Смущенный похвалой, Подберезовский слегка покраснел и склонил голову, принимая заслуженные слова благодарности, а через мгновение трое молча вошли в автоматически открывшуюся, наконец, дверь. Зал был не большой – он был огромный. Выложенные белым кафелем пол, стены, потолок, производили сильное впечатление – стерильности, торжественности, присутствия чего-то таинственного, – и все это усиливало ощущение, что в таком месте не могут заниматься пустяками, здесь проводятся опыты или испытания поистине государственной важности...
В центре зала стояло кресло, похожее на зубоврачебное, рядом находился – тоже похожий на зубоврачебный – столик с какими-то инструментами, приборами, в том числе и пультом дистанционного управления чем-то; а в кресле, как с некоторым удивлением, подойдя ближе, увидел президент, спиной к ним сидел человек. Его руки были плотно прикручены ремнями к подлокотникам, а шея не менее плотно прикреплена к металлической подпорке для кожаной подушечки, поддерживающей затылок. Ноги также были закреплены кожаными ремнями, и таким образом выходило, что сидящий в кресле человек был лишен малейшей возможности пошевелиться. Услышав, что в помещение вошли, подопытный предпринял тщетные попытки оглянуться, это было видно по напрягшимся плечам и судорожным подергиваниям затылка.
– Тоже доброволец, – предвосхищая закономерный вопрос, прошептал Подберезовский. – Вообще, все, кто находится в институте, принимая участие в опытах, пребывают здесь исключительно по собственному желанию. Мы не преступники, мы ученые, – не без некоторой важности закончил он.
Подпутин неопределенно, с угадывающейся долей скептицизма, хмыкнул. Он с интересом осмотрелся, задерживая взгляд на видеокамерах, установленных, казалось, везде, где только было возможно – на стенах, потолке, полу, сверху, снизу, с боков. Еще он увидел множество микрофонов, акустических колонок и прочей дискотечной электроники.
– Все, каждое движение и звук, тщательно фиксируется, – пояснил академик Павлов. – Пройдемте вперед, пусть господин президент познакомится с испытуемым.
Трое обогнули кресло и остановились перед закрепленным в ремнях человеком. Подпутин с интересом, фиксируя малейшие детали, окинул взглядом примерно сорокалетнюю особь мужского пола. Ничего необычного, мужчина как мужчина, одетый в черный костюм и белую рубашку, ансамбль которых дополнял довольно модный галстук. Небольшие, как и у самого президента, залысины, телосложение среднее, рост, наверное, тоже средний, возрастные морщинки вокруг светлых глаз и рта, слегка курносый нос, тонкие губы...
– Здравствуйте. – Президент чуть было не протянул для приветствия руку, но вовремя спохватился, ограничился кивком.
– Здравствуйте, – спокойно ответил мужчина. – Вы Подпутин?
– Да, – совсем просто ответил президент.
– Я видел вас по телевизору, – зачем-то сказал мужчина, словно могло быть по-иному.
– Это хорошо, – зачем-то ответил президент.
– Я доброволец, – с гордостью сказал мужчина.
– Я знаю, – сказал президент. Он прекрасно осознавал всю тупость происходящего разговора, но тем не менее поддерживал его. Наверное, чтобы унять вдруг охватившее его волнение. Ведь сейчас произойдет нечто особенное, сейчас в этом зале случится настоящее чудо, сейчас он услышит магическое Слово, которое повлияет на всю мировую историю, Слово, за которое он в лице человека, представляющего государство, выложил целый миллиард...
– Начнем? – предложил Подберезовский, и его дрогнувший от напряжения, вызванного крайней степенью волнения, голос лишь усилил только что охватившее и переполнившее президента чувство.
– Начнем, – слегка севшим голосом подтвердил он.
– Для чистоты эксперимента прошу отойти за его спину, господа, – предложил тоже севшим голосом академик Павлов.
Трое прошли за кресло, словно задались целью спрятаться от находящегося в нем человека, и остановились в нескольких метрах от него.
– Успокойтесь, голубчик, все нормально, ничего опасного, все под моим контролем, – проговорил академик Павлов.
Готовый возмутиться такой фамильярностью, президент повернул к нему голову и только тогда сообразил, что эти слова адресовались подопытному.
– Эксперимент точно не опасен? С ним ничего не случится? – чтобы скрыть смущение, спровоцировавшее некоторое покраснение кожных покровов лица, строго спросил он.
– Он доброволец, – напомнил Подберезовский.
– Эксперимент не представляет опасности, – заверил президента Павлов. – И для нас тоже, – кажется, уловив ход мыслей Подпутина, добавил он. Затем он помолчал несколько мгновений и, явно собираясь с духом, набрал в грудь воздуха. Президент увидел, что академик держит пульт дистанционного управления, но в какой момент тот взял его в руки, он не заметил. – Итак... – будто нарочно затягивая время, не решаясь приблизить ответственный момент, тихо произнес академик, – начинаем...
– Смотрите внимательно, – предупредил Подберезовский, и предельно сконцентрировавшийся, всем телом напрягшийся в ожидании чуда президент не нашел сил даже отмахнуться.
– Родина! – вдруг громко выкрикнул Павлов, и вздрогнувший от неожиданности Подпутин, отпрянув, посмотрел на него внимательно – не имеет ли здесь место кратковременное помешательство.
– Владимир Владимирович! Вы ж туда, туда смотрите! – громко прошептал Подберезовский. Очевидно, пребывая в крайней степени возбуждения, он, нарушая этикет, потянул президента за рукав.
– Смотрю. И что? – таким же громким шепотом поинтересовался тот. В какой-то момент Подпутину показалось, что его разыгрывают, потому что никакой реакции подопытного мужчины на только что прозвучавшее слово он не заметил. – И что? – уже откровенно зло переспросил он. – Он сидит, как и сидел, никакой реакции.
– В том-то и дело! – радостно подтвердил Подберезовский. – Вы просто не понимаете. Пока не понимаете! Никакой реакции – в том-то и дело! Это же замечательно!
Подпутин хотел сказать что-то резкое, но тут Павлов выкрикнул вторично и он промолчал. Возможно, он действительно ничего не понимает. Пока. Надо смотреть и слушать...
– Родина! – еще громче выкрикнул академик. Мужчина продолжал сидеть в своем кресле недвижно, будто все эти выкрики никоим образом его не касались. – Родина!.. Долг!.. Отечество в опасности!..
Павлов шевельнул пальцами, активизируя какую-то кнопку на пульте, и из динамиков раздался мерный гул мощных двигателей. Звуковая имитация надвигающихся танков была столь правдоподобной, что Подпутин, не сумев справиться с собой, нервно оглянулся, словно вражеские машины могли каким-то немыслимым образом просочиться на минус четвертый этаж российского секретного института физиологии млекопитающих. Мужчина же сидел как ни в чем не бывало и, хотя лица его не было видно, президент готов был поклясться, что тот даже бровью не повел.
– Долг!.. Родина!.. – подобно заведенному, словно его заклинило, некоторое время продолжал заполошно выкрикивать академик, затем перешел на более обыденные, приземленные, но куда более существенные для думающего млекопитающего понятия. – Жратва! – отключив танковые моторы, уже много тише, почти вкрадчиво выкрикнул он. – Вкусная жратва!.. Жареные сосиски!.. Пиво!..
Наконец мужчина проявил хоть какую-то, заметную глазу независимого наблюдателя реакцию. Он недоверчиво шевельнул ушами; в пределах, позволяемых ему ошейником, на несколько градусов крутанул вправо-влево головой. Наверняка принюхивается, – почему-то наполнился уверенностью президент. Ему уже стало интересно, хотя несколькими секундами раньше он почти окончательно решил, что над ним попросту издеваются.
– Смотрите, Владимир Владимирович, смотрите же... – яростно зашептал Подберезовский, и его пальцы опять впились в президентский рукав. – Сейчас... сейчас вы услышите Слово... – Он слегка брызнул слюной, замер, подобно обнаружившей дичь и делающей стойку охотничьей собаке.
Его состояние передалось президенту. Не делая замечания за вольность и не пытаясь стряхнуть со своей руки чужую, Подпутин и сам напрягся подобно собаке, только другой, более утонченной породы.
– Блондинка! – неестественно хрипло выкрикнул Павлов. – Блондинка с шикарной фигурой и загорелыми ногами!
Человек в кресле напрягся, это было видно по его плечам – казалось, пиджак вздыбился от напружинившихся под материей мышц. Он попробовал крутануть головой, но не смог сделать этого из-за прочно удерживающего шею ремня. Шея побагровела, напитываясь кровью, человек издал протяжный звук, более всего похожий на стон бессильной злобы или ярости, затем обмяк, но продолжалось это всего несколько мгновений, потому что академик выкрикнул еще раз – уже не хрипло, но словно дразня, со звонкой пионерской задорностью:
– Блондинка на высоких каблуках! Блондинка! Блондинка с загорелыми ногами!..
Человек в кресле хрипел, рычал, бормотал что-то нечленораздельно-грозное, силясь высвободиться из кожаных оков; прочно вмонтированное кресло ходило ходуном, у его основания вздыбился пол, несколько плиток покрытия с треском вылетели из своих гнезд, ремни скрипели, но их скрип перекрывал другой – яростно трущихся друг о друга зубов. Напрягаясь, изнемогая и тут же вновь обретая силы, сотрясаясь в сильнейших конвульсиях, тщетно пытаясь заглянуть за свое плечо, подопытный силился узреть еще не видимую, возможно несуществующую, но заранее такую вожделенную блондинку.
– Отпустите, суки!.. Президент, мать твою так, прикажи, чтобы эти научные уроды немедленно меня освободили...
Павлов повозился с кнопками дистанционного пульта и зал заполнился звуком звонко цокающих каблучков. Благодаря грамотному расположению колонок и хорошей акустике лаборатории, создалась полная иллюзия нахождения в помещении изящного женского существа, потому что такую обувь на таких тонких и непременно высоких каблуках может себе позволить существо только возвышенное – то есть, красивая женщина. Вот она появилась где-то слева, вот она неспешно, дразнящей мужчин походкой, сопровождаемой непременным покачиванием бедер, пересекает зал... Иллюзия была столь сильна, что Подпутин опять, как при недавнем шуме танковых двигателей, невольно оглянулся. Правда, сейчас, в отличие от первого раза, у него отвердел член, что он и зафиксировал с огромным неудовольствием и даже некоторой злостью – он всегда гордился своей безмерной выдержкой. Не позволяя себе помочь предавшему его организму рукой, Подпутин, стараясь делать это незаметно, осторожно повел тазом, пробуя укротить столь неожиданную паховую бурю. Одновременно он покосился на Подберезовского – ничего не заметил?.. Аварию, наконец, удалось устранить – президентский предмет соскользнул вниз и удачно пристроился в рельефе ткани трусов. Переведя дух, Подпутин уже открыто посмотрел на олигарха и не особенно удивился, заметив, что тот, ничуть не таясь, запустил руку в штаны и азартно роется в паху. Ну и дела... Кажется, они тут все посходили с ума, – подумал президент, переведя взгляд теперь на Павлова.
– Блондинка! – подобно безнадежно заевшей пластинке, повторял тот. Чувствовалось, что академику очень приятно произносить это слово и – еще больше – следующее за ним словосочетание: – Блондинка с загорелыми ногами!..
Уже без какого-то бы то ни было удивления Подпутин отметил, что и у этого характерно оттопырился халат. Мужчина же в кресле просто неистовствовал в своем стремлении высвободиться. Удерживающие его ремни заскрипели уже совсем громко, багровое лицо вывернулось с неестественным поворотом шеи, с губ бурным потоком потекла крупно пузырящаяся пена...
– Фашисты!.. Пустите меня!.. Фашисты!.. Где эта, загорелая... Где она!..
Звонко лопнул первый ремень, мужчина торжествующе взревел, схватился высвободившейся рукой за ремень шейный, рванул... Пригнувшись свободной теперь от пут головой ко второму запястью, он с урчанием впился зубами в толстую коровью кожу...
– Владимир Владимирович!
– Что... – пробормотал президент, опомнившись. Он силой заставил себя отвести взгляд от почти освободившегося, предельно возбужденного, потерявшего человеческий облик самца, вырвал свою руку из цепких, хотя и скользких от пота ладоней Подберезовского. – Что вы сказали?
– Эвакуация! – на ходу прокричал Павлов. Он огромными скачками мчался прочь и ничуть не стеснялся того обстоятельства, что, поддавшись панике, рванулся к выходу первым, не дожидаясь, подобно капитану тонущего корабля, когда ставшее опасным плавсредство сначала покинут его пассажиры.
Отбросив приличия, двое со всех ног бросились его догонять, а замигавшая вдруг красная лампочка на входе лишь подстегнула их рвение. Когда же раздалось короткое, мерное рявканье мощной сирены, от зловещих звуков которой в жилах заледенела кровь, троих участников эксперимента охватила настоящая паника. Даже выбежав в коридор и с усилием, навалившись втроем, захлопнув за собой тяжеленные бронированные двери, у которых отказала автоматика, они не ощутили себя в безопасности.
– Откройте, суки!.. Пустите меня!.. – подобно ревущему водопаду бесновался за дверью кто-то, и трудно было поверить, что этот человек, рост и вес которого президент совсем недавно оценил как средние, сотрясал своим телом броню дверей подобно тому тяжелому танку, рев которого недавно почти обманул очутившегося в такой ситуации впервые президента. Кстати, рев танка, в отличие от стука виртуальных каблуков, не вызвал у него заметных внешне физиологических реакций, и сейчас президент вдруг не к месту подумал: интересно, как бы проявил себя в этой ситуации министр обороны.