— Я беженка и должна замерзнуть, а Фреди хочет стянуть мои башмаки и все остальное...
— Да, но вы ведь играете в беженцев, — возразила мать.
— Я всегда умираю, — сказала девочка. — Но почему всегда я? Когда мы играем в бомбежку, в войну или в канатоходцев, меня всегда заставляют умирать!
— Скажи Фреди, пусть умирает он, я так велела. Теперь его очередь.
Девочка убежала.
— Или... — обратилась ко мне женщина-змея. О, она не так легко теряла нить разговора!
— Или забивать гвозди, чистить картофель, разливать похлебку. Откуда я знаю? — закричал я в отчаянье. — Ну, испытайте меня хотя бы.
Она погасила сигарету, снова наполнила наши чашки, посмотрела на меня долгим смеющимся взглядом, потом сказала:
— Я испытаю вас. Вы умеете считать, не правда ли? Этого, так сказать, требовала ваша прежняя профессия, и я, — она немного помедлила, — я поручу вам кассу.
...Я не мог вымолвить ни слова, я онемел, я только встал и поцеловал ее маленькую руку. Мы молчали, было тихо-тихо, ничто не нарушало тишины, только из фургона доносилось пение Карлино — то тихое мурлыканье, по которому можно было понять, что он бреется.