Восточный человек сел, глаза его были шибко затуманены сном, усы торчали неаккуратно, волосы на голове были осыпаны пухом от подушки.
— В чэм дэло?
— Я в буфете прихватил бутылку кубинского рома, выпьем по рюмочке?
— Зачэм?
— Потом все объясню.
Выпили, заели конфетами из коробки.
— Какой уголок вам нужен, товарищ, простите, не знаю, как вас зовут? Соседи вроде…
— Курбан Курбанович.
— Сколько вам нужно уголка, разрешите поинтересоваться?
— Тридцать тонн, — эти слова сосед произнес без акцента.
— Вы какую организацию представляете?
— Кольхоз. Туркмэнистан.
— О, солнечный Туркменистан. Достану я вам уголок. Документы в порядке?
— Да. — Курбан Курбанович, задурманенный сном, еще не вполне четко осознавал реальность происходящего. Наконец, мало-помалу до него стало доходить, что этот рыжий мужик обещает каким-то способом выручить — достать металл, нужный колхозу до зарезу. Неужели счастье так близко? Курбан Курбанович украдкой вытер пот со лба и засопел с присвистом.
— Еще по махонькой? — веселея, осведомился Зорин. — Вы не удивляйтесь: город, откуда я сюда приехал, производит уголок в больших объемах, у нас два металлургических завода, и тридцать тонн для нас — тьфу! — Для убедительности и пущей наглядности Зорин сделал вид, что плюнул. Эта демонстрация не очень, однако, убедила посланника солнечного Туркменистана в том, что рыжий мужик обладает магической силой, что он, несмотря на отказ московских чиновников, вырешит уголок. Восточный человек в детстве читал много сказок, но, повзрослев, в чудеса решительно не верил. На всякий случай представитель туркменского колхоза сказал:
— Нэ обыжу!
Зорин легкомысленно отмахнулся:
— Вот это, дорогой, уже совершенно лишнее! Еще по маленькой? Все равно ночь не спать, была не была! Да, ведь я не отрекомендовался! Звать меня Олег Владимирович. За знакомство, значит?
В городе Энске, за тысячи километров от Москвы, утром следующего дня (Зорин и его новый друг Курбан Курбанович еще досыпали остаток ночи) ничего существенного не произошло, за исключением того, что начальник торга вышел на работу с тяжелой головой. Начальник сел за свой стол в кабинете и сразу вызвал руководителя отдела, ведающего мебелью и промышленными товарами:
— Иван Иванович, — сказал начальник, нагнав на лицо выражение значительности. — Там у тебя вроде бы стенки какие-то поступили, вроде бы даже арабские или греческие? С музыкой даже?
— Точно ответить не могу, накладные надо бы посмотреть, но, кажется, есть такие, слышал мимоходом.
— Мне бы точные сведения.
— Есть арабские стенки. Точно.
— Значит, мое указание будет такое: ты эти самые стенки спрячь до случая, чтобы ни одна живая душа не знала про них. Не моя воля, между прочим…
— Чья же?
— Зорин ночью звонил из Москвы.
— Даже ночью?
— Да. И велел спрятать.
— Зорин понапрасну звонить не будет.
— Тоже думаю. Человек он солидный. Он сейчас троллейбус для города выбивает. — Начальник торга посмотрел на подчиненного снизу, из-под очков, с интригой и таинственностью. — Так что ты за эти стенки головой отвечаешь, понял?
— Как не понять!
— Выполняй!
Заведующий ушел из кабинета озабоченный. Он не мог понять, какой нитью связаны между собой троллейбус и арабская стенка, и не решился спросить о том начальника, вполне допуская, что начальник в курсе, но заведующий глубоко заблуждался: его шеф тоже напрягал небогатые свои детективные способности и не мог свести концы с концами.
Директор металлургического завода тоже не выспался и был хмур с утра. Он сел в кресло и скомандовал в селектор:
— Мне со сбыта кого-нибудь.
Через минуту будто по щучьему веленью перед директором предстал молодой товарищ с деликатной бородкой клинышком в стиле народовольческих теоретиков конца прошлого века. Не хватало пенсне с цепочкой по скуле, но и пенсне будет лет этак через десяток, когда укатают сивку крутые горы. Молодой товарищ держался неробко и сел без приглашения.
— Отгрузишь тридцать тонн уголка вот по этому адресу. — Директор подвинул пальцами бумажку, вырванную из записной книжки, на край полированного стола, ее ловко поймал представитель отдела сбыта, положил на ладонь, прочитал, слегка шевеля губами: «Туркменская ССР, колхоз «Пятилетку — в четыре года», и поднял на директора невинные глаза, пожимая плечами. Директор рассердился:
— Ты на меня не смотри так, я тебе не зеркало! Понимаю — незаконно, но звонил Олег Владимирович Зорин из Москвы, он троллейбус для города выбивает. Это его личная просьба. Я сам, если честно, не могу понять: причем здесь туркменский колхоз, но ему (директор уставил воздетый палец в потолок) там — виднее.
— Хорошо, отгрузим.
— Действуй. Зорин — мужик деловой, он в столице не баклуши бьет, дела делает.
— Понимаю. Но мне бы письменное ваше распоряжение. Документ нужен.
— Мое слово — не документ разве? Счета они оплатят немедленно, Зорин гарантирует.
— Зорин-то гарантирует…
— У меня все!
Еще через день после упомянутых событий, ближе к вечеру, пассажиров в порту Домодедово долго забавляли два человека. Один был рыжий, высокий и вполне респектабельного вида, с чемоданчиком свиной кожи в руке. Чуб этого мужчины выбивался из-под берета, будто язык пламени. Рыжий напоминал чем-то, несмотря на модную и дорогую одежду, постаревшего сельского гармониста времен коллективизации. Второй был явно восточный товарищ, казах или туркмен, в осеннем пальто, без головного убора, и главное, что привлекало внимание скучающей публики, восточный человек был в пижамных штанах, удручающе коротких. Между штанами и штиблетами проглядывали волосатые ноги. Эти двое приехали в Домодедово слегка навеселе и после еще раза два заходили в буфет. Они встали на самом потоке, их задевали плечами, их толкали в спины, рыжий без конца извинялся за то, что его толкали, но не терял нить разговора. Он спрашивал своего приятеля с малыми паузами:
— И почему, Курбан, я раньше тебя не знал?! Ведь неделю жили в одном номере и даже словом не перекинулись, надо же!
— Спасыбо, Олэг! Ты меня вырчил. Уголок кольхоз полущщит?
— Ты не сомневайся, Курбан! Ты же слышал? Ты же все слышал. Не сомневайся, Курбан!
— От спасибо!