— Не обращай на них внимания, — сказал расстроенному принцу Перельдик, — просто в Советском Союзе не любят иностранцев. Они нам просто проходу не дают, завистники.
— Тебе легко так говорить, — меланхолично заметил принц, — ты завтра женишься. А мне Белая Женщина третьи год сниться.
— Возьми себя в руки, — настаивал Перельдик, — это всё провокации КГБ. Мы, иностранцы, не должны терять бдительности.
— Все-таки очень хотелось бы взять в руки не себя, а её, — с грустью констатировал его нефтеналивное величество принц.
— Вы знаете, милейший князь Серебряный, — сказал Борщевский после окончания моего рассказа, — что цикл воспоминаний о Вашей криминальной юности подтолкнул Генфельбейна к созданию серии высокохудожественных произведений. В первую очередь мне бы хотелось отметить скульптурную композицию «Девушка с ворованным веслом». Заслуживает самых высоких похвал полная экспрессии картина «Рабочий тащит пулемёт». И, хотя сотрудники музея революции стремятся вырвать экспонат из рук явно выпившего рабочего, в целом это задорное полотно лучится оптимизмом. Большой творческой удачей художника, безусловно, является дышащая жизненной правдой графическая работа «Постановка диагноза «эпилепсия» призывнику». Хотелось бы пожелать замечательному Кабардино-Балкарскому живописцу новых творческих взлётов.
Во мне, матёром волчаре кинематографа, Ваши, милый князь Абрам, воспоминания так же задели сокровенные струны души. Остро захотелось снять что-то окрашенное в романтические тона и, непременно, с привкусом ностальгии. К примеру «Рыбка породы Эвенк» или, быть может, «Саудоаравийский принц сдаёт на отлично экзамен по диалектическому материализму». А потом, кто знает, замахнуться и на «La femme Blanche» (Белую женщину).
А что Вы скажите о киноэпопее «Четвёртый жуткий сон Саши Перельдика»? Каков замысел? И чтобы коротко и ярко, жестко и откровенно, с участием звёзд перуанского кинематографа. С обилием постельных сцен, так, чтоб сексуальным меньшинствам дурно стало.
А тема соблюдения законных прав арабского народа Палестины, которая красной нитью проходит через все Ваши воспоминания? «Группа арабских юношей празднующих под берёзами «День земли» в окружении девушек в паранджах и сарафанах» стал бы фильмом знаковым, пророческим. Я бы обязательно включил бы туда сцену народных гуляний по поводу возвращению исконного названия Ибн-Маджнун находящемуся в Московском халифате городу Туле. Спасибо доктору искусствоведения Ахмеду Алузаелю и губернатору-патриоту Глебу Петровичу. Народу глаза раскрыли. Правду на чистую воду вывели. Туляки кланяются им в пояс. Радостные жительницы города Ибн Маджнун танцуют танец живота на улицах и площадях родного города. И чтоб отныне и, по воле Аллаха, во веки веков. Зелёное знамя газавата от тайги и до Британских морей. Это не может не взволновать. Охотно верится, что, увидев этот фильм, заслуженный художник Кабардино-Балкарии Михаил Гельфенбейн, плодотворно творящий в жанре исламского реализма, вдохновиться на написание картины «Доярка колхоза «Красный Аль-Акса» спешит в сельскую мечеть после напряжённого трудодня». Или зовущую к борьбе «Смеркалось. Взрывалось».
— Музы, Слава Аллаху, не могут молчать, если им загоняют иголки под ногти, — с удовлетворением отметил шейх Мустафа.
— А прошедшие с большим успехом выступления хора девочек-бедуиночек в объектах системы исправительных учреждений Тульской области? — продолжил Борщевский, не обращающая внимания на реплику шейха, — это ли не символ духовного возрождения нации, жадно припавшей пересохшими губами к прозрачным чистым струям, бьющим из родника шариатского наследия.
А последовавший, в ходе триумфальных гастролей хора, беспримерный акт милосердия? Финальным аккордом представления являлся выход начальника тюрьмы на сцену, где он, на фоне машущих зелёными флажками девочек, зачитывал текст амнистии (освобождались заключенные, отбывшие две трети срока и имеющие вторую группу инвалидности или беременность более двенадцати недель). На свободу их выпускали с чистой совестью.
— Вячеслав Борисович, — перебил Борщевского Кац, — Вы сегодня слишком мрачный. Вам это не пристало. Да и привыкнете, наконец, к мысли, что это не Ваше дело.
— Кинематографист Борщевский нуждается в мощном психотерапевтическом воздействии, — высказал своё авторитетное мнение доктор Керен.
— А надо ли? — скептически заметил Вова-Сынок. Любые методы лечения, кроме отжимания от пола, он считал антинаучными. Причём это касалось всех заболеваний, включая кожные и венерические.
В отличие от Вовы-Сынка, доктор Керен во главу угла ставил психотерапию.
— Конечно, если пациент не считает нужным вкладывать средства в поддержание своего здоровья, то говорить не о чем. Возможности медицины безграничны, ограничены возможности пациентов, — поучал он как-то доктора Лапшу, — но если готовность платить деньги бьёт через край, то тут-то психотерапевт и выходит на оперативный простор. Приведу пример. Недавно ко мне за помощью обратился пациент, который страдал завшивленностью. Если бы это был человек, безразличный к состоянию своего здоровья, то я бы ему дал мазь от вшей, и на этом бы лечение закончилось. Но, к счастью, мой завшивленный клиент стремился получить высокопрофессиональное, достойное его финансовых возможностей лечение.
Естественно, мы начали с беседы. Плавно текущая беспредметная беседа, — основа лечебного воздействия подлинного психотерапевта. Настоящий мастер всегда воздействует на личность, стараясь изменить её мировосприятие. В данном конкретном случае основная цель моего психотерапевтического воздействия — это убедить больного в том, что у него не чешется. В тот момент, что он поверит, что у него действительно не чешется, зуд действительно прекратиться. И я с гордость могу доложить, что в результате моего лечения мировосприятие моего пациента изменилось качественным образом. Теперь, когда его иногда спрашивают, есть ли у него вши, он с достоинством отвечает: «Конечно».
И если после этого его спрашивают: «А чем Вы их лечите?»
Он неизменно отвечает: «Пока ничем. Они все здоровы».
Вениамин Леваев, заслуженно пользующийся славой народного мусульманского гинеколога, и в этот раз не остался в стороне от лечебного процесса.
— Для полной гарантии я бы ещё поставил пиявки, — веско добавил он.
Борщевский представил себе, как с ним, обвешанном пиявками, ведётся плавно текущая беспредметная беседа, и ему расхотелось лечиться. Он заявил, что последний раз истово верил в возрасте тринадцати лет. Это была вера в победу коммунизма. Но уже в четырнадцатилетнем возрасте, одновременно со вступлением в комсомол, будущий мэтр палестинского эротического кино впал в ересь воинственного атеизма и, с тех пор, верить не во что не собирается.
Но и доктор Керен сдаваться не собирался.
— А что у Вас сохранилось в памяти из первого сексуального опыта? — спросил он Борщевского, — напрягитесь и вспомните. Это очень важно.
Вячеслав Борисович послушно напрягся и вскрикнул от острой боли, вызванной вновь обострившимся геморроем.
— Вы вспомнили! — торжествующе воскликнул доктор Керен, — Я знал, что Вы вспомните. Подспудное влечение невозможно всю жизнь держать в подсознательном. Осталось только признаться самому себе. Это была мама или бабушка? Вы не хотите отвечать? Как я Вас поймал! Хорошо, отбросьте прочь бабушку. Она недостойна вашего чувства. Погрузимся ещё глубже в подсознательное. Вам восемь месяцев, у Вас анальная стадия формирования личности. Вы уединились в своей кроватке и наслаждаетесь каканием. Вдруг над Вами нависло что-то большое и вкусное.
— Это мамина грудь! — молнией проносится в Вашем сознании, — Теперь Вы припоминаете?
— Теперь я припоминаю, — ответил Борщевский, — что давно собирался ударить вас, доктор Керен, по лицу. Но удобного случая всё как-то не представлялось. Сейчас же эта проблема разрешилась. Я Вам крайне признателен за психотерапевтическое вмешательство.
— И пусть эта пощечина послужит грозным предостережением, — торжественно произнёс Дан Зильберт, после того, как затихло эхо замечательной оплеухи, — всем тем силам, которые попытаются встать на пути поступательного движения палестинского эротического кино. Как сказал по этому поводу в своей замечательной работе «История дипломатии 18-ого столетия» Карл Маркс «the slap in the face by then became the powerful instrument of diplomacy» (пощёчина к тому времени стала мощным орудием дипломатии).
Но Кац, чисто инстинктивно, вновь встал на позиции, чуждые марксистко-ленинской философии.
— Борщевский зазнался, — с горечью констатировал он, — Вячеслав Борисович возомнил себя умом, честью и совестью нашей эпохи. Он поступил как та девушка, которая стесняется желтого налёта на зубах на зубах, но спокойно ходит с кривыми ногами. За что он ударил психотерапевта? Да, действительно, поведение доктора Керена порой бывает несовместимо с высокими морально-этическими принципами, исторически сложившимися в русской мафии.
— Более того, — неожиданно присоединилась к беседе Мирьям Абуркаек, — когда я работала в публичном доме «Экстаза», у нас обнаружили сотрудницу, которая подсыпала в презервативы постоянных клиентов песчинки. Её осудило руководство. Но с такими формами поведения, которые присущи доктору Керену, я сталкиваюсь впервые.
— И, тем не менее, — продолжи Ян, — я возражаю против рукоприкладства. В жизни иногда приходиться сталкиваться с событиями странными и, даже бессмысленными, например, реклама водки, чьё предназначение нам понять не дано. Поэтому мы должны быть терпимее.
— Я позабочусь о том, — звенящим от негодования голосом добавил доктор Керен, — что бы офицер безопасности, который будет вести расследование этого вопиющего преступления, остался глух к лицемерным призывам к терпимости по отношению ко всем членам русской мафии. Поднять руку на своего лечащего врача, тем более на психотерапевта, не может пройти безнаказанным. Этот вопиющий случай должен получить общественную оценку.
— Играли негры с неграми, а проиграли французы, — горестно сказал доктор Лапша после ухода Керена, — уж как я был осторожен. Как тепло отзывался о законных правах арабского народа Палестины, чтоб они все сдохли. Права сексуальных меньшинств, в ущерб себе, соблюдал неукоснительно. И, пожалуйста, в благодарность я имею следствие и показательный суд. Доктор Керен и офицер безопасности старые друзья. Когда-то, когда доктор Керен только начинал свой трудовой путь в качества врача в подростковом отделении, выяснилось, что он спит с несовершеннолетними пациентками. Дело вёл начинающий офицер безопасности Израиль Фельдман. Он пожалел молодого врача, и указал, что доктор Керен работает ветеринаром. Дело получило большую огласку и дошло до Великого Вождя и Учительницы. Так доктор Керена стал заведующим подростковым отделением Офакимской психиатрической больницы. В борьбе за законные права сексуальных меньшинств Великий Вождь и Учительница не идёт ни на какие компромиссы.
В настоящее время офицер безопасности Офакимской психиатрической больницы пишет диссертацию на тему: «Принудительное лечение клептомании (непреодолимого желания украсть) клаустрофобией (боязнью замкнутого пространства)». В работе ему помогает доктор Керен. Боюсь, как бы Израиль Фельдман не стал кандидатом юридических наук на костях доктора Лапши. Преступника, расиста и извращенца. У меня уже был тяжёлый разговор о моём моральном облике с главврачом, когда администрация больницы Ворона просила меня заняться лечением пациента, отказавшегося от вскрытия.
— Но, доктор Лапша, — констатировала Мирьям Абуркаек, — наверно и Ваша вина есть в том, что Вы и доктор Керен оказались по разные стороны презерватива?
— Да что Вы все на меня набросились, — возмутился доктор Лапша, — ведь во всём виноват Борщевский!
— А вот здесь то Вы и не правы, — не без злорадства заметил Шапиро дель Педро, — Мы не можем осуждать Вячеслава Борисовича. С добрым словом и оплеухой можно достичь гораздо большего, чем просто с добрым словом.
— А, по моему мнению, — как обычно авторитетно заявила медсестра Фортуна, — Доктор Лапша уже давно стал неврастеником. Однажды он послал меня к температурящей больной и попросил меня заменить авторучку термометром. Несчастная работница Офакимской фабрики по производству туалетной бумаги сорок минут покорно сидела, положив золотое перо под язык.
— А чем неврастеник отличается от шизофреника? — с подозрением глядя на доктора Лапшу, спросил Вова-Сынок.
— Шизофреник знает, что 2 + 2 = 4, но душой он далёк от этого, — объяснил я атлетически сложённому младшему медбрату, — а неврастеник знает, что 2 +2 = 4, но из-за этого он теряет душевный покой. Олигофрен, кстати говоря, в вопросе 2 + 2 = 4 строго стоит на позициях диалектического онанизма.
— Я что-то запамятовал, — переспросил Вова-Сынок, — позиция диалектического онанизма, это что-то из акробатики или элемент в фигурном катании?
— Это мировоззренческая позиция, — пояснил я богатырю из психбольницы, — Олигофрен не знает ни что такое +, ни что такое =, да и 4, это сумма, которую он представить себе не в состоянии. Но, тем не менее, он полностью разделяет как позицию шизофреника, так и позицию неврастеника. Но, при этом, душой он, почти всегда, стремится к онанированию.
— Да, я иногда бываю рассеян, — согласился доктор Лапша, — мне это было свойственно с детства, — как-то я пожаловался своей маме, что в школе мне говорят, что я не собран. Вскоре выяснилось, что говорил я не с мамой, а с другой тётей, которая была у нас в гостях. Но с темой 2 + 2 = 4 у меня тоже связанны самые тёплые воспоминания.
Моя супруга картавит, для логопеда, между прочим, это большая редкость. Много лет назад мы как-то собрались в лес за грибами. Неожиданно выяснилось, что водки на всех катастрофически не хватает. Моя жена стала звонить своей подруге.
— Возьми ещё четыге бутылки водки, — кричала она в трубку.
— Сколько? — не понимала подруга.
— Один, два, тги, четы-ге, — скандировала в трубку моя супруга.