- Хм... - Эстер ненадолго задумалась. - Ну, хорошо. Завтра молиться будут в доме у Мойши. Знаешь?
- Да все мы знаем!
- Сильный, тебя не спросили!
- Так когда они выйдут и пойдут по домам... Я пойду им навстречу, и... И тот... И тот, кого я в качестве приветствия поцелую в щеку...
- Ништяк! - воскликнули оба громилы в один голос.
Глава 21
Я не знаю слова Liebe
Если чувство к кому-либо
У меня в душе и есть,
Это только ненависть.
А.Фришберг
В один голос раздались мамин призыв с кухни: "Володя! Ужинать!" - и телефонный звонок.
- Черт-те что, - пробормотал Сид. - Пожрать не дадут. Алло, Саня?
- Привет, Сид. Как дела? - И не дожидаясь ответа, так как точно знал, что никаких новых "дел" у Сида за те пару часов, что они не виделись, появиться не могло, Фришберг продолжил: Представляешь, какой облом? Захожу я тут к Кошерскому...
- А, ну-ну. Он тебя не убил за "богослова"? Мне страшно было его туда даже провожать. Хотя по дороге мы весьма интересно побеседовали.
- Что, и этот душу изливал?
- Что-то типа.
- Ну-ка, расскажи?
- Ладно, давай ты первый. У тебя новости свежее.
- Новость одна, но убийственная: Кошерский послал на фиг Юльку!!!
- Что-то я не вижу тут для тебя особых причин убиваться, Сида честно изумил Санин возбужденно-расстроенный тон. Ведь, казалось бы, не дружеской ли ему, Сане, услуги ради он исподволь помог Олегу тогда, по дороге к Коляну, прийти к выводу, что с Юлькой ему надо расстаться. К выводу, который и так сидел уже у того в душе, но, может быть, помедлил бы выйти на поверхность еще полгода или даже год. Только немного энергии извне потребовалось, чтобы Кошерский сказал себе сам, что Юлька - это не то, что ему надо, и что он не женится на ней в самом деле потому, что боится, что она перестанет изображать из себя то, что по ее - правильному - мнению должно ему нравиться, сдерживать недостатки и в считанные дни превратится просто в другого человека. А раз так, нечего тратить время: если он ее не любит - свое, а если любит - ее. Ей ведь и в самом деле пора замуж... Но что же расстраивает Саню? Когда недели две назад он увидал эту парочку в СКК на концерте, у него не возникло впечатления, что Фришберг печется именно о семейном благополучии Кошерского.
- Ты идиот! - шепелявила телефонная трубка. - Я сделал все-все! - чтобы она от него ушла. Клянусь тебе, что не сегодня-завтра это бы уже произошло. Не далее, как этим вечером я собирался ставить вопрос ребром: я или он, и, клянусь тебе, результат был бы однозначен... Ты понимаешь, какую игру он мне обломал?
- Ах, игру!.. - теперь до Сида дошло все.
- А оказывается, когда я вчера у нее в ногах валялся и сказки про любовь рассказывал - такие, что сам чуть не поверил - он ее уже два дня как бросил!
Сид представил эту картину Юлькиными глазами. Да, Фришберг выглядел в ней, пожалуй, и впрямь жуть глупо. А ведь это именно то, что страшнее для Сани всего на свете.
- Ну, ладно, - неуверенно утешил он друга. - В конце концов, тебе осталось неплохое наследство...
- Ты что, думаешь, мне нужна эта твоя?.
- Моя-то с какого боку?
- Да в гробу я ее видел! Я и смотреть на нее больше не смогу! Это же постоянное напоминание, что я ПРО-ИГ-РАЛ!
- Кому?
- Обстоятельствам.
- По крайней мере, достойный противник.
- Ладно, - Саня, кажется, несколько успокоился. - Так о чем тебе-то "вещий Олег" рассказывал?
- Да, так, ничего особенного. - Теперь пересказывать их разговор не просто не хотелось, но могло быть чревато тем, что Саня выльет свою обиду на виновника, пусть неумышленного, своего фиаско.
- А все-таки?
- Теперь это уже неактуально.
- Тем интереснее. Давай-давай, - стал уже настаивать Саня, почуяв в Сидовых отговорках что-то неладное.
Ну, про книгу его говорили...
- Так, Зернов, ты мне не хо-чешь говорить?
- Да. Так как это, - ляпнул Сид первое попавшееся обоснование, - Тайна исповеди, и Олег, зная, что мы друзья, специально оговорил, что именно тебе просит ничего не рассказывать. А тебе это действительно неважно.
- Ну, как хочешь, уломал, - беззаботно ответил Саня. Пиво-то пить когда пойдем?
Итак, Сид что-то скрывает. Ну ладно же. Теперь ему, стало быть предстоит не игра, а настоящая война: ведь и противником будет не какой-то там щелкопер, которого если что и волнует, то только его неправдоподобные Иисус Бар Иосиф и Симон.
Глава 22
ХУДОЖНИК: Я - Художник!
РАБОЧИЙ: А по-моему, ты говно.
Художник тут же побледнел, как полотно,
И как тростинка закачался,
И неожиданно скончался.
(Так новая идея огорашивает человека, к ней не