного его изображения. (14) И действительно, можно видеть, что его имя повсюду в надписях в Риме и в любом ином месте, где оно было начертано, выскоблено, причем только его одного среди других. И по-видимому, нигде в Римской державе нет ни одного его изображения, кроме единственной медной статуи, сохранившейся по следующей причине. (15) Была у Домициана жена, благородная и к тому же благонравная. Сама она не причинила зла ни одному человеку, и деяния ее мужа ей отнюдь не нравились. (16) Весьма поэтому почитаемая, она была тогда приглашена в сенат, где ей предложили просить для себя всего, чего она ни пожелает. (17) Она же попросила лишь того, чтобы ей позволили взять и похоронить тело Домициана и поставить одно его медное изображение там, где она захочет. (18) И сенат уступил ей в этом. И женщина, желая оставить на будущие времена память о бесчеловечности тех, кто растерзал ее мужа, придумала следующее. (19) Собрав куски плоти Домициана, аккуратно сложив их и приладив друг к другу, она сшила тело целиком. Показав его ваятелям, она велела им запечатлеть в бронзе это горе. (20) Мастера тотчас сделали изображение. Взяв его, женщина водрузила его на дороге, поднимающейся к Капитолию, по правую руку, если идти туда от площади 95. И до сегодняшнего дня оно являет облик Домициана и постигшее его несчастье. (21) И каждый может заключить, что все особенности строения тела Юстиниана, и облик его, и черты лица явно запечатлены в этой статуе.
(22) Такова была наружность Юстиниана. Что касается его нрава, то рассказать о нем с такой же точностью я не смог бы. Был он одновременно и коварным, и падким на обман, из тех, кого называют злыми глупцами. Сам он никогда не бывал правдив с теми, с кем имел дело, но все его слова и поступки постоянно были исполнены лжи, и в то же время он легко поддавался тем, кто хотел его обмануть. (23) Было в нем какое-то необычное смешение неразумности и испорченности нрава. Возможно, это как раз и есть то явление, которое в древности имел в виду кто-то из философов-перипатетиков 96, изрекая, что в человеческой природе, как при смешении красок, соединяются противоположные черты. (24) Однако я пишу о том, чего не в силах постигнуть. Итак, был этот василевс исполнен хитрости, коварства, отличался неискренностью, обладал способностью скрывать свой гнев, был двуличен, опасен, являлся превосходным актером, когда надо было скрывать свои мысли, и умел проливать слезы не от радости или горя, но искусственно вызывая их в нужное время по мере необходимости. Он постоянно лгал, и не при случае, по скрепив соглашение грамотой и самыми страшными клятвами, в том числе и по отношению к своим подданным. (25) И тут же он отступал от обещаний и зароков, подобно самым низким рабам, которых страх перед грозящими пытками побуждает к признанию вопреки данным клятвам. (26) Неверный друг, неумолимый враг, страстно жаждущий убийств и грабежа, склонный к распрям, большой любитель нововведений и переворотов, легко податливый на зло, никакими советами не склоняемый к добру, скорый на замысел и исполнение дурного, о хорошем же даже слушать почитающий за неприятное занятие. (27) Как же можно передать словами нрав Юстиниана? Этими и многими другими еще большими недостатками он обладал в степени, не соответствующей человеческому естеству. Но представляется, что природа, собрав у остальных людей все дурное в них, поместила собранное в душе этого человека. (28) Ко всему прочему он отнюдь не брезговал доносами и был скор на наказания. Ибо он вершил суд, никогда не расследуя дела, но, выслушав доносчика, тотчас же решался вынести приговор. (29) Он не колеблясь составлял указы, безо всяких оснований предписывающие разрушение областей, сожжение городов и порабощение целых народов. (30) И если кто-нибудь захотел бы, измерив все, что выпало на долю римлян с самых ранних времен, соизмерить это с нынешними бедами, он обнаружил бы, что этим человеком было умерщвлено больше людей, чем за все предшествующее время. (31) Он был удивительно проворен в том, чтобы без долгих слов присвоить чужое богатство. Он даже не считал нужным выдумывать какой-нибудь извиняющий его предлог, чтобы под видимостью справедливости захватить то, что ему не принадлежало. Завладев [богатством], он тут же с удивительной легкостью начинал презирать его, проявляя неразумную щедрость и бессмысленно раздавая его варварам. (32) Одним словом, он и сам не имел денег и не позволял никому другому на свете иметь их, как будто он был охвачен не столько корыстолюбием, сколько завистью к тем, кто ими располагал. (33) Итак, с легкостью изгнав богатство из римской земли, он явился творцом всеобщей бедности.
IX. Таков был нрав Юстиниана, насколько нам удалось передать это словами. В жены же он взял себе ту, о которой я сейчас расскажу: как она родилась и воспитывалась и как, соединившись брачными узами с этим человеком, она до основания потрясла государство римлян. (2) Был в Визaнтии некто Акакий, надсмотрщик зверей цирка (его называют медвежатником), принадлежавший факции прасинов. (3) Этот человек в то время, когда державой правил еще Анастасий, умер от болезни, оставив трех малых детей женского пола: Комито, Феодору и Анастасию, старшей из которых не было еще семи лет. (4) Жена его с горя сошлась с другим мужчиной, который, как она рассчитывала, впредь разделит с ней заботы по дому и по ремеслу умершего мужа. (5) Но орхист прасинов по имени Астерий, подкупленный кем-то другим, отстранил их от этой должности и без особых затруднений назначил на нее того, кто дал ему деньги. Ибо орхисты могли распоряжаться подобными вещами, как им заблагорассудится. (6) И вот, когда женщина увидела, что весь народ собрался в цирке, она, надев трем девочкам на головы венки и дав каждой в обе руки гирлянды цветов, поставила их на колени с мольбой о защите. (7) В то время как прасины не обратили никакого внимания на эту мольбу, венеты определили их [женщину и ее мужа] на подобную должность у себя, поскольку и и них недавно умер надсмотрщик зверей. (8) Как только дети стали подрастать, мать тотчас пристраивала их к здешней сцене (ибо отличались они очень красивой наружностью), однако, не всех сразу, но когда каждая из них, на ее взгляд, созревала для этого дела. (9) Итак, старшая из них, Комито, уже блистала среди своих сверстниц-гетер; следующая же за ней Феодора, одетая в хитончик с рукавами, как подобает служаночке-рабыне, сопровождала ее, прислуживая ей во всем, и наряду с прочим носила на своих плечах сиденье, на котором та обычно восседала в различных собраниях. (10) Феодора, будучи пока незрелой, не могла еще сходиться с мужчинами и иметь с ними сношение как женщина, но она предавалась любострастию на мужской лад с негодяями, одержимыми дьявольскими страстями, хотя бы и с рабами, которые, сопровождая своих господ в театр, улучив минутку, между делом предавались этому гнусному занятию. В таком блуде она жила довольно долго, отдавая тело противоестественному пороку. (11) Но как только она подросла и созрела, она пристроилась при сцене и тотчас стала гетерой из тех, что в древности называли "пехотой" 97. (12) Ибо она не была ни флейтисткой, ни арфисткой, она даже не научилась пляске, но лишь продавала свою юную красоту, служа своему ремеслу всеми частями своего тела. (13) Затем она присоединилась к мимам 98, выполняя всяческую работу по театру и участвуя с ними в представлениях, подыгрывая им в их потешных шутовствах. Была она необыкновенно изящна и остроумна. Из-за этого все приходили от нее в восторг. (14) У этой женщины не было ни капли стыда, и никто никогда не видел ее смущенной, без малейшего колебания приступала она к постыдной службе. Она была в состоянии, громко хохоча, отпускать остроумные шутки и тогда, когда ее колотили по голове. Сбрасывая с себя одежды, она показывала первому встречному и передние, и задние места, которые даже для мужа должны оставаться сокрытыми.
(15) Отдаваясь своим любовникам, она подзадоривала их развратными шутками и, забавляя их все новыми и новыми способами половых сношений, умела навсегда притязать к себе распутные души. Она не считала нужным ожидать, чтобы мужчина, с которым она общалась, попытался соблазнить ее, но, напротив, своими вызывающими щутками и игривым движением бедер обольщала всех без разбора, особенно безусых мальчиков. (16) В самом деле, никто не был так подвластен всякого рода наслаждениям, как она. Ибо она часто приходила на обед, вскладчину сооруженный десятью, а то и более молодцами, отличающимися громадной телесной силой и опытными в распутстве, и в течение ночи отдавалась всем сотрапезникам; затем, когда все они, изнеможенные, оказывались не в состоянии продолжать это занятие, она отправлялась к их слугам, а их бывало порой до тридцати, спаривалась с каждым из них, но и тогда не испытывала пресыщения от этой похоти.
(17) Однажды, говорят, она явилась в дом одного, из знатных лиц во время пирушки и на виду у всех пировавших, поднявшись на переднюю часть ложа, там, где находились их ноги 99, начала бесстыдно сбрасывать с себя одежды, не считая зазорным демонстрировать свою распущенность. (18) Пользуясь в своем ремесле тремя отверстиями, она упрекала природу, досадуя, что на грудях не было более широкого отверстия, позволившего бы ей придумать и иной способ сношений. (19) Она часто бывала беременной, но почти всегда ей удавалось что-то придумать и с помощью ухищрений вызвать выкидыш.
(20) Часто в театре на виду у всего народа она снимала платье и оказывалась нагой посреди собрания, имея лишь узенькую полоску на пахе и срамных местах, не потому, однако, что она стыдилась показывать и их народу, но потому, что никому не позволялось появляться здесь совершенно нагим без повязки на срамных местах. В подобном виде она выгибалась назад и ложилась на спину. (21) Служители, на которых была возложена эта работа, бросали зерна ячменя на ее срамные места, и гуси, специально для того приготовленные, вытаскивали их клювами и съедали. (22) Та же поднималась, ничуть не покраснев, но, казалось, даже гордясь подобным представлением. Она была не только самой бесстыдной, но и самой изобретательной на бесстыдства. (23) Часто, скинув одежды, она находилась на сцене среди мимов и то наклонялась вперед, выпятив и изогнув грудь, то старалась попасть в зад тех, кто уже испробовал ее, и тех, кто еще не был с ней близок, гордясь тем из гимнастического искусства, что было ей привычно. (24) С таким безграничным цинизмом и наглостью она относилась к своему телу, что казалось, будто стыд у нее находится не там, где он согласно природе, находится у других женщин, а на лице. (25) Те же, кто вступал с ней в близость, уже самим этим явно показывали, что сношения у них происходят не по законам природы. Поэтому когда кому-либо из более благопристойных людей случалось встретить ее на рынке, они отворачивались и поспешно удалялись от нее, чтобы не коснуться одежд этой женщины и таким образом не замарать себя этой нечистью. (26) Для тех, кто видел ее, особенно утром, это считалось дурным предзнаменованием. А к выступавшим вместе с ней актрисам она обычно относилась как лютейший скорпион, ибо обладала большим даром злоречия.
(27) Позже она последовала за назначенным архонтом Пентаполиса Гекеболом из Тира 100, угождая его самым низменным страстям. Однако она чем-то прогневала его, и ее оттуда со всей поспешностью прогнали. Из-за этого она попала в нужду, испытывая недостаток в самом необходимом, и далее, чтобы добыть что-то на пропитание, она стала, как и привыкла, беззаконно торговать своим телом. Сначала она прибыла в Александрию. (28) Затем, пройдя по всему Востоку, она возвратилась в Визaнтий. В каждом городе прибегала она к ремеслу, назвать которое, я думаю, человек не сможет, не лишившись милости Божьей, словно дьявол не хотел допустить, чтобы существовало место, не испытавшее распущенности Феодоры.
(29) Так эта женщина была рождена и вскормлена, и так ей было суждено прославиться среди многих блудниц и стать известной всему человечеству. (30) Когда она вновь вернулась в Визaнтий, в нее до безумия влюбился Юстиниан. Сначала он сошелся с ней как с любовницей, хотя и возвел ее в сан патрикии. (31) Таким образом Феодоре удалось сразу же достигнуть невероятного влияния и огромного богатства. Ибо слаще всего было для этого человека, как это случается с чрезмерно влюбленными, осыпать свою возлюбленную всевозможными милостями и одаривать всеми богатствами. (32) И само государство 101 стало воспламеняющим средством для этой любви. Вместе с ней он еще больше стал губить народ, причем не только здесь [в Визaнтии], но и по всей Римской державе. (33) Ибо оба они издавна принадлежали к факции венетов и их стасиотам предоставили возможность свободно распоряжаться делами государства. (34) Много времени спустя большая часть этого зла нашла свой конец следующим образом.
(35) Случилось так, что Юстиниан долгое время хворал и здоровье его во время этой болезни подверглось такой опасности, что прошел даже слух, будто он умер. Между тем стасиоты продолжали совершать прегрешения, о которых я уже говорил, и среди бела дня в храме Софии они убили некого Ипатия, отнюдь не бесславного мужа. (36) Шум, возникший по совершении этого преступления, дошел до василевса [Юстина], и каждый из приближенных, пользуясь отсутствием Юстиниана, постарался даже преувеличить бессмысленность содеянного, перечисляя все, что случилось, с самого начала. (37) Тогда василевс повелел эпарху города воздать наказание за все содеянное. А был это муж по имени Феодот, прозванный Колокинфием [Тыквой] 102. (38) Проведя полное расследование, он сумел схватить многих злоумышленников и поступить с ними согласно закону, но многим из них удалось скрыться и таким образом спастись. (39) Ибо суждено им было остаться в живых, чтобы погубить римлян страшными делами 103. Тот [Юстиниан], однако, против ожидания вдруг исцелился и тут же принялся за то, чтобы предать Феодота смерти как отравителя и мага 104. (40) Но поскольку у него не было предлога, воспользовавшись которым он мог бы погубить этого человека, он подверг самым жестоким пыткам некоторых из его близких, вынудив их сказать про него совершенно нелепые вещи. (41) Все отстранились и молчали, оплакивая злую участь Феодота; один Прокл, исполнявший должность так называемого квестора, заявил, что этот человек не повинен в предъявленном ему обвинении и вовсе не заслуживает смерти. (42) Поэтому по решению василевса Феодот был отправлен в Иерусалим. Узнав, однако, что туда прибыли люди с тем, чтобы его погубить, он скрылся в храме и все время так и жил до самой смерти.
(43) Таковы были дела, касающиеся Феодота. С этих пор стасиоты стали самыми благоразумными среди людей, (44) Впредь они не совершали подобных прегрешений, хотя им было позволено еще более безбоязненно творить беззаконие. (45) Доказательством этого является то, что когда какое-то время спустя некоторые из них отважились на нечто подобное, на них не было наложено никакого наказания. (46) Ибо те, в чьих руках имелась возможность наказывать, постоянно предоставляли совершившим такие страшные проступки полную свободу укрываться. И таким потворством побуждали их к нарушению законов.
(47) Пока жива была василиса 105, Юстиниан никак не мог сделать Феодору законной женой. Лишь в одной этом она пошла против него, хотя ни в чем другом ему не перечила. (48) Эта женщина, чуждая всякой испорченности, была простой крестьянкой и варваркой по происхождению, как я уже говорил. (49) Не отличаясь никакими достоинствами 106, она так и осталась несведущей в государственных делах. Во дворце она появилась не под собственным именем (слишком уж оно было смешное), но стала именоваться Евфимией. Со временем василиса умерла. (50) Василевс же, ослабевший умом и к тому же глубокий старик, был посмешищем для подданных, и все относились к нему с полнейшим пренебрежением, поскольку он не понимал, что происходит. Между тем перед Юстинианом все в страхе пресмыкались, ибо постоянно приводя все в смятение и беспорядок, он решительно все взбудоражил. (51) Тогда-то он стал добиваться обручения с Феодорой. Поскольку человеку, достигшему сенаторского звания, нельзя было жениться на блуднице, ибо это было запрещено древнейшими законами 107, он заставил василевса заменить эти законы другим законом, и с тех пор жил с Феодорой как с законной женой, сделав и для всех остальных доступным обручение с блудницами. И, будучи тираном, он немедленно принял сан автократора, благовидностью предлога скрывая насилие действий. (52) Ибо он был провозглашен василевсом римлян наряду со своим дядей всеми видными лицами, которые согласились на этот выбор по причине непреодолимого страха. (53) Итак, Юстиниан и Феодора вступили на царство за три дня до Пасхи, когда не позволялось ни приветствовать кого-либо из друзей, ни желать ему мира 108. (54) Спустя несколько дней Юстин скончался от болезни, процарствовав девять лет 109. Отныне царская власть была в руках лишь у Юстиниана и Феодоры.
X. Итак Феодора, таким-то образом, как мной рассказано, рожденная, вскормленная и воспитанная, без каких-либо помех достигла сана василисы. (2) Ибо у женившегося на ней и мысли не возникало о позоре своего положения, у него, располагавшего возможностью свершить свой выбор в пределах всей Римской державы и сделать супругой женщину, которая среди всех остальных была бы наиболее благородной, воспитанной вдали от чужих глаз, исполненной чувства глубокой стыдливости и скромности, отличающейся благоразумием и обладающей не только необыкновенной красотой, но и невинностью, из тех, кого называют прямогрудными. (3) А он не счел недостойным назвать своей всеобщую скверну, не стыдясь ничего, что было известно о ней, сойтись с женщиной, замаранной, помимо других грехов еще и многими детоубийствами, ибо она по собственному почину совершала выкидыши. Я думаю, что, говоря о нраве этого человека, незачем упоминать что-либо еще. (4) Ибо этот брак достаточно красноречиво раскрывает все пороки его души, так как он есть истолкователь, свидетель и описатель его нрава. (5) Ибо тот, кто, не стыдясь содеянного, не считает позором предстать бесстыжим перед окружающими, не упустит использовать любую лазейку в законе, и, выставив как щит бесстыдство, никогда не покидающее его чела, с готовностью и легкостью отваживается на самые скверные поступки. (6) Однако следует признать, что и среди сенаторов при виде позора, которым покрывается государство, никто не решился проявить недовольства и не воспротивиться этому, при всем том, что они должны были [отныне] поклоняться ей [Феодоре] как божеству. (7) Более того, ни один из священнослужителей не высказал открыто возмущения, несмотря на то что и им предстояло именовать ее владычицей. (8) И тот народ, который был ее зрителем, тотчас же и до неприличия просто счел справедливым, воздевая руки 110, и быть и именоваться ее рабом. (9) И ни один солдат не пришел в ярость от того, что ему придется отправиться в поход, подвергая себя опасности ради интересов Феодоры. И никто другой из людей не воспротивился ей, но все, мне кажется, склонив голову перед мыслью, что так предначертано, позволяли этому осквернению исполниться. Как будто судьба вознамерилась проявить свое могущество, посредством которого она управляет всеми человеческими делами, менее всего заботясь о том, чтобы то, что совершается, было бы справедливым или казалось бы людям разумным. (10) В самом деле, она по какому-то непонятному произволу внезапно возводит кого-то на огромную высоту, и тот, кто, казалось, опутан множеством препятствий, ни с какой стороны и ни в чем не встречает уже сопротивления, но непреклонно движется туда, куда она предназначила, в то время как все без сомнений уступают дорогу движению судьбы. Но пусть будет так, как угодно Богу, так об этом и говорят.