– Он сейчас совершает инспекционную поездку по захваченной области с целью...
– С целью личного обогащения, – договорил за него Бастурхан, не почувствовав даже раздражения – одно только безразличие. – Ладно, свободен, – наконец сказал он, и некоторое время с этим же безразличием наблюдал, как специальные люди дополняют стол изысканными закусками… Внезапно взгляд Повелителя оживился – он обратил внимание на строчащего что-то в тетради с синей обложкой Фридмана, приткнувшегося возле его ног на клочке серого войлока. – Скажи, летописец, – начал он, и поднявший голову Фридман преданно блеснул стеклянными кругляками своих очков.
– Да, Повелитель? – осмелился спросить летописец, когда пауза затянулась.
– Зачитай мне свои последние записи, – наконец придумал что спросить Бастурхан.
Фридман послюнявил палец и принялся шелестеть страницами общей тетради.
– Сего дня, четырнадцать часов, двадцать две минуты, – начал он монотонным голосом, – Повелитель Вселенной: проследовал в зал для отдыха, включил телевизор и в течение полутора часов смотрел концерт императрицы российской эстрады, Ирэн Аллергеновой.
Благодаря отлично поставленной работе Подпутинских спецслужб, Бастурхан уже наперечет знал имена звезд российской эстрады, и был в курсе, что таковая, помимо императрицы, имеет в своих рядах еще примадонну, и даже некую принцессу, являющуюся, кажется, дочерью то ли примадонны, то ли императрицы.
– Я выдержал полтора часа? – недоверчиво спросил Бастурхан и Фридман, опять послюнявив палец, принялся быстро перелистывать свои записи, сличая что-то с чем-то. – Не надо, ученый человек, – остановил его Бастурхан, – я не сомневаюсь в твоем тщании, вопрос был риторическим. Продолжай.
– Далее... – продолжил монотонно бубнить летописец, – Повелитель: позвать мне ответственного за связь человека. Ответственный за связь человек: слушаю тебя, Повелитель. Повелитель: есть какие-то сведения от Богурджи? Человек: нет, Повелитель. Повелитель: от Таджибека? Человек: нет, Повелитель...
– Хватит, – поморщившись, остановил его Бастурхан. Он покосился на огромный архивный мешок за спиной Фридмана, который, как он знал, был забит общими тетрадями в разноцветных обложках, и вздохнул. Объем архива все увеличивался, и в обязательный кортеж Главнокомандующего уже входила целая фура, доверху забитая пронумерованными фридманскими мешками. На сегодняшнем была нашита бирка с шестизначным порядковым номером и Бастурхан подозревал, что совсем скоро стремительно разрастающемуся архиву объема одной фуры станет уже не хватать. – Я ценю твою скрупулезность, человек, потерявший на знаниях зрение, – сказал Повелитель выжидающе смотревшему на него летописцу, – однако сейчас я тебя спрашиваю о другом. Мне не нужно бытописание, я хочу услышать что-нибудь о великих подвигах моей Победоносной армии.
– Слушаюсь, Повелитель… – Порывшись в мешке, летописец извлек общую тетрадь с красной обложкой, в очередной раз послюнявил палец. – Прошлого месяца, тринадцатое число. Победоносное войско Великого подошло к городу Клявину, что на речке Покатой. Всего в операции участвовало: три тысячи мотоциклистов, вооруженных помповыми ружьями «Mossberg 500», две единицы бронетехники в виде трофейных водометных машин, реквизированных ранее у ОМОН-овцев города Твери, десять полевых кухонь советского образца, реквизированных с военного склада техники длительного хранения города Твери, и... Извините, Великий? – с почтительным поклоном сказал остановленный знаком Бастурхана Фридман.
– Это тоже не совсем то, – сказал Бастурхан. – Не то, что я хотел бы услышать.
– Что же вы хотите услышать? – осторожно поинтересовался Фридман. Он снял очки и специальной тряпочкой протер их разом запотевшие стекла.
– Где про верблюдов? – прикрыв глаза, спросил Бастурхан. Но не успел летописец ответить, как он продолжил, все так же не открывая глаз: – Где про раскаленное олово и ремни из спин нечестивцев? Где про мой великий военный гений и ветер, подсказывающий нам верное направление?
– Простите, – осторожно начал взмокший Фридман, – но ремни из спин запрещены женевской конвенцией. Да ваша Победоносная армия и не нарезала никаких ремней; самое большее, что позволяет себе ваша Победоносная армия, это выпороть провинившихся плетьми. Я же пишу исключительно про то, что было, и...
– Это визирь научил тебя блеять про вашу женевскую конвенцию? – грозно взревел Великий. – Интересно получается – слушаю летописца, а слышу мерзкий шепоток моего поганца-визиря! Запомните, что все конвенции устанавливаю сейчас я, Повелитель вселенной! Я не собираюсь отчитываться перед странами-неудачницами, которые еще существуют лишь благодаря моей неисчерпаемой доброте и катастрофическому недостатку времени!
Перепуганный Фридман посмотрел на сбежавшихся телохранителей, задрожал подобно осиновому листу и стукнулся головой о войлок.
– Простите, Великий! – возопил он, мерно ударяя лбом о подстилку Повелителя вселенной. – Я исправлюсь! Вы только подскажите, как надо! О, Повелитель, вы только скажите, как надо, и я...
Бастурхан успокоился так же внезапно, как и вскипел.
– Ты не справишься в одиночку, дотошный человек, – сказал он. – У тебя есть на примете толковый помощник?
– Да, – не раздумывая ответил летописец. – Это мой сын, Фридман-младший.
– Где он сейчас?
– Он солдат твоей Победоносной армии, Великий, он служит здесь, неподалеку, в обозе при кухне.
– Хорошо, сейчас прикажу доставить его сюда, пусть он заменит тебя на время. Надеюсь, ты обучил его достаточно хорошо, чтобы он смог справиться за тебя с бытописанием. Ты же иди и думай над тем, что я сказал. Вечером завтрашнего дня жду тебя с настоящей, подлинной версией летописи моего великого похода. Свободен, схожий органами зрения с кротом человек...
Вечером следующего дня перед Повелителем упал ниц человек для особых поручений.
– О, Великий!
Услышав, что к нему на прием просится летописец Фридман, совершенно позабывший о своем недавнем распоряжении Бастурхан выпучил на порученца глаза. Затем с недоумением оглянулся и вместо привычного Фридмана с проседью увидел на небольшом войлочном коврике омоложенную копию своего летописца. Черный, кучерявый, в круглых очках и тонкой шеей, на которой выделялся острый кадык, молодой человек примерно восемнадцати лет от роду почтительно поклонился.
– Что с людьми делает наука, – вздохнул Повелитель. – Такой молодой, а уже потерял на книжках зрение... Хорошо, зовите старшего.
Через минуту Фридман-старший, сидя на гостевом войлоке перед Повелителем вселенной, явно нервничая, дергаными движениями перелистывал тетрадь с обложкой зеленого цвета.
– Приступай, – когда подготовительный период слишком затянулся, велел Бастурхан.
Фридман-старший прокашлялся в последний раз.
– Летопись... – дрожащим голосом начал он. – Летопись Великого похода Победоносной монгольской армии под предводительством Великого полководца и Владыки всех... – Нетерпеливый знак, поданный Бастурханом, заставил его перейти к делу. – Летопись, – повторил Фридман и снял запотевшие очки.
Бастурхан прикрыл веки.
– ...и понял тогда мудрейший из мудрейших, Бастурхан, что в Тверь входить нельзя. Если биться в городе, военное счастье покинет его, подобно выпорхнувшей из рук голубице. Улицы Твери слишком узки, чтобы можно было развернуться на них широким мотоциклетным строем. И тогда заслал он лазутчиков, которые под видом бродячих китайских торговцев ходили по городу и, потрясая туго набитыми клетчатыми сумками из клеенки, сладкоголосо рассказывали его жителям о предстоящей дешевой распродаже, обещая ароматное турецкое мыло и выделанные искусными мастерами кожи. В субботу, в день распродажи, вышли жители гордого, отказавшегося подчиниться города, в чистое поле, на ярмарку, захватив с собой все свои накопления, где и были окружены могучими воинами хитроумного Бастурхана. Много зеленых бумажек отобрали у горожан храбрые монгольские воины, много белоликих девушек и женщин обесчестили они, затащив тех в ложные ярмарочные палатки, а еще большее количество угнали на арканах в Монголию. Мужчин же безжалостно побивали бейсбольными битами, ломая им хребты, и бросали в кювет, где тела их объедали бродячие собаки и шакалы. Стремительно ворвавшись в опустевший город, воины захватили лишившуюся защиты городскую мэрию и, куражась, отпустили толстых от беспрерывных подношений чиновников на все четыре стороны, предварительно оскопив их и объединив длинной волосяной веревкой в прочную связку. Горько стеная, удалились те, опозоренные, проклиная день тот и час, когда в их головы пришла безумная мысль не подчиниться великому Бастурхану. С работников же управления городской милиции, беззаботно игравших в кости и не ведавших о набеге, содрали живьем кожу, посыпали тела их солью и выставили на всеобщее обозрение, для устрашения сомневающихся во всемогуществе Величайшего Потрясателя вселенной. Монголы же, захватив обширные стада тучных коров и тонкорунных баранов, отягощенные несметной добычей, двинулись дальше. А холмы костей доверчивых горожан, громоздившиеся до самого неба, обдуваемые вольными ветрами и омываемые частыми в тех краях дождями, еще долго пугали случайных иностранных туристов.
Узнав о жестокой расправе в Твери, жители соседней Вологды, захватив такое количество скарба, которое могло уместиться в их самодвижущихся бензиновых повозках или рюкзаках, бежали на север столь стремительно, что тени их обгоняли собственный страх...
Летописец Фридман, лето 20… года.
Наступила тишина. Бастурхан не открывал глаз и Фридман опять заволновался. Он опять снял опять запотевшие очки и опять принялся протирать их опять задрожавшими руками. Когда раздался громкий возглас Потрясателя вселенной, он вздрогнул и выронил очки.
– Кумыса! – выкрикнул Бастурхан. Его голос прозвучал звонко, подобно медным трубам, из которых специальные трубачи призывали непобедимых монгольских воинов броситься в сокрушительную для неверных атаку. – Кумыса мне и лучшему монгольскому летописцу всех времен! – Фридман-старший вздохнул с облегчением и полез в карман за валидолом, а Фридман-младший быстро зафиксировал в тетради последнее распоряжение великого Потрясателя вселенной... – Это действительно было? – спросил залпом осушивший огромную пиалу Повелитель. – Ну, то что ты написал про Тверь... – Фридман-старший замялся и почувствовал, что ему срочно требуется еще одна таблетка валидола. Не успел он придумать ответ, как Повелитель жестом приказал ему подать тетрадь в зеленой обложке. – Бегло ее пролистав, он вернул тетрадь летописцу. – Можешь не отвечать, ученый человек. Я сам знаю ответ. Если событие запечатлено здесь, – он кивнул на тетрадь, – значит, оно имело место в жизни; такому подходу к истории научили меня мои латышские друзья. Посему, это подлинная история, и творю ее я, Лучший друг побежденных моим военным гением народов! И я, великий Потрясатель вселенной и Вождь всех вождей, повелеваю... – Он осушил еще одну огромную пиалу, крякнул и повелительно произнес: – Отныне ты пишешь свою правдивую летопись обо всех городах, которые я думаю занять. Чтобы ты не отлынивал, хотя я в твоем старании нисколько не сомневаюсь, ты будешь сидеть здесь, под моим присмотром. В любой момент я могу попросить тебя зачитать что-то из того, что, согласно твоим правдивым записям, произойдет в дальнейшем. Это может оказаться полезным для дела, это может натолкнуть меня на нужные мысли... – И знаком приказав принести еще один кувшин, благодушно закончил: – На сегодня все. Перенесите меня в комнату отдыха и включите концерт какого-нибудь юмориста. Клянусь Небом, мне нравится юмор моих будущих вассалов...
С этого дня возле войлока Повелителя вселенной лежали уже два серых писарских коврика, занимаемые двумя учеными Фридманами, старшим и младшим. Сидя по левую и правую руку Повелителя, они безостановочно строчили что-то в своих разноцветных тетрадях. У них было столько работы, что порой они в течение целого дня не имели возможности даже переглянуться друг с другом...
Глава 34. Экс-президент
Кряжистый человек в синем рабочем комбинезоне на голое тело и синем рабочем подшлемнике наконец вышел из леса.
– Понасажали, понимаешь, деревьев, – пробурчал он, отряхивая штанины от налипшего на них мусора. – Не проехать, понимаешь, не пройти... – Оглядевшись, он обнаружил, что кругом простирается бескрайнее чистое поле, что тоже не вызвало у него одобрения. – На хрена, понимаешь, такие пространства, – проворчал он и двинулся к горизонту, где, кажется, происходило какое-то шевеление...
Не дойдя до широкого шоссе, он остановился в недоумении. Казалось, народ сошел с ума. Все шесть рядов были забиты едущим в одном направлении транспортом. Автобусы, грузовые и легковые автомашины, мотоциклы, юркие велосипедисты – громко взвывая клаксонами, все ехали кучно, с черепашьей скоростью, мешая друг другу и борясь буквально за каждый сантиметр свободного пространства. Если автомобиль был оборудован багажником на крыше, тот обязательно был навьючен чем-нибудь габаритным, если же верхний багажник отсутствовал, то нижний непременно ломился от забитых в него вещей до такой степени, что у него не закрывалась крышка. Периодически движение останавливалось, и тогда автомобилисты начинали ругаться друг с другом через открытые окна, наиболее горячие выскакивали и устраивали скоротечные разборки, но стоило колонне возобновить движение, как все поспешно разбегались по машинам и ехали дальше. Владельцы техники помощнее оказались в выигрышном положении. Грузовые машины, трактора, джипы – имели возможность продвигаться параллельно дороге, по ее лишенной асфальта обочине.
Там же брели «безлошадные». Вид огромной толпы обвешанных скарбом и детьми людей в точности повторял сцены из многочисленных кинофильмов про войну. Беженцы тащили рюкзаки и чемоданы, тюки и свертки, кое-кто приспособил для перемещения груза детские коляски, а один гражданин даже тащил за собой на веревке жестяное корыто с набросанным туда барахлом.
Кряжистый человек приблизился к шоссе и стал мешать общему движению. Несколько раз его толкнули, дважды пообещали набить морду, матерные же слова в его адрес неслись беспрерывно. Не обращая внимания на недовольных, он стоял, словно выжидая чего-то, но если бы кто-то вздумал спросить его о цели такого бесполезного стояния, вряд ли он смог бы ответить.