75376.fb2
– По две лодки на человека?
– Именно так. Вы их просто не знаете, это страшные люди! – воскликнул премьер-министр. – Помимо военных, угрожающих нашей независимости лодок у них еще имеются охотничьи ружья! Это действительно пятая колонна, которая угрожает безопасности нашего молодого независимого государства!
Министры переглянулись, словно не решаясь что-то сказать или спросить.
– Говорите, – решив им помочь, сказал Угедей.
– У нас есть деловое предложение, – наконец сказал премьер-министр.
– Я слушаю.
Премьер опять замялся, посмотрел в поисках поддержки на коллег и глубоко вдохнул, словно собираясь нырнуть.
– Помогите нам избавиться от пятой колонны.
– От российских пенсионеров? – уточнил Угедей.
– Вы не понимаете, это только так звучит, это только слова! На деле это страшные люди, имеющие лодки и охотничьи ружья!
– Каким, по-вашему, образом я могу решить вопрос с вашими пенсионерами? – устало спросил Угедей.
Министры опять заговорили все разом. В возбуждении они обступили командарма, чем привели его охрану в замешательство. Десять монголов внимательно следили за каждым движением потерявших прибалтийскую невозмутимость министров. Когда премьер, забывшись, ухватил Угедея за пуговицу «сталинского» френча, начальник охраны выкрикнул что-то угрожающее, гортанное, и министр поспешно отдернул руку.
– Для вас это не представит трудности, вы знаете, как решаются подобные проблемы!
– Мы покажем вам отличное место в лесу!
– Мы бы и сами, но мы теперь европейцы, нам нельзя!
– Да-да, нас не поймет Европа!
– Или можно подсадить в каждую «Казанку» по пенсионеру, чтобы вы вывезли их на историческую родину. Это будет выгодно всем, ведь в случае чего они могут пригодиться вам в роли живого щита…
– Я подумаю, – сказал Угедей. И более не обращая внимания на министров, у которых потухли глаза, в сопровождении телохранителей покинул зал заседаний…
От культурной программы, предусматривающей посещение выставки картин латышских художников и музей коммунистической оккупации, гости, сославшись на усталость и плотный график подготовки к предстоящей операции, вежливо, но твердо отказались, чем весьма обидели принимающую сторону. Но, конечно, та по-европейски сохранила на своем лице цивилизованную улыбку.
Однако на следующий день так просто отвертеться от предложений союзников монголам не удалось. С самого утра в ставку великого военачальника прибыл посланец латвийского правительства с приглашением поприсутствовать на открытии памятника приглашаемому, в чем ошарашенный такой новостью Угедей не смог ему отказать. Сопровождаемый кортежем мотоциклистов, бронированный автомобиль командарма проследовал на улицу Бривибас, к месту открытия памятника себе. На постаменте, когда-то служившим пристанищем вождю пролетарской революции, каменное тело которого по обретении республикой очередной независимости было подвешено за шею к подъемному крану и при рукоплескании политически пробудившегося народа торжественно сдернуто с пьедестала, сейчас находилось нечто, закрытое брезентовым покрывалом. Целые полчища полицейских едва сдерживали напор рукоплещущего за специальными проволочными ограждениями народа. Когда брезентовая ткань медленно спустилась, согласно замыслу режиссеров театрализованного представления, под торжественную музыку Раймонда Слаупса «Латыш с монголом братья навек», написанную последним за одну ночь специально для этого знаменательного события, невозмутимые монголы из окружения Угедея загомонили, не сумев сдержать эмоций, а самого командарма едва не прошибла слеза умиления. Он впервые видел памятник такой выразительности и художественной силы, и памятник этот был им, Угедеем, в гранитном, как когда-то Ленин, воплощении. Как и последний, Угедей стоял с поднятой рукой, указывая ею на восток.
«Богатством Сибири прирастать Монголия будет!» – гласила надпись по-латышски на постаменте, которую командарму перевели и смысл которой он не очень понял, в чем не решился признаться ни гостеприимным хозяевам, ни своему окружению. Крики ликующей толпы перешли в настоящий рев, сопровождаемый бурными овациями. Народ принялся кидать через ограждение цветы, которыми вскоре была завалена вся широкая мостовая.
– Но когда ваши мастера успели изваять такой памятник? – спросил пораженный монгол, разглядывая самого себя в своем сталинском френче и даже держащим курительную трубку, чего в жизни не было, но что ему очень понравилось, потому что усиливало некогда обнаруженное Угедеем сходство себя с великим русским правителем, чем он очень гордился и что старался всячески подчеркнуть. За ненадобностью трубки некурящий Угедей постоянно носил в руке блестящие черные четки. – Это просто невозможно!
– Для латышей нет ничего невозможного, – последовал короткий ответ официальных лиц принимающей стороны, и это было правдой, потому что оболочка памятника была изготовлена из специального, внешне похожего на гранит картона, внутренность которого для устойчивости залили пенистой, быстротвердеющей массой…
Почувствовав, что железный монгол дал слабину, хозяева использовали столь благоприятную возможность на полную катушку. Утратившего на время твердость духа Угедея тут же затащили в филармонию на закрытый фортепианный концерт Раймонда Слаупса, затем повезли в Межапарк,* где перед ошалевшими степняками выступили танцевальные народные коллективы, затем последовали еще какие-то мероприятия, которые Угедей не запомнил и не очень понял их смысла, закончился же насыщенный культурными зрелищами день в рижском Зоологическом парке, предварительно освобожденном от рядовых посетителей. Это оказалось именно тем, что было нужно простодушному, не видевшему в жизни ничего, кроме своих степей, монголу. До самого вечера расхаживал впавший в детство Угедей перед клетками с экзотическими животными, надолго останавливаясь то перед бассейном с белым медведем, то перед вольером со слоном, и безостановочно, как ребенок, смеялся, не зная, что все его действия и малейшие жесты на всякий случай тайком снимаются на видео. Мало ли для чего могла такая пленка понадобиться впоследствии. У рачительных хозяев любая ненужная мелочь может храниться годами и любая мелочь может неожиданно превратиться в убойный компромат.
* Межапарк: престижный зеленый район Риги с частными особняками.
В свою временную резиденцию Угедей вернулся с чувством полного удовлетворения, подобного тому, что постоянно испытывали члены советского Политбюро…
На следующий день командарм со своими военспецами встретились с латвийскими военными с целью апробации секретного порошка, должного обеспечить монгольскому войску безопасное продвижение на речных лодках по открытому морю. Контейнеры с соответствующим порошком были срочно доставлены в Латвию российскими спецслужбами с помощью грузового авиатранспорта, и в обстановке строжайшей секретности переправлены на военную базу в поселке Адажи, доставшуюся латвийским военным в наследство от оккупационной советской армии. На глазах Угедея в воздух поднялись три «Кукурузника» из военно-воздушных сил латвийского государства, которые принялись летать над выбранным монголом участком Рижского залива, распыляя чудо-порошок подобно удобрению над возделываемым полем. На глазах мужественного, но наивного монгола порошок образовал невидимую защитную пленку и море на выбранном для эксперимента участке стало ровным, подобно поверхности биллиардного стола. Храбрый командарм лично сел в предоставленную ему «Казанку» и, сопровождаемый лодками с телохранителями и моряками латвийского военно-морского флота, с ветерком промчался до горизонта и обратно, что заняло несколько часов и вызвало у сухопутного до сей поры человека целую гамму эмоций и чувств – в основном восторженного толка. Утром следующего дня он послал краткий радиоотчет Бастурхану, запрашивая у того разрешение на начало проведения операции по достижению Петербурга с целью последующего его захвата, водным путем. Несчастный Угедей не знал, что пленке суждено просуществовать только до появления специального луча с российского военного спутника, а соответствующую команду в космос должен подать с командного пункта президент Российской Федерации лично, путем нажатия специальной кнопки…
Монголы, разместившиеся в Юрмале, заполонили все пространство дюнной зоны вдоль Рижского залива. Особым уважением пользовались у них цивилизованные участки от станции Лиелупе до станции Кемери. Тысячники, сотники и особо отличившиеся из простых воинов получили у командарма бесплатные абонементы на концерты «Новой волны» и каждый вечер с упоением слушали выступающих на сцене концертного зала Дзинтари россиян. По причине ограниченной вместимости зала, зрителям немонгольского происхождения мест не хватало, и они были вынуждены смотреть концерты по телевизору. К чести монголов следует сказать, что по личному приказу Бастурхана, из отелей и туристических комплексов россиян не изгоняли, и вообще никаких репрессивных мер в отношении них не предпринимали. Таким образом, в курортной зоне действовало как бы негласное перемирие. Единственным неудобством было то, что по причине закрытых монгольским войском аэропортов, автобусных станций, железных дорог и дорог автомобильных, покинуть Латвийскую республику туристы не имели возможности. Зато просто отдыхать им никто не мешал. Устав сидеть в отелях и съемных квартирах, россияне шли загорать, но пляж был забит смуглыми телами до такой степени, что даже протиснуться к морю, возникни у них такое желание, было невозможно. Монголы разводили в дюнах костры, варили в огромных котлах похлебку или жарили на углях мясо, распространяя по Юрмале аппетитный запах, который вызывал спазматические движения желудков голодных российских туристов – все кафе, рестораны и магазины были закрыты по причине отсутствия еды; еда же отсутствовала по причине отменного аппетита и многочисленности монголов. В свободное время последние играли в волейбол изъятыми у отдыхающих и в пунктах проката мячами, мыли в море свои мотоциклы, отрабатывали тактические приемы рукопашного и мотоциклетного боя или просто загорали. Вечером российские туристы шли к концертному залу, но тот был забит не менее плотно, чем пляж. Монголы вовсю смеялись шуткам российских юмористов, языка которых в большинстве своем не понимали, увлеченно слушали песни эстрадных российских звезд, аплодировали и даже преподносили выступающим конфискованные у местных торговцев цветы. Особой популярностью пользовались у суровых монгольских воинов на свою беду прилетевшие выступить вне конкурса Филипп Пирпоров и Владимир Бинокур. Польстившиеся на высокие гонорары звезды в итоге бесплатно выступали перед благодарными зрителями в течение трех недель, пока не пришла радиограмма от Повелителя вселенной, давшего своему другу и соратнику Угедею добро на проведение масштабной военной операции под кодовым названием «Буря в юрмальской дюнной зоне». Никакого отношения к Юрмале, кроме своего названия, операция не имела, название же, в свою очередь, имело цель дезориентировать российские спецслужбы, оказывавшие, по донесениям контрразведки Угедея, курортному городу усиленное внимание.
Вообще, своим пребыванием в дружественно настроенном к монголам государстве союзников Угедей в итоге остался доволен, что и отметил в своей прощальной речи перед высшими должностными лицами государства, состоявшейся перед отбытием в Санкт-Петербург в оздоровительном пансионате станции Кемери. Лишь один небольшой, имевший место эпизод омрачил отдых командарма в этой благополучной европейской стране. Когда он в окружении своих заместителей покидал после военного совещания президентский Дворец, из припарковавшегося на дворцовой площади лимузина с затемненными стеклами выскочила пожилая женщина, стремглав бросившаяся к ним. Она повисла на шее не успевшего среагировать Угедея, затем проделала то же с его соратниками. Из ее сбивчивой речи на английском языке опешивший командарм ничего не понял, переводчик же появился с недопустимым для организации государственных визитов подобного уровня запозданием. Оказалось, монголы подверглись дружескому нападению бывшего президента Латвии Байбы Брейберги, давно вышедшей в отставку, но не сложившей с себя титула главного борца с коммунистическим режимом и ответственности за происходящее в стране. Экс-президент, неоднократный владелец титула «политик года» по оценкам мировой прессы, Байба Брейберга прибыла к Дворцу с неофициальным визитом, чтобы личным присутствием засвидетельствовать любовь латышского народа к освободительной армии монголов. Угедей с соратниками были одарены варежками с национальным латышским орнаментом, картинами художницы Лаймы Приекуле и книгами латышских историков о коммунистической оккупации. Впоследствии было проведено тщательнейшее расследование этого эпизода спецслужбой Угедея, которое, однако, не дало результатов. Осталось загадкой, как Байба Брейберга смогла проникнуть сквозь тройной заслон охраны, усеявшей дворцовую площадь, и, мало того, как ей удалось сделать это на лимузине. Единственным результатом жесточайшей проверки явились разжалования и иные наказания обеспечивавших безопасность главкома должностных лиц непобедимой монгольской Орды, причем головы некоторых из них полетели далеко не в переносном смысле…
Однако, как бы там ни было, великий монгольский командарм еще около недели, оставшись в одиночестве, с удовольствием натягивал на руки красивые варежки – до сих пор этому мужественному монголу никто никогда ничего не дарил, за всю его нелегкую трудовую жизнь…
В то же время спецслужбы России проводили тайную операцию, которая получила название «Монгольская дорога жизни». В Латвию было срочно направлено огромное количество контейнеровозов с «Казанками» и лодочными моторами «Вихрь» различных модификаций, потому что число владеющих этими грозными боевыми лодками военных пенсионеров было латвийскими властями слегка преувеличено, раз примерно в двести – известный в психиатрии феномен «самонакручивания» творческих личностей, на деле доказывающий, что человеческая фантазия воистину не ведает границ. Около недели Рижский торговый порт работал в экстренном и секретном режиме, а чтобы отвлечь внимание союзников, Раймонду Слаупсу пришлось дать несколько фортепианных концертов под открытым небом с доступом всех желающих монголов. Дымовая завеса в виде исполнения обильно сочиненной им эстрадной и иной музыки сработала на все сто. В то время, как руководители спецслужб армии Угедея рукоплескали Мэтру в концертном зале Дзинтари, докеры в Риге работали в три смены, укрепляя и без того крепкую экономику государства, поднимая ее до совсем уже невиданных высот...
Вообще, кратковременное пребывание монгольской армии на территории суверенной республики имело для последней огромное экономическое, культурное и политическое значение. Так, например, благодаря монголам произошел мощный всплеск медленно угасающей в стране рождаемости – спустя девять месяцев после неудачного отбытия монголов в Санкт-Петербург роддома страны работали в экстренном режиме и все равно не смогли вместить многочисленных рожениц; пришлось в срочном порядке формировать из вышедших на пенсию врачей разъездные акушерские бригады и принимать роды на дому. Родившиеся смуглые узкоглазые дети получили неофициальный статус «детей свободы» и имели законодательно закрепленное преимущество при поступлении в военные вузы и полицейские академии страны, а матерям-одиночкам в торжественной обстановке были вручены ордена «трех звезд» третьей степени и единовременные денежные пособия.
Также Евросоюз выделил огромные компенсации за нанесенный монголами ущерб дюнной зоне уникального города-курорта. Компенсации были быстро и успешно распилены фракциями правящих партий и в дюнной зоне в срочном порядке развернулся проект реновации пострадавшей от монгольского нашествия земли – начато строительство многочисленных особняков для представителей политической элиты страны.
Животноводство и птицеводство, как и рождаемость, впоследствии поднялись на небывалую высоту, благодаря немалым, выделенным Евросоюзом деньгам на организацию ввоза в страну новых пород коров, овец и повышенной яйценоскости кур, взамен живности, дочиста съеденной монголами.
Таким образом, простые монгольские воины послужили славному делу обогащения простых латвийских граждан и повышению узнаваемости образа Латвии в мире, с чем на протяжении более чем двадцати лет независимости не смог справиться специально созданный для этих целей Институт...
Едва армия Угедея сгинула бесславно в морской пучине, его памятник был снесен в торжественной обстановке с присутствием высших государственных лиц, недавно его открывавших, освободительная армия монголов была объявлена оккупационной, а открытый при командарме «Музей монгольской славы» был переименован в «Музей монгольской оккупации», благо что в табличке следовало заменить всего одно слово, что не потребовало больших вложений бюджетных средств…
Когда латвийскому президенту доложили об окончании операции, он вздохнул с облегчением и позвонил в колокольчик, вызывая секретаря.
– Пиши, – приказал Бунтис Пулманис, и молодой человек со скошенным подбородком, склонившись подобострастным морским коньком, раскрыл кожаного переплета тетрадь. – Совету Европы. Заявление… Латвийская независимая Республика пережила геноцид со стороны Монгольской Народной Республики. В связи с этим прошу европейские органы принять к рассмотрению декларацию об осуждении русского коммунистического режима. Также прошу принять и рассмотреть иск к России, натравившей на Латвию монгольских угнетателей. – Пулманис сделал паузу. – Далее. Сейму Латвии. Срочно. Прошу депутатов созвать внеочередное заседание с целью принятия законопроекта о создании специальной государственной комиссии по подсчету ущерба от монгольской оккупации… Далее. Генеральному секретарю блока НАТО Хью Хеффнеру. Прошу нанести ядерный удар возмездия по территории Российской Федерации… Далее. Президенту Российской Федерации Владимиру Владимировичу Подпутину от президента Латвийской независимой Республики Бунтиса Пулманиса. Позвольте заверить вас и ваш народ в нашей искренней дружбе…
Глава 48. Олигарх. Монголы
На огромном поле, где встала лагерем непобедимая армия Повелителя вселенной, негде было ступить шагу. Огромный муравейник, состоящий из бессчетного числа воинов и боевой техники, находился, как и полагается муравейнику, в постоянном движении. Монголы разбили походные палатки российского производства, некогда добытые своим ловким, находящимся во всероссийском розыске снабженцем, развели костры, и сейчас десятилетиями покрытое бурьяном пространство в одночасье приобрело обжитой, усугубляемый ароматом варящейся в котлах баранины, вид, а бурьяна нельзя было найти и травинки. Таким образом монголы колесами своих мотоциклов и подошвами зэковских кирзовых ботинок за один день решили проблему очистки некогда предназначавшейся под запашку зерновыми территории, с чем когда-то не смогли справиться советские хозяйственники и за десятилетия своей бурной деятельности.
Бастурхан вышел из полководческой юрты, разместившейся в самом центре лагеря, набрал в грудь начинающий сыреть вечерний воздух, остановил взгляд на озаряемом закатывающимся светилом горизонте.
– Хорошо, – тихо сказал он, и свита, состоящая из десятка высших военных чинов Орды, почти синхронно кивнула. – Визирь тоже должен это видеть, – вдруг сказал он, и начальник охраны, дюжий монгол лет сорока в кроссовках, спортивных штанах и кожаной куртке турецкого производства, сделал знак подчиненным. Через минуту трое подтянутых монголов в кожанках вывели из юрты, слегка подталкивая в спину, упирающегося Подберезовского. Телефонную трубку визирь был вынужден прижимать к уху плечом, потому что руки были заняты – ими он отбивался от окруживших его монголов.
– Бастурхан Бастурханович, это беспредел! – возмущенно закричал он, едва ступив в вечернюю прохладу. – Да это я не вам... – бросил он в трубку, поморщившись. – Нет, ну как прикажете это понимать! Сидит человек, ведет важные для Орды переговоры, в поте лица кует, можно сказать, ее военный успех и экономическое благосостояние, а тут какие-то немытые босяки... Да не трогай меня, сказано! – заорал он, зло отпихнув приблизившегося к нему вплотную охранника. – Бастурхан Бастурханович... – его голос приобрел плачущие нотки, – да что ж это такое! Ваши люди не чистят, что ли, зубы... Вон, эта лошадь как на меня дыхнула, – он покосился на высокого худого монгола, которого только что оттолкнул, и едва удержался от искушения дать ему пинка, – так у меня все важные мысли вылетели из головы... А я, между прочим, человек государственный, второе, можно сказать, лицо в великой Орде и вообще... Да не вам я это! – яростно прокричал он в трубку и в следующее мгновение все же дал пинка охраннику с вытянутым лошадиным лицом: – Жри «Тик-так», немытая твоя морда! Ты, конечно, еще не в Европе, но уже и не в своей засраной... – Он покосился на стоящего неподвижно, любующегося закатом Повелителя, и прикусил язык. – Это, к твоему сведению, Россия. Тоже, между прочим, не хрен собачий. Знаешь, какие здесь рестораны... Тебя ни один фэйс-контроль и за километр бы ко входу не подпустил... Бастурхан Бастурханович, но ведь это и впрямь невыносимо. Они у вас что, не проходили медицинскую комиссию? Разве в ваших военкоматах нет зубоврачебных кабинетов или хотя бы просто соответствующих специалистов, без кабинетов... Как вы, простите, призывали их в армию!