Обвиняемый стоит прямо перед судьей и ковыряет в носу. Этакий крутой парень с кудрявыми волосами, лихо зачесанными на лоб. Судья листает обвинительное заключение.
— Муса Цванцигер, — открывает он заседание суда, — согласно параграфа 2, абзац 4 Закона о защите общественного порядка вы обвиняетесь в оскорблении общественных нравов в кино. Признаете ли вы себя виновным?
— Дерьмо собачье, — отвечает Муса Цванцигер. — Еще чего!
Государственный обвинитель вызывает свидетелей. Пожилой гражданин, которому кошмар в кино еще видится воочию, дрожащим голосом дает показания для протокола:
— Я хотел посмотреть фильм-лауреат Ингмара Бергмана. Подсудимый сидел прямо передо мной. Посреди самого решающего эпизода, когда влюбленные клянутся друг другу посвятить свои жизни высоким человеческим идеалам, чтобы спасти своих детей, и слились в прощальном искреннем поцелуе, в этот возвышенный момент Муса заорал прямо посреди взволнованной публики:
— Трахни ее, тюфяк!
Коллективный шок в зале суда.
— Это так, подсудимый?
— Дерьмо собачье! У меня ж билет был, как у всех, так?
— Ваша честь, — подключается адвокат. — Я прошу позволить моему подзащитному грызть орешки, иначе он не может сконцентрироваться.
Подсудимому вручают пакетик, и он начинает выглядеть более адекватным ситуации. К слушаниям вызывают билетера.
— После выкрика подсудимого "трахни ее, тюфяк" я ощупью пробрался к его ряду и любезно попросил его о соблюдении приличия. Он же, напротив, предложил мне или, как он выразился, краснозадой обезьяне, не указывать, что он должен делать на этом сраном фильме, и продолжал орать и дальше. Тут мне стало совершенно ясно, что в данном вопиющем случае следует защитить общественный порядок и я вызвал полицию.
— Ну, — произносит судья, — и что же было потом?
— Да ничего. Полицейский придти отказался. Поскольку он на службе, сказал он, то не будет решать за нас проблемы и, в конце концов, не может же он один-единственный противостоять подсудимому.
Защита вызывает известного по средствам массовой информации психиатра в качестве компетентного специалиста. Тот поясняет:
— Г-н Муса Цванцигер — типичный представитель современного поколения, здоровый, крепкий юноша с тропическим темпераментом, чья естественная реакция в виде импульсивных выражений по поводу названного, с позволения сказать, фильма вполне естественна. Таким образом наша молодежь самовыражается — путем шовинистической откровенности, — вследствие чего обвиняемый совершенно не мог скрыть свою естественную реакцию на события фильма, каковая выражается в виде общеупотребимых в народе понятий, присущих только людям в наших краях. Безо всякого сомнения, тут мы имеем дело со знаменитым эффектом "трахни ее", который инстинктивно срабатывает, если на экране поцелуи длятся более трех секунд. 65 процентов городской молодежи страдает синдромом "трахни ее". Тут мы имеем дело с распространенным по всей стране и научно изученным феноменом, результатом эндогенно преувеличенного влечения, врожденного проницательного юмора и демонстрации интеллектуального превосходства, сопровождаемого сопутствующим, симптоматическим гласом жизни в виде гортанного или резкого крика.
Адвокат подсудимого просит слова.
— Я рассматриваю кинематографический выкрик моего подзащитного как реально ощущаемое требование нашей молодежи войти в культурную обойму сопредельных стран, — сказал он. — Вместе с тем, мой подзащитный решительно отвергает каждый пункт обвинения. Он как не был в кино, как не смотрел этот фильм, так и не выкрикивал "трахни ее", и, вообще, хотел бы попросить разрешения удалиться.
Прокурор возражает. Судья предлагает восстановить ход событий. На заднюю стены зала заседаний опускается экран, и на нем перед глазами очарованных зрителей демонстрируется знаменитая работа кинематографического гения Ингмара Бергмана, заметная веха в истории киноискусства. Муса сидит рядом со своим адвокатом и грызет орешки. Вот подходит сцена, в которой дети избавляются от неминуемой смерти.
Атмосфера в зале суда потрескивает от напряжения. Перед самым поцелуем Муса вскакивает. Его адвокат вцепляется в него и что-то непрерывно нашептывает. На экране влюбленные клянутся друг другу посвятить свои жизни высоким человеческим идеалам и их губы сходятся в чувственном поцелуе. В Мусе бушует внутренняя борьба, его уши краснеют, в его животе шумит непреодолимое давление, которое неудержимо поднимается в его гортань.
Энергично отбросив руку адвоката, он подскакивает.
— Трахни ее, тюфяк! — кричит он. — Вставь ей стержень!
В зале суда воцаряется гробовая тишина. Защитник подрагивает от возбуждения, прокурор от гнева, безжизненное тело пожилого гражданина выносят наружу. Судья удаляется для вынесения приговора.
— Согласно "Закону о недопустимости в кинотеатрах возгласа "трахни ее, тюфяк" от 1998 года, — возвещает он после возвращения в зал суда, — подсудимый должен быть приговорен к двум месяцам ареста и денежному штрафу, если бы таковой закон действовал в странах Ближнего Востока. Поскольку, однако, соответствующий закон здесь не действует, суд приговаривает Ингмара Бергмана к двум часам Мусы.