– Принесите этому человеку что-нибудь пожевать.
В огромной юрте тут же засуетились люди. Они забегали между матерчатыми перегородками, кто-то притащил кусок черного войлока, расстелил его рядом с войлоком Фридмана...
– Так вот, я и говорю... – с плотно набитым ртом, торопливо жуя, продолжил Подберезовский, – в первую очередь надо этих ваших людей окультурить, выдать им единую форму, приодеть-приобуть...
– Это я уже слышал, – проявляя нетерпение, оборвал его Бастурхан. – По делу говори, человек. У нас нет денег. Пока нет, – уточнил он. – Я еще не определился, когда и куда двинуть свою Орду, но как только мы ступим на сопредельную территорию, чьей бы она ни считалась до нашего появления, у нас сразу появятся и деньги, и форма, и все сокровища мира.
– Ну, это-то да. Ну, это-то конечно... Но все равно, нельзя выступать в поход в таком затрапезном виде! – деловито возразил Подберезовский. Он схватил кусок сыра, обмакнул его в какой-то соус, принялся осторожно жевать, прислушиваясь к вкусовым ощущениям, затем его челюсти заработали в полную силу, он схватил второй кусок сыра, уже смело макнул его в оказавшийся съедобным соус... – Это вызовет смех даже у покоряемых Вашим военным гением, – он торопливо поклонился, – народов... А вооружение? – воскликнул он, хватая теперь кусок мяса неизвестного животного и подозрительно осматривая его со всех сторон. – Трехлинейки, маузеры, бейсбольные биты... Кстати, я давно хотел спросить, откуда у вас бейсбольные биты? Нет, конечно же, я ни в коем случае не хочу сказать, или хотя бы допустить такое в корне неверное и попросту кощунственное предположение, будто монголы настолько нецивилизованный и некультурный народ, чтобы вызывал удивление тот факт, что они способны освоить такую интеллектуальную игру, как бейсбол, прошу не понять меня превратно... но, однако же, вызывает удивление хотя бы одно только то, что...
– У тебя имеются конкретные предложения? – сухо осведомился Повелитель. Он до сих пор не определился в отношении наглого чужеземца. Тот вызывал у него то интерес, то переходящую в раздражение неприязнь – примерно в равных долях. – Словоблудия я больше слушать не желаю.
– Есть такие, – осторожно отпивая глоток странного на вкус чая, бойко ответил уже обжившийся в юрте Подберезовский. Он порыскал взглядом по войлоку в поисках теперь чего-нибудь сладкого, десертного... – Вы даете мне миллиард, и я обеспечиваю вашу непобедимую Орду по полной программе. Такое вот конкретное предложение.
– Тугриков? – не сдержавшись, пораженно ахнул Богурджи.
– Долларов, – посмотрев на него с укором, поправил Подберезовский. – Что! Что такое? – заволновался он, заметив нехорошее выражение глаз Великого полководца, и от испуга расплескал свой подозрительный чай.
– Охрана! Увести этого проходимца. Немедленно. Сначала бить кнутами, затем усадить крутить динамо, затем опять бить, затем привязать к хвосту лошади его ноги, и прижечь этой лошади зад раскаленным металлом, чтобы она...
– Не надо! – вскакивая на ноги и отбегая от двинувшихся к нему грозного вида монголов, испуганно выкрикнул Подберезовский. – Мне не надо миллиарда! Я все сделаю за бесплатно! Из одного только уважения к вам, Повелитель, – он быстро поклонился три раза, прижимая руку к сердцу, – да, из одного только уважения... Ведь работать задарма не в моих принципах. Я бизнесмен и работаю только за твердый процент. Но сейчас я, в виде исключения и, опять-таки, из уважения к вам...
– Подождите, – остановил Бастурхан уже добравшихся до Подберезовского охранников. – Я даю тебе последний шанс, похожий на Фридмана человек, – устало сказал он. – И если я услышу хоть одно слово про деньги, я тебя...
– Я все понял! – поспешил заверить его Подберезовский. – Денег мне больше не надо, я могу поработать на вас за просто так, ради одной только любви к искусству – то есть, без предоплаты, за процент с будущей прибыли, поскольку я вообще люблю работать... – Наткнувшись на взгляд Повелителя, он прекратил словесный понос и деловито спросил: – У вас имеется интернет?
– У нас есть интернет-юрта, – подтвердил Бастурхан. – Если потребуется, мои люди тебя к ней проводят. Что тебе надо еще?
– Ничего, – снисходительно улыбаясь, ответил Подберезовский. – Значит, схема приблизительно такова... – Он прикрыл глаза, что-то зашептал себе под нос, одновременно мелко гофрируя лоб, затем, спустя не более двух десятков секунд, обвел присутствующих победным взглядом. – Значится, так... У вас тут поблизости имеется железнодорожная станция? – Получив подтверждение, он удовлетворенно кивнул. – Мне потребуются ее название и еще некоторые сведения. Не далее чем через пару недель вы будете встречать эшелоны с продовольствием, обмундированием, оружием и прочим необходимым для армии барахлом. Денег не надо.
– Но как ты без денег... – с трудом скрывая удивление, начал Бастурхан, и даже не выразил недовольства, будучи прерванным человеком, недостойным не то что перебивать, но даже смахивать пыль с сапог великого Потрясателя вселенной, настолько большое влияние приобрел тот на него в течение всего какого-то получаса бесполезного разговора.
– А очень просто. Сначала мы откроем расчетный счет в одном из монгольских банков, – загибая пальцы, начал Подберезовский. – Затем усугубим это дело несколькими счетами в оффшорках. На острове Мэн, к примеру, или... Впрочем, неважно. Затем отошлем несколько е-мейлов в фирмы, занимающиеся обслуживанием военных заказов государств, не попавших в черные списки американской администрации, в которых перечислены страны-банкроты, либо страны, связанные с террористами; а если Монголия – это мне еще надо будет уточнить – окажется в одном из таких списков – тоже не беда, мы тогда сделаем обходной маневр и зайдем с другой стороны, подключив к делу некоторых авторитетных в финансовом мире гарантов, в числе каковых будут и некоторые страны, на которые мы впоследствии нападем и отберем у них гарантийные закладные с нашими подписями; затем мы выпишем чек или же группу чеков, которые впоследствии, после того как нами будут получены рекламные проспекты военной продукции с перечислением их технических характеристик с непременным учетом таких условий, как обязательные в некоторых случаях...
– Хватит! – выкрикнул Бастурхан, с трудом преодолев желание заткнуть уши руками, чтобы, наконец, избавиться от этого назойливого, бесконечного в своем пусторечии голоса. – Хватит! – еще раз выкрикнул он и тут же устыдился содеянного – Великому полководцу следовало бы проявлять больше терпения. – Летописец не успевает... – Он кивнул в сторону вспотевшего от напряжения Фридмана, перо которого носилось по листку подобно голодному, разыскивающему жратву таракану. – К тому же я сегодня слегка устал... Сейчас вы проводите этого человека в интернет-юрту, пусть приступает. – Начальник охраны кивнул. – Если же он попытается бежать...
– Господин Бастурхан, мы же с вами договорились. Мы же друзья, – укоризненно произнес Подберезовский, но тот лишь отмахнулся.
– Исполнять. – И утомленно откинувшись на расшитую золотом подушку, сказал едва слышно: – Человек, кумыса. Иначе я просто сойду с ума...
Глава 19. Старые ведьмы. Вор в законе
– Шеф, к вам пожаловали!
Сатана, не останавливаясь и не оглядываясь, пронесся мимо на приличной скорости, и Череп, чертыхнувшись, бросился вдогонку. Пробежав за самодвижущимся толчком через две комнаты, двери которых были предупредительно распахнуты настежь самим же телохранителем по приказу босса и держались в таком положении круглосуточно, он моментально запыхался и потерял надежду нагнать не снижающего скорость патрона. Постояв какое-то время неподвижно, в раздумье, дожидаясь, когда восстановится дыхание, Череп решил сменить тактику. Вычислив примерно дорогу, по которой наверняка вскоре проедет Сатана, он решил устроить засаду. Стоя возле дверей большого зала, сквозь который пролегал почти любой маршрут, если только шеф не начинал катать по большому кругу, задуманному как кольцевая дорога и умело воплощенному в жизнь рабочими престижной строительной фирмы за немалые деньги, Череп нервно курил и занимался несвойственным ему делом – размышлял. А размышлял он о превратностях воровской жизни...
Спрашивается, зачем ему нужно было прилагать в свое время неимоверные усилия, нарабатывая в своей среде авторитет, радоваться, что в итоге, благодаря неоднократно проявленным мужеству и выдержке, отмеченным воровским сообществом, он стал телохранителем первого в городе человека? Чтобы сейчас гоняться за ним по комнатам, сломя голову? И добро бы – хотя и нехорошо так даже думать, – его шеф стал бы вдруг инвалидом и потерял возможность передвигаться иначе как в инвалидной коляске. Но не на моторизованном же толчке, с которым его босс с некоторых пор не расставался ни на секунду! А он, Череп, вместо того, чтобы заниматься каким-нибудь полезным делом, должен бегать за ним по огромному особняку, чтобы доложить о прибытии каких-то не менее сумасшедших старух, запросто раскатывающих на «Харлеях»!.. Нет, эта долбаная демократия до добра не доведет, – решил в итоге Череп, – отправляясь к пепельнице, чтобы загасить сигарету. Почему-то кроме демократии в его выбритую до блеска голову ничего больше не лезло. Проходя мимо зеркала, он остановился, некоторое время брезгливо смотрел на свое отражение, затем сочно выругался и не менее сочно сплюнул прямо на пол. Поехавший крышей хозяин раскатывает на самоходной параше, а он, соответственно его же распоряжению, должен теперь все время ходить во фраке! Ему, видите ли, как решил Сатана, это идет! Нет, точно, демократия, чтоб ее мать... То ли дело раньше, при совдепе: мусора шьют им липовые дела, и они честно, от звонка до звонка, сидят по сфабрикованным обвинениям. Просто и ясно, и никакой тебе демократии с либерализмом в придачу...
Увлекшись мрачными размышлениями, он опять пропустил появление Сатаны; тот, как всегда, появился неожиданно и исчез быстро, как метеор: ему, человеку, никогда не садившемуся за руль, вдруг довелось испытать неизведанное – острейшее наслаждение от ощущения скорости.
– Хозяин!.. Хозяин!..
Пробежав за ним с десяток метров, Череп остановился и сплюнул еще раз. Опять на пол – нарочно. Если пошел такой беспредел, то чего стесняться ему? Во времена демократии дозволено все, в том числе и харкать прямо в доме...
Отчаявшись перехватить патрона, с которым, начиная со времени приобретения последним передвижного толчка, встречался очень редко, большей частью случайно, Череп опять вышел во двор. Медленно спустившись по лестнице, он подошел к огромным металлическим воротам, приоткрыл специальное окошечко и сквозь пуленепробиваемое стекло с отвращением посмотрел на двух старух в цветастых, обмотанных вокруг голов платках.
– Слышьте... бабки, – наконец подобрал он подходящее слово, вспомнив недавнее распоряжение патрона никому не хамить, потому что человек во фраке вроде как просто обязан говорить вежливо, – он это... ну, не может он вас принять, короче.
– Как это не может? – спокойно возразила более габаритная старуха, которую Череп безошибочно вычислил как старшую – вторая стояла, помалкивая. – Он депутат. Значит, обязан. Мы его избирательницы, пришли по очень важному, неотложному вопросу. Давай, зови его, и все тут.
– Не уйдем, пока он нас не примет, – поддакнула вторая, худосочная. – Ты шестерик, вот и давай, выполняй, что говорят, не качай тут права.
Какое-то время побагровевший Череп молча играл желваками, пытаясь взять себя в руки. Его обуревало сразу несколько желаний: обложить старых идиоток многоэтажными матюками; выхватить из-за полы фрака пистолет и ткнуть его дулом в эти тупые морщинистые лица; выйти за забор и расколошматить их «Харлеи» увесистой металлической трубой; и, самое, пожалуй, подходящее – поставить этих старых маразматичек на четвереньки и надавать им хороших пинков, ибо время для другого рода действий, связанных с пребыванием старух в коленно-локтевой позиции, ушло давно и безвозвратно. Впрочем, можно было осуществить все эти варианты и в комплексе.
– Короче, пошли на хуй, бабки, – овладев в итоге своими эмоциями, доброжелательно сказал он, и, испытывая законную гордость от своей выдержки, даже пожалел, что его сейчас не слышит Сатана – кажется, он ответил вполне демократично и без малейших признаков хамства, как и требовал патрон.
– Та-а-ак, симпатичный ты наш... Кажется, малыш, ты ничего не понял, – ничуть не возмутившись, все так же спокойно проговорила Кузьминична. – Мы ведь не просить пришли, мы требуем. Пускай нас по-хорошему, иначе будем говорить по-другому.
– Это как же? – спросил Череп. Ему вдруг стало интересно. Он даже слегка перекосился лицом, что при некоторой натяжке могло сойти за улыбку. К примеру, если у человека паралич лицевых мускулов или что-то в этом роде.
– А просто. Как поступают с беспредельщиками, – заявила главная старуха. – Опустим, и все дела.
Череп поперхнулся дымом только что прикуренной сигареты, бурно закашлялся и, искренне считая, что ослышался, некоторое время бессмысленно пучился в амбразуру, стекло которой по специальным пазам отодвинул в сторону минутой назад. Пучился он до тех пор, пока в его правый глаз не ткнулось что-то острое – что, как показалось Черепу, проникло в самый мозг, обжегши его подобно раскаленной докрасна вязальной спице.
– Вы че, старые бляди... – еще успел выдавить он, медленно оседая на асфальт. Его синяя от татуировок пятерня конвульсивно скребла гладкую поверхность ворот в стремлении за что-нибудь зацепиться.
Кузьминична вскинула руку, пальцами показала Петровне «О'К» и наставительно, хотя наставлять было уже некого, сказала:
– Вот так, паренек. Нечего было хамить, да еще так глупо подставляться... Знаешь, зачем он стекло отодвинул? – подкинула она вопросец подруге, проверяя ее на смекалистость.
– И гадать нечего. Чтобы на нас дымом сигаретным пыхнуть, – уверенно ответила та. – Опустить, типа, действием хотел. Словесами-то поганственными уже вдоволь нас наоскорблял.
– Во-о-от... – удовлетворившись сообразительностью Петровны, подтвердила Кузьминична. – Да только зря он это затеял – в итоге не он, а мы его опустили. И тоже действием, раз слов не понимает. Спицу только израсходованную жаль, сейчас западло ею пользоваться. Из любимых она у меня была. И сбалансирована хорошо – в темноте я ею с пятнадцати метров на один только звук в десятку попадала.
– Здорово, – уважительно кивнула Петровна и тут же озаботилась: – Вот только как мы теперь за ворота попадем? Открыть-то теперь некому...
– Как-как... Не переживай раньше времени. Придумаем что-нибудь. Мы ж с тобой круче любого спецназа навороченного...
Пассажир «Мерседеса», проезжавшего по гладкой как зеркало дороге поселка для высокопоставленных персон, раскрыв рот смотрел на карабкающуюся на высокие ворота старуху, использующую в качестве подставки другую – согнувшуюся в пояснице ровесницу.