Ясного понимания того факта, что Южно-Африканская Республика в скором будущем будет первой европейской страной, где черное большинство придёт к власти, у них не было.
Когда задачи были ясны, и цели, в виде получения южно-африканского гражданства, определены, новые репатрианты в Израиль, организованно построившись свиньей, довольно легко рассекли толпу негров и прорвались в здание аэропорта. В помещении аэропорта сидели молодые негры и негритянки, почему-то одетые в солдатскую форму, и оформляли документы неграм в белой одежде с зонтиками. После кратковременных, но энергичных поисков, удалось найти белого человека, но и тот был удивительно похож на еврея.
— «Where there is an embassy of the Republic of South Africa?» (Где находится посольство Южно-Африканской Республики?) — строго спросили его по-английски новые репатрианты.
— «I do not know» (Не знаю), — ответил похожий на еврея белый человек, после чего перешёл на русский язык и спросил — А вы кто?
Носители европейской культуры поморщились от малоинтеллигентной манеры отвечать вопросом на вопрос, но постепенно им пришлось признаться, в первую очередь самим себе, что они первоначально собирались на свою историческую родину в Израиль, но произошло судьбоносное недоразумение…
— Как, вы разве эфиопы? — прервал их еврееобразный белый человек.
— Да ты чего, вообще, за базар не отвечаешь? — не сдержался молодой человек из Минеральных Вод.
— Не рви голос, петушок, — ответил на совершенно конкретном русском языке еврейский, похожий на белого, человек, — здесь тебе Израиль, здесь кто по фене много ботает, тот к хозяину после третьей фразы идёт.
— Если это Израиль, то откуда столько негров? — не теряя надежды на Южно-Африканскую Республику, спросила говорившая по-английски новая репатриантка в Израиль.
— О, вы присутствуете при историческом событии. Это операция уже вошла в историю как «операция Соломон». В Эфиопии сейчас война, и пока одни берут эфиопскую столицу Адис-Аддис-Абебу, другие ее защищают, Coxнуту удалось вывезти восемнадцать тысяч человек в течение тридцати шести часов. Всей операцией руководил лично я, — закончил свое повествование крайне похожий на еврея белый человек, — но в суматохе я совсем забыл, что сегодня прилетает и самолет с репатриантами из Советского Союза. Но сейчас всё будет исправлено.
Он куда-то позвонил, и через десять минут прибежали белокожие солдатки, которых звали Маша и Ксения, и приступили к оформлению документов у несостоявшихся южно-африканцев. Двести советских евреев и членов их семей испытали глубокое разочарование, но вместе с тем, почему-то, сильное облегчение.
А у меня бабушку звали Лея, — неожиданно призналась бегло говорящая по-английски, — она это всю жизнь скрывала и всегда представлялась как Лена.
Родишь дочку, назовешь её Лея, — с угрозой в голосе потребовал молодой человек из Минеральных Вод.
У меня и до повести, печальней которой нет на свете, рассказанной Славиком Оффенбахом, было плохое настроение. Мой сын Дима, обучающийся в колледже в Англии, закончил очередной семестр, и администрация колледжа сообщила мне, что мой сын учится хорошо, с явной тенденцией учиться отлично. Но его поведение сильно и систематически волнует преподавателей.
Первый эпизод, когда с трудом удалось избежать уголовного дела, произошел после полутора месяцев отличной учебы. Пока детишки учатся в приличном английском колледже, история которого своими корнями уходит в доледниковый период, они ходят в форменной одежде. Но в день рождения queen — mother (королевы-матери) учащиеся колледжа в организованном порядке были выведены на скачки в качестве зрителей. В силу либеральной традиции, которой так славился колледж в течение последних трехсот лет, детям было разрешено не надевать форму и явиться на скачки в штатском. Один молодой человек прибыл на праздник большого спорта в наряде бритоголовых, весь в коже, украшенной пломбами, цепями, черепами и свастиками. Мой сын Дима, будучи потомственным князем Абрамом Серебряным, при виде свастик, не вступая в дискуссию общефилосовского свойства, ударил молодого человека ногой в живот, а также кулаком в нос. На глазах английских джентльменов и скакунов самого аристократического происхождения.
В дальнейшем директором колледжа была произведена попытка объяснить моему сыну Диме, что его поведение не было правильным. По мнению директора колледжа, «in the free country everyone can put on and hang up on a breast that he considers it necessary including a swastika. Also what to beat the one who carries a swastika a leg in a stomach, especially in birthday of queen-mother and the more so on jumps, it is completely inadmissible» (в свободной стране каждый может надевать и вешать на грудь то, что он считает нужным, в том числе и свастику. И что бить того, кто носит свастику, ногой в живот, тем более в день рождения королевы-матери, и тем более, на скачках, совершенно недопустимо).
Мой сын Дима, никоим образом не в чём не раскаиваясь, заявил, «that with the big respect concerns to queen-mother and even completely on her party in the conflict to princess Diana» (что с большим почтением относится к королеве-матери и даже полностью на её стороне в конфликте с принцессой Дианой).
Директор колледжа попытался в беседе с моим сыном Димой не касаться темы семейных склок в английской королевской династии и вновь вернулся к теме мордобоя на скачках, но мой сын Дима был непреклонен и даже «has approvingly responded about appearance of princess Diana, but not about her behaviors» (одобрительно отозвался о внешности принцессы Дианы, но не о её поведении).
Нельзя сказать, что директор колледжа был полностью удовлетворен высказываниями моего сына Димы, но инцидент был замят. Через несколько месяцев мой сын Дима был вновь главным героем досадного эпизода, который также был замят с большим трудом. В колледже, вместе с моим сыном, училась дочь одного мелкого нефтяного князька из Тюменской области. Девушка не добилась больших успехов в учёбе, но обладала большими синими глазами и круглыми коленками, которые произвели глубокое впечатление на моего сына Диму. Пока девушка просто пренебрегала моим сыном Димой, он переживал, но терпел. Но когда обладательница круглых коленок начала благосклонно принимать знаки внимания сына одного нефтяного шейха из Объединенных Эмиратов, мой сын Дима не выдержал и обратился к сыну шейха с просьбой прервать всякие контакты с обладательницей круглых коленок. Просьба была произнесена на классическом английском и содержала в себе выражения, которых, к счастью, не слышала королева-мать. Кроме того, шла речь и о грубом физическом нажиме. Горячий сын пустыни этого стерпеть не мог и пожаловался директору колледжа.
Директор колледжа вновь вызвал моего сына Диму для беседы, положил ему руку на плечо, почему-то напомнил ему, что «Him, directors of college, a surname Rappoport also that to his parents miracle was possible to get over from Germany to England in 1938 year» (его, директора колледжа, фамилия Раппопорт и что его родителям чудом удалось перебраться из Германия в Англию в 1938 году). Далее он попытался объяснить моему сыну Диме, «what is the dark blue eyes and round knees are big, even and not the possession them sometimes happens by huge value painfully hurt. But true prince Abram Silver has, except for always hot heart, constantly cold head and that there will be and in our street a birthday of queen-mother» (что большие синие глаза и круглые коленки являются большой, даже огромной ценностью и не обладание ими иногда бывает мучительно больно. Но истинный князь Абрам Серебряный имеет, кроме всегда горячего сердца, постоянно холодную голову, и что будет и на нашей улице день рождения королевы-матери).
Мой сын Дима понял не все, но понял главное, и продолжил учебу. Далее были эпизоды чистого бытового характера, когда мой сын Дима попросил «to not settle in his room of Chinese, motivating it is that they fine» (не поселять в его комнату китайцев, мотивируя это тем, что они мелкие). Ему возразили, «that but them it is a lot of» (что, зато их много), но мой сын вновь был непреклонен.
Далее он очень уместно употребил неформальную лексику на уроке истории, характеризуя «the policy of the British government before the second world war, also was condemned with the London climate» (политику британского правительства накануне второй мировой войны, и осудил лондонский климат). Но это уже было в рамках либеральной традиции, которой колледж законно гордился. Хотя директор колледжа и «has recommended to my son five times to meet the medical psychologist» (порекомендовал моему сыну пять раз встретиться с медицинским психологом), что, по мнению директора, «will facilitate to the son successful delivery of final examinations» (облегчит сыну успешную сдачу выпускных экзаменов).
Из грустных раздумий о моем сыне Диме меня вывела Ольга, которая попросила рассказать о моих первых шагах на исторической родине.
— Я прибыл в Израиль в возрасте, критическом с точки зрения формирования мировоззрения, — довольно образно начал я, — мне было только тридцать шесть лет. Передо мной открывалась вся израильская жизнь. За мной оставались долгие годы учебы, успешная карьера рядового врача, органически включающая в себя непрерывное нарушение действующего законодательства, и особенно тех статей уголовного кодекса, в которых говорится о пособничестве при даче взятки, частнопредпринимательской деятельности, незаконном занятии медицинской деятельностью, конечно же, хищении социалистической собственности, мошенничестве, укрывательстве от воинского призыва и пособничестве в укрывательстве от воинского призыва, незаконные валютные операции и вновь, опять и опять, пособничество при даче взятки.
Тем не менее, если кто-то подумает, что я занимался только имущественными или должностными преступлениями, то он будет не прав. Кроме этого, на протяжении многих лет и совершенно бескорыстно, я занимался антисоветской агитацией и пропагандой, не брезгуя при этом клеветать на существующий общественный строй, и не пренебрегал разжиганием национальной розни. Случалось со мной и незаконное хранение как холодного, так и огнестрельного оружия, подделка как медицинской, так и прочей документации. Кроме этого, я сожительствовал с несовершеннолетними, в том числе и с теми, которые изначально обратились ко мне за медицинской помощью. На фоне всего этого я неоднократно давал заведомо ложные свидетельские показания или избегал дачи свидетельских показаний вовсе. А также разглашал врачебную тайну и помогал лицам, находящимся в розыске, укрываться от правоохранительных органов.
После того как я покинул государственную службу и занялся кооперативной деятельностью, со всем этим букетом преступлений было покончено, и я сконцентрировался на сокрытии своих доходов с целью неуплаты налогов. При этом я всегда вёл скромный образ жизни, так как, несмотря на постоянное попрание действующего законодательства, денег хватало лишь на полноценное, без излишеств, питание мне и моей семье, приобретения трехкомнатной квартиры в полутора часах езды от места работы и покупки автомобиля «Москвич», по своим техническим характеристикам находившемся на уровне тридцатых годов, хотя произведен оный автомобиль был в годах восьмидесятых. Ненадежность узлов и механизмов моего автомобиля гармонично соединялась с отсутствием запасных частей, что делало его эксплуатацию практически невозможной.
Но, несмотря на плохое материальное положение, я оставался кристально честным человеком. Не при каких условиях я никогда бы не похитил чужой спички, если эта спичка принадлежит частному лицу, а обман социалистического государства я аморальным не считал и не считаю. Так как у такого государства сколько не воруй, своего все равно не вернешь, а кража социалистической собственности является единственным для гражданина социалистического государства способом протеста против свинцовой тяжести жизни в вышеупомянутом государстве. Но, будучи князем Абрамом Серебряным, в душе я тяготился грошовой подрастрельной уголовщиной. К тому же идеи Гитлера, которые жили и побеждали на просторах моей бывшей родины, вызывали во мне острое желание поменять пятиконечную звезду на шестиконечную, а серп и молот на подсвечник.
В тысяча девятьсот девяностом году от рождества Христова советская власть разрешила своим гражданам покидать одну шестую часть суши. Граждане одной шестой части суши пришли в большое возбуждение, и те, у кого такая возможность была, в течение десяти лет покинули вышеупомянутую часть суши. Каждый бежал в свою сторону, строго в зависимости от национального происхождения.
Самыми дружными и легкими на подъем оказались немцы. Два миллиона немцев в едином порыве, в течение десяти лет, переселились в Германию.
В резкой энергичной манере покидали одну шестую часть суши греки. Более полумиллиона советских греков благополучно добрались до солнечной Эллады.
Немногочисленные испанцы вернулись в не менее солнечную Испанию вместе со своими славянскими чадами и домочадцами практически все.
И лишь советские евреи испытывали душевные метания. Из полутора миллионов евреев, выехавших из одной шестой части суши с девяностого по двухтысячный год лишь миллион доехал до Израиля. Остальные бросились поднимать целину в США, Канаде, Германии и Австралии.
России верные жиды, которые миллионами никуда не поехали, а продолжали своими творческими успехами беспокоить многочисленные государственные образования, возникшие на одной шестой части суши, видели своё будущее в краю берёз светлым и радостным, но выдавливались оттуда десятками тысяч в год. Остальные стойко держали удары мордой о берёзу, но веры в светлое будущее не теряли.
Я решил не искушать судьбу в Советском Союзе, где коммунистическая партия решительно вела страну от катастрофы к катастрофе, и как только открыли ворота, быстренько, всего лишь в течение года, оформил документы и покинул необъятные, но уже испытывающие мощные подземные толчки, просторы своей бывшей родины.
В ходе оформления документов я несколько десятков раз посетил соответствующие учреждения, неизменно просиживая там многие часы в ожидании приёма, и был как участником, так и свидетелем сцен и событий совершенно душераздирающих. Особенно мне запомнился маленький сухонький дедушка с броской еврейской внешностью, вся цыплячья грудь которого была увешана орденами и медалями, полученными в годы войны.
Войну, как известно, Советский Союз вёл одну. Это была война против Германии. Все остальные войны, которые непрерывно вёл Советский Союз на всех континентах, это были не войны, а выполнение интернационального долга, братская помощь, интернациональная помощь, политическая поддержка, гнусные инсинуации, известные события, неизвестные события, операции по наведению конституционного порядка, помощь братским партиям и, наконец, политика невмешательства. Так вот, дедушка получил ордена и медали на войне против Германии.
В то время настроение в среде советских евреев определялось радостным ожиданием. Популярен был следующий анекдот: «Объявление в газете: «Продается французский бульдог с родословной, сука, дрянь, скотина. Ехать надо, ехать!»
Дедушку в медалях окружали любящие родственники. Бросалась в глаза его супруга, полная, выше дедушки на голову, русоволосая и синеглазая. Двое их сыновей были среднего возраста и роста, с интеллигентными, немного нервными лицами с хорошо заметными семитскими чертами. Сыновей сопровождали супруги, менее интеллигентные, но аппетитные дамочки, русоволосые и румяные. Три внучки дедушки были похожи на Василис Прекрасных, этакие русские красавицы с коробки конфет.
Дедушка постоянно выражал свое неудовольствие изменникам родины, вознамерившимся продать вышеупомянутую родину за кусок кашерной колбасы. Все остальные члены семьи времени зря не теряли и, сидя в очереди, учили иврит. Неожиданно дедушку вызвали в комнату, куда никого не вызывали. Минут через десять он оттуда вышел и, не говоря ни слова, направился к выходу. Вся очередь, включая его многочисленное семейство, смотрела на него с недоумением. В дверях он обернулся, обвёл всех осуждающим взглядом, поднял вверх указательный палец правой руки и заявил, что коммунизм победит. После чего он опустил палец, его лицо расплылось в ехидной улыбке и, потирая сухонькими ручонками, заявил:
— Коммунизм, конечно, победит. Но не меня. Я уезжаю в Израиль.
После чего со словами: «Я там, где ребята толковые», в окружении русоволосых родственников, покинул помещение.
Через шесть лет он поступил в отделение судебно-психиатрической экспертизы офакимской психбольницы. Во время предвыборной кампании он изловчился (пригодились навыки приобретённые в армейской разведке Второго Белорусского Фронта) подойти вплотную к Великому Вождю и Учительнице и плюнуть в её мало привлекательное лицо. За время его пребывания в отделении несколько раз звонили его русоволосые родственники и на хорошем иврите спрашивали, как он себя чувствует, и просили лечить его столько времени, сколько потребуется для его полного выздоровления, и с выпиской не торопиться.
Другой эпизод, который был причиной появления на моей голове не одного седого волоса, произошел со мной за несколько дней до отъезда в Израиль.
После снятия с воинского учета и выхода из советского гражданства, я был снова вызван в военкомат. После ночи, проведенной в горестных думах о необходимости перехода на нелегальное положение, ожидая самого худшего, я вошел в кабинет военкома, где меня тепло поздравили с получением очередного воинского звания.
Но самое глубокое потрясение выпало на мою долю при получении въездной визы в Израиль.
— Чем вы можете доказать, что вы еврей? — спросили меня. Я был потрясен. Мое лицо было и остается столь характерным и выразительным, что вопрос о моем еврейском происхождении никогда не возникал в качестве вопроса. Это всегда являлось утверждением.
— Спроси меня еще раз, — попросил я со слезами на глазах.
— Покажи свидетельство о рождении, — устало ответили мне. Чувствовалось, что этим вопросом порадовали здесь не только меня.
Поток национально окрашенных лирических воспоминаний прервал телефонный звонок. Ольга Викторовна Борщевская дурным голосом сообщила, что Вячеслав Борисович совсем плох и просила меня прибыть немедленно. Через две минуты я был в покоях супругов Борщевских. Видный деятель палестинского эротического кино был бледен, лицо его выражало страдания, лежал он на кровати, но пытался встать.