Капата. Измерять пядями (Medir palmos). Капа. Пядь (Elpalmo).
Так что слово «царь», капак, буквально означает «он, который измеряет пядями», тогда как титул Виракочи — куско капака или куско капак, изображаемый в научной литературе как «царь Куско» — буквально означает «тот, кто измеряет пуп земли пядями»[55].
Пядь, то есть расстояние между большим и указательным пальцами растопыренной ладони руки, исторически обеспечивала «архаичные» народы полезными средствами измерения времени в небесной сфере. Например, Дэвид Льюис обнаружил пядь как меру, называемую наф, применяемую современными полинезийскими мореплавателями Каролинских островов в Микронезии, все еще использующих традиционные методы. Льюис предположил, что это измерение, понимаемое как «расстояние от указательного до большого пальца по длине ладони, или примерно 10 градусов…могут хорошо отражать древнюю методику».
Ацтекские астрономы также «использовали свои ладони на манер секстант для измерения движения звезд», согласно Лиону-Портилье, который переводил ацтекское название их астрономов, и-не-ма-така-чолис, следующим образом:
«…он измеряет своей ладонью полет или пересечение звезд». То, что астрономы Науатля не только наблюдали, но также измеряли звезды и строили кривую их движения, доказано точными математическими вычислениями, содержащимися в календаре, и еще более очевидным тем фактом, что майтль или измерение пядью было в Науатле единицей меры».
Не осознавая грандиозности этого замысла, ни один хронист периода конкисты Перу не испытывал и малейшего любопытства в отношении особой ипостаси единственной статуи Виракочи, всегда рассматривавшейся глазами европейцев:
«Капак Юпанки [Инка Пачакути] был первым, кто приказал построить храм Кисуарканча, где он поместил статую Творца [Виракочи], который на их языке называется Пачайачанчи [ «Вселенский Учитель»] и статуя которому была [сделана] из золота размером с десятилетнего мальчика и изображала стоящего человека, с высоко поднятой правой ладонью, почти закрытой, кроме высоко [поднятых] большого и указательного пальцев, как у человека, отдающего команду». [Курсив наш.][56]
Древние «цари» аймара, капака, были жрецами-астрономами.
Я наткнулся на упомянутую информацию при рассмотрении этимологии титулов Виракочи с целью выяснить, отвечают ли они «профилю» Сатурновых характеристик. Тем не менее эта информация осталась в своей собственной нише, отдельно от связей с другой информацией. Я все ещё не понимал полные значения титула куско капак. Мне предстояло еще найти ответ на ряд фундаментальных вопросов. Если измерение было решающим аспектом легитимности «правителя», то что же измерялось и как выполнялась эта функция? Я все еще не верил в необходимость серьезно отнестись к тому, что особенно глубокомысленный (для меня) раздел «Мельницы Гамлета», связанный с мистическими греческими фрагментами, мог содержать ответы на мои вопросы. Хотя я уже убедился, что «Мельница Гамлета» была важной книгой, я все еще так или иначе не верил в идею о всеобщем тождестве астрономической информации для Старого и Нового Света.
Я готов был допустить, что ответ на первую часть моего вопроса можно найти в источниках Старого Света. Это была общая идея о том, что законный планетарный правитель той эпохи был обязан измерять время по шкале Всемирных Веков и проводить на Земле, из «внешнего» пупа, границы этого нового творения в звездах. Чтобы быть владыкой времени, нужно сначала быть владыкой пространства, — пространства, спланированного из пупа земли. Поэтому расположение инкской империи, выверяя отношение эклиптики к неподвижной сфере звезд, отображает на земном пространстве образ священного брака небесных элементов и обеспечивает концептуальные рамки, внутри которых «характер времен» может отдаваться в пользование в людских делах. Это казалось достаточно общим суждением, чтобы поддаваться широкому распространению.
Что касается второй части вопроса — как именно осуществлялось измерение, то я стал расценивать эту методику как одно из крупных научных достижений древнего мира. И реставрация этой информации из «кучи» отходов истории, возможно, есть самое большое достижение «Мельницы Гамлета». Рассматриваемая методика включает систему, составляемую весьма регулярными сближениями Сатурна и Юпитера, поскольку они движутся через эклиптическую плоскость. Чуть меньше, чем через каждые двадцать лет, эти две планеты входят в сближение. Следующее сближение происходит на трети пути вокруг эклиптической плоскости на фоне неподвижных звезд, звезд, известных на Западе как зодиак. Следующее сближение снова происходит на трети пути вокруг зодиака и так далее, проходя первоначальным положением в звездах примерно до девяти градусов, так что траектория, созданная во времени рисунком этих сближений, весьма похожа на перемещающийся равносторонний треугольник, чьи вершины медленно оборачиваются через эклиптическую плоскость.
Рисунок 5.1 показывает изображение Кеплером этого явления (и его заинтересованность им). Спустя восемьсот лет (точнее, 794 1/3 лет), то есть после сорока таких сближений, треугольник обошел через одну треть эклиптики, копируя таким образом свое «первоначальное» положение среди звезд.
«Этот Треугольник Великих Сближений представлял собою прибор, которым можно «охватить» почти незаметный ритм Прецессии. Чтобы пройти через весь зодиак, одному из углов Треугольника требуется примерно 3 х 794 1/23 = 2.383 года. Он приходит довольно близко к одному двойному часу самого длинного «дня» прецессии из 25,900 лет… Новый зодиакальный знак был назван правителем старта со дня великого сближения в месте «прохода» [сближения в зодиакальном знаке]».
Доказательство для понимания этого явления и его полезности в древние времена было найдено Сантильяной и Дехенд в мистическом фрагменте, сохранившемся у Прокла в его комментарии о «Кратиле» Платона:
«Величайший Кронос [Сатурн] спускает сверху принципы понимания Демиургу [Зевсу/Юпитеру], и он же руководит всем «сотворением» /демиургией/. Именно поэтому Зевс называет его «Демоном», согласно Орфею, говоря: «Приведите в движение наш превосходный сорт Демона». И Кронос, кажется, имеет с ним высшие мотивы совпадений и расхождений…»
Этот комментарий Прокл завершил утверждением, что Кронос [Сатурн] «пророчит» Зевсу [Юпитеру] «непрерывно» и что «он дает ему все меры сотворения в целом».
Здесь перед нами, следовательно, конечный источник «власти» Сатурна как Владыки Времени. «Непрерывно» давая Юпитеру «принципы понимания», он дал человечеству хронометрические средства толкования истории Мировых веков, начертанные в звездах.
До меня, наконец, дошло, что знание этой астрономической методики могло действительно существовать в Андах, и я решил продолжать искать в том же направлении. Если утверждение анонимного хрониста (процитированное в начале этой главы) о связи между мифологическим главой инкского рода, Манко Капаком, и планетой Юпитер было действительно истинным, тогда в инкском мифе должны быть доказательства того, что Манко Капак проявлял характеристики планеты Юпитер, в соответствии с техническим языком мифологии. Иными словами, так же, как я исследовал значение имен и «поведения» Виракочи, я почувствовал теперь необходимость проделать то же самое с Манко Капаком. Выводить прямую связь между информацией анонимного хрониста и мифом Пачакути Ямки о Виракоче, передающем свой «посох» Манко Капаку, не предприняв этого шага, означало бы строить слишком слабую связь в цепочке доказательств. Кроме того, если то, что я теперь подозревал, действительно было верно, тогда там должна была быть такая информация о Манко Капаке.
Так же, как Цезарь заказал Виргилию сочинить «Энеиду» в качестве средства увязать свою семейную генеалогию с потомками Венеры, инки стремились утвердить свои претензии на роль законных правителей, устанавливая особые отношения с планетарными богами через основателя их династии, Манко Капака. По крайней мере так сообщал анонимный хронист. Мифический глава инкского рода вел свою власть от планеты Пируа/Юпитер, которая, в свою очередь, была «назначена» творцом, Виракочей, быть охраняющим божеством Империи и ее правителей. Если эта формулировка звучит знакомо — «величайший Кронос спускает сверху принципы понимания Демиургу [Зевсу], и он же руководит всем «сотворением», — то что можно еще почерпнуть из других источников об идентичности и характере Манко Капака?
Манко Капаком звался «первый» Инка. Согласно инкской традиции, которая в течение столетий после конкисты воспринималась в буквальном смысле, всего насчитывалось одиннадцать инкских царей, кончая Уайна Капаком. Зуиде-ма показал, почему эти данные нельзя принимать за точную цифру. Во-первых, Куско делился на две части, или социальные «половины», и царствование могло осуществляться двумя половинами поочередно или, что более вероятно, могла существовать диархия, то есть одновременно два царя: один из нижней половины (живущий в южной части города — урин [то есть «нижнем «] Куско), в большей мере занятый вопросами религии, другой из «верхнего» Куско, который в большей мере являлся военным вождем. Кроме того, согласно Зуидеме, упоминание пяти поколений одиннадцати царей не является историческим в том смысле, как мы понимаем это слово, а представляет то, что можно было бы назвать структурным изображением прошлого:
«Следствием должно быть то, что мумии вышеупомянутых первых королей в обеих половинах были изъяты из Храма и фактически утратили все социальное и историческое значение для живых. Для живых имели значение не столько мумии, сколько их позиции в системе. Их постоянно сохраняли; только у каждого следующего поколения позиции занимались другими мумиями».
При том образе, каким представляли себе прошлое инки, могли вспоминаться не более одиннадцати царей, независимо от того, сколько их было в целом.
Следовательно, имя Манко Капак не означает обращения к происхождению исторического царя. Манко Капак — это чисто мифологический символ, то есть не меньше, чем реальный, но больше, чем человеческий. Зуидема отмечал, что хронист Гуаман Пома поместил Манко Капака далеко назад, в Четвертый Век, то есть Век Воинов, когда господство государств Уари и Тиауанако начало ослабевать. Зуидема также показал, как инки с этого времени утверждали не только свою претензию на роль законных императоров Анд, но и многие из административных методов империи. Хотя правильно говорить, что инки выводили свое «происхождение» как наследников по праву «управлять» Андами из таких отдаленных и мифологических событий, как время, когда Виракоча «оставил землю», в этой формулировке содержится гораздо больше деяний, чем грубой политической претензии на старшинство. Именно поэтому столь важна информация анонимного хрониста.
Если мы на время отвлечемся от буквального значения кечуанского слова пируа, которым была названа планета Юпитер, мы сразу же окажемся среди знакомых мест нашей первоначальной голограммы. Пируа и его аймарский вариант пиура относятся к виду постройки, круглому зернохранилищу. Эти сооружения опирались для устойчивости, как и Мировые Века, на четыре прочных столба, вокруг которых делались плетень и мазанки круглой формы. Ольгин различал плетеное и оштукатуренное пируа от колька, квадратного склада имперской постройки, сделанного, согласно Кобо, из самана. Пируа было древним крестьянским зернохранилищем. И Арриага, и. Акоста отмечали церемонии крестьян, связанные с хранением их зерновых культур в пируа. Называть бога-опекуна империи традиционным строением, которая сохраняет изобилие и отражает стабильность, было, несомненно, ценным вкладом в сокровищницу имперской мысли.
И потом, если империя Солнца была Домом, построенным Юпитером, тогда не должно удивлять то, что характерные признаки этого бога с абсолютным авторитетом демонстрируются Манко Капаком в различных версиях мифа об основании Куско. Как говорилось выше, мифологическим местом основания Куско было куско кара уруми, или «оголенный пуповой камень». Различные источники определяют, что оно находилось в болотистой местности с пресноводным источником. Миф повествует, что Манко Капак со своими братьями и сестрами[57] отправился на поиски подходящего места для основания большого города. Манко Капак нес с собой золотой скипетр, называемый Пачакути Ямки тупайаури, — тот самый деревянный посох, который был дан отцу Манко Виракочей перед рождением ребенка и который теперь чудесным образом изменился. По дороге Манко пробовал землю посохом в поисках пахотных земель. В куско кара уруми он швырнул тупайаури на болотистую землю, и он исчез, указывая на завершение поисков.
Этим деянием Манко Капак выполнил божественную задачу определения «водных глубин», неотъемлемую задачу всякого бога, который претендует на законное право «управлять» новым веком. Он делал это, опробуя соединение между этим миром и «миром внизу» у источника, полностью открытого до пресноводного океана пучины преисподней под «небесной землей». При этом он повторял основание мира у Титикаки и в Тиауанако/Тайпикале — «скалу в центре» — богом Тикси Виракочей. Но в отличие от Виракочи, чей характерный способ измерения предполагал ис-пользование «свинцовой скалы», Манко Капак установил ось вселенной нового века, воткнув тупайаури в землю. Сатурн устанавливает по отвесу, а Юпитер мечет.
Что это толкование мифа — не просто странный «оборот», помещенный в совершенно безобидный рассказ, доказывается буквальным значением имени Манко Капака. Опять-таки именно в языке аймара, а не кечуа, следует искать космологический смысл слов[58]. В кечуа возможными родственными словами для манко являются «горшок», «болван» или «дровосек». В аймара Бертонио выявляет, как отмечалось в главе 3, что слово манкка означает «ниже» и использовалось в формальной терминологии аймара, описывающей три мира, для обозначения преисподней, манкка пача. А в другом месте он записывает по буквам термин манкуэ пача, где манкуэ означает «глубину или водную глубину». Следовательно, имя Манко Капака означает «он, который измеряет пядями водные глубины», и должно говорить о том, что его имя в точности описывает то, что ему требовалось делать для установления нового мира в пупе земли, Куско. Бросая ось вселенной на самое дно пропасти, Манко Капак утверждал свою претензию на роль законного наследника Виракочи, управляющего мельницей.
Пачакути Ямки прослеживает для нас все этапы, через которые посох Виракочи стал достоянием инков.
«Они говорят, что этот человек [Виракоча] пришел очень усталый в главное селение, называемое Апо-тампу. Это было в то время, когда они праздновали свадьбу. Его доктрины вождь слушал дружелюбно, но его вассалы — неохотно. С того дня странник был гостем Апо-тампу, которому, как они говорят, он отдал палку от своего собственного посоха, и через этот Апо-тампу люди прислушивались со вниманием к словам пришельца, получая палку из его рук. Так они получали то, что он проповедовал, в палке, отмечая и делая зарубки на ней каждую главу его предписаний… Затем Тонапа [Виракоча] последовал за течением реки Чака-марка, пока не пришел к морю.
Они говорят, что посох, который Тонапа передал в руки Апо-тампу, превратился в прекрасное золото при рождении его сына, который был назван Манко Ккапаком Инкой и имел семь братьев и сестер. Их имена были Айар-качи, Айар-учу; Айа-раэка и т. д. После смерти отца и матери, звавшихся Any Тампу Пача и Мама Ачи, указанный Апо Манко Ккапак, оставшийся теперь сиротой, но доросший до статуса мужчины, собрал своих людей, чтобы посмотреть, какою силой он обладал для ведения новых завоеваний, о которых мечтал. Столкнувшись с трудностями, он согласился со своими братьями и сестрами искать новые земли, взяв с собою свою богатую одежду и оружие, а также посох, который оставил Тонапа. Этот посох был назван Тупайаури… Отсюда он пошел в Колькапампу с тупайаури в руке и с сестрой по имени Ипа мама уако, а также с другой сестрой и братом. Они достигли Колькапампы, где пробыли несколько дней. Отсюда они пошли в Уамантьяну [то есть уаман тиана, «гнездо ястреба», или крепость Сак-сайуаман], где оставались некоторое время, и оттуда отправились в Кориканчу, где нашли место для поселения. Там была хорошая вода Уринчаканы и Ананчаканы, двух потоков. Скалу аборигены (представленные алъкайриэсами, ку-льинчинами и кайаукачи) называли именем куско-кара-уру-ми, откуд» это место стало называться Куско-пампа и Куско-лъякта; а инки впоследствии назвали его Капак-Куско и Куско-Инка».
Тупайаури, определяемое Ольгином как «царский скипетр, посох, царские знаки отличия Инки», был символом имперской власти у исторических Инков. Тупа означает «царский» на кечуа, а йаури — это аймарское слово, обозначающее медь. Рисуя царские персонажи, Гуаман Пома изобразил их с этим посохом. Рисунок 5.2 — это его изображение Манко Капака, держащего тупайаури, деревянный шест с медным ножом, прикрепленным к верхнему концу. Именно такое копье или подобное ему Инка нес с собой на вершину ушню, и на нем развевались фиолетовые и черные ленты.
О волшебных свойствах тупайаури как талисмана непобедимости инков повествует инкский миф о главном сражении между инками во главе с Инкой Пачакути и их заклятыми врагами чанками. В разгар сражения, как говорится в мифе, Инку Пачакути поразил обморок, и голос с небес спрашивает, почему у него нет с собой тупайаури. Приходя в себя, он берет скипетр в руку и сплачивает своих людей. Чанки побеждены, и начало империи заложено. Обладание этим талисманом легитимности определяло судьбу инков.
Этимология слова тупа проясняет источник волшебных свойств тупайаури. Сравнение с кечуанским словом капак показывает, что стандарты для определения королевской власти неизменны. В языке кечуа глаголами, в которых используется корень туп-, являются тупай и тупуй, соответственно означающие «молоть, или скрести» и «измерять посохом», и такие же родственные слова существуют в аймара. Ряд инкских императоров, такие как великий Инка Тупак Юпанки, включали данное слово в свои имена. Тупак означает «тот, кто мелет», то есть такой же неотделимый от критериев «царствования» титул, как и капак, «тот, кто измеряет».
Таковы, следовательно, были отдельные части вопроса. Осталось лишь проверить их пригодность — на основе чисто андского материала. Я собирался выяснить, представлял ли образ, составленный из этих частей, мираж или изображение исторической действительности, не замечавшиеся со времен конкисты Перу.
Я позвонил профессору Джинджеричу, который помогал мне в планетарии полтора года назад. Тогда он заметил мимоходом, что сам по себе планетарий не дает возможности взглянуть на планетарные сближения в прошлом, потому что это подразумевало необходимость поворачивать через каждый год машину в обратном направлении к желаемой точке в прошлом, а не просто повернуть машину на определенный год, игнорируя тем самым соответствующие положения планет. Чтобы добраться до 650 года н. э., пришлось бы настраивать прибор огромное множество часов. Эта крупица тайны тогда не казалась мне столь важной, поскольку я и не предполагал, что окажусь вовлеченным в андские знания о планетах.
«Вы должны консультироваться с планетарными таблицами», — сказал он.
«Планетарные таблицы?»
«Да».
«Вы имеете в виду те, что есть в книге? Вы, должно быть, только что смотрели в книге?»
«Да». Он, казалось, имел ангельское терпение. Затем он сообщил мне, что надо искать, и повесил трубку.
Итак… это было просто. Резкий переход от времен мифа к «реальному» времени застал меня врасплох. Я отправился в библиотеку, чтобы найти книгу с планетарными таблицами, мое состояние колебалось от надежды до полного уныния. Вопрос или проверка, которые я сформулировал, никак не выходили из головы. Либо я понял миф о Виракоче и Манко Капаке таким образом, который подтвердит их идентичность как планет и докажет, что в Андах в самой основе инкского мировоззрения действовал технический язык мифологии вплоть до конкисты, либо я ничего не понял. Если бы планетарные таблицы не смогли подтвердить миф Пачакути Ямки, я бы снова оказался не в состоянии объяснить, каким образом космология, такая как выражена в мифе о потопе и ламе, могла существовать в религиозном вакууме. Но больше всего я хотел, чтобы, оказалось истиной то, что в прошлом люди стремились связаться с будущим.
Анализ или «предсказание» астрономической ситуации, описанной в мифе Пачакути Ямки, был почти чудовищно точен. Утверждение Пачакути Ямки, что Виракоча «покинул Землю» через реку Чакамарка, долгое время казалось мне поддающимся одной, и только одной, астрономической интерпретации, а именно, что это событие произошло во время «потопа» около 650 года н. э. Этот вывод был основан не просто на доступной исторической информации, увязывающей «уход» бога Виракочи с началом эры местных войн; он также, казалось, логически вытекал из моего предполагаемого понимания технического языка в андской мифологии. Виракоча должен был уйти «мостом через реку» около 650 года н. э., если андские народы действительно обладали знанием, чтобы называть доступом к Земле связь между солнцем в июньское солнцестояние и Млечным Путем, ослабление которой совпало с упадком эпохи мира и ее заменой эпохой войны. Мост тогда пребывал в состоянии «погружения», и если Виракоча смог успешно выйти из этой смертельной спирали, то уйти он должен был именно тогда.
Ввиду моего вторжения в сферу идентификации названий планет необходимо было выяснить дополнительные вопросы. Прежде всего, конечно, я должен был теперь убедиться, что в планетарном проявлении под Виракочей в мифе подразумевается Сатурн. Далее, во время этого события должно было состояться сближение Сатурна и Юпитера («встреча» Виракочи и Манко Капака). Само по себе оно не составило бы необычное явление. Сатурн и Юпитер сближаются каждые двадцать лет. Следовательно, в промежутке времени — 650 год н. э. или плюс-минус пятьдесят лет, смоделированном экспериментом в планетарии, обнаружить такое событие можно было без проблем. Если, однако, мое толкование космологической драмы было верным, то искомое мною сближение Сатурна и Юпитера должно было состояться в определенном месте среди звезд, а именно на восточном крае Млечного Пути в Близнецах, где находился вход на «мост» к земле богов. Это было такое событие, которое, вследствие геометрии треугольника сближений Сатурна и Юпитера, может происходить только раз в восемьсот лет.
Но это было лишь начало затруднений. Затем, это событие должно было иметь место не просто в каком-то году, а в определенную календарную дату — то есть в июньское солнцестояние или, что более вероятно, накануне июньского солнцестояния, поскольку один век закончился, а следующий начинался. Иными словами, если часть смысла «потопа» 650 года н. э. заключалась в том, что. Виракоча «покинул Землю», тогда сближение Сатурна и Юпитера должно было произойти в июньское солнцестояние, так как «мост» находился в состоянии погружения.
Далее, это событие должно было быть видимым на закате накануне солнцестояния, потому что, согласно андской мифологии, Виракоча «покинул Землю» на северо-западе. Это условие было также поставлено строгим мифологическим обычаем технического языка, отмеченным в главе 3, — тем, что доступ к сверхъестественным мирам с Земли происходил на закате. А северо-запад указывал направление доступа к земле богов.
Наконец, если эта линия для понимания мифов была верна, тогда другое допущение состояло в том, что это сближение должно быть видимым не просто где-то на небе во время заката, а именно на северо-восточном горизонте, как можно ближе к небесной реке, чтобы четко повторить уход Виракочи как раз тогда, когда он передал Манко Капаку правление новым веком.
Так оно и было. Если мифы, которые я стремился понять, действительно отвечали строгому техническому языку, тогда все из указанных условий должны были быть выполнены. Нарушение любого из них сделало бы сомнительным всю трактовку данного события. Я искал сближение Сатурна и Юпитера, которое произошло на восточном крае Млечного Пути в Близнецах, на горизонте, на закате, накануне июньского солнцестояния, около 650 года н. э. Сближение Сатурна и Юпитера в определенном положении среди звезд было достаточно редким событием (раз в восемьсот лет). И то, что оно должно было состояться в определенную календарную дату солнечного года (июньское солнцестояние) и быть видимым в определенный час относительно горизонта (закат), означало, что я искал столь редкое событие, что оно фактически было уникальным.
После пяти лет исследования все, что я понял об андской космологии, как изложено в предшествующих главах, увязывалось с книгой чисел «Планетарные, Лунные и Солнечные Позиции со 2 года н. э. по 1649 год н. э. в пяти- и десятидневных интервалах», известной как таблицы Тюкермана.
Таблицы были напечатаны в 1964 году. Тюкерман составлял их для ИБМ, а проект был призван продемонстрировать полезность цифровых компьютеров для историков и других гуманитариев. Я держал в руках инструмент, которому было не полных двадцать лет от роду.