Тимурленг обследовал имущественное положение градоправителя Акшехира и под тем предлогом, что он растратил деньги, собранные в счет налогов, потребовал его к себе, чтобы конфисковать его имущество. Он разорвал книгу счетов, написанных на бумаге, и насильно начал пихать ему бумагу в рот. Осуществив задуманную конфискацию, он ободрал градоправителя, как липку, — у того не осталось и медной полушки.
Потом Тимурленг призвал ходжу и приказал ему, во внимание к его честности, принять на себя надзор за сбором налогов. Никакие отговоры не действовали, — Тимурленг и слышать ничего не хотел. В начале следующего месяца он потребовал отчета, и, увидев, что отчетность выписана на пидэ{Пидэ — плоская белая лепешка.}, испеченном на золе, Тимурленг, ядовито улыбаясь, спросил: «Это что?» — «Да разве в конце концов, мне не придется глотать счет? — заметил ходжа. — У вашего покорного слуги не такой аппетит, как у моего предшественника. Я старик, и мой желудок может переварить только такую пищу».
Зажарил однажды ходжа гуся и понес государю. Дорогою, проголодавшись, он в укромном месте спустил в брюхо одну гусиную лапку. Представ перед падишахом, он поднес ему, соблюдая церемонии, подарок. Тимуру бросилось в глаза, что гусь без одной ноги, и он спросил об этом у ходжи. «У нас в Акшехире все гуси одноногие, — заметил ходжа. — А если не веришь, взгляни на гусей, что у источника». Действительно, в то время гуси, гревшиеся на солнце у источника, стояли на одной ноге и, опустив голову, дремали.
Выглянув из окна, падишах долго смотрел на этих гусей.
В это время случайно заиграли зорю. Музыканты разом ударили в барабан колотушками, от гула труб застонало небо, и гуси, став на обе ноги, начали боязливо кидаться из стороны в сторону, чтобы только куда-нибудь убежать. Тимур подозвал ходжу к окну и сказал: «Ходжа, ты говоришь неправду; посмотри: у гусей — по две ноги». — «Ну, если бы ты отведал этих палок, — заметил ходжа, — ты пополз бы на четвереньках».
Пришли однажды к хакиму два человека. Истец и говорит: «Эфенди! Этот человек шел, взвалив на спину дрова». Нога у него запнулась, он упал. Дрова свалились, и он попросил меня взвалить ему вязанку дров на спину. Я спросил у него, что он даст мне за это. «Ничего» — сказал он. «Ладно» — подумал я и согласился. Взвалил ему дрова и потребовал обещанное им «ничто», а он мне не дал. Вот я и требую теперь от него это «ничто». Удовлетворите меня в моих правах».
Их хаким переправил к «теневому судье». искусство которого в разрешении подобных тяжб было уже испытано. Ходжа, согласно положению, внимательно выслушал все, как было, и сказал: «Ну, конечно, ты прав: безусловно он должен исполнить свое обещание — уплатить свой долг, — и, указывая на коврик, на котором сидел, продолжал, — Подойди, сюда, дружок! подними этот ковер, на котором я сижу. Что там?».— «Ничего». — отвечал истец. «Возьми его и уходи. Ну-ну, не задерживайся, бери, что тебе принадлежит, и проваливай!»
У ходжи спросили: «Как сделаться настоящим человеком?» — «Когда знающие говорят, — наставлял ходжа, — нужно внимательно слушать, а если кто-нибудь тебя слушает, собственные уши твои должны слышать те слова, которые ты говоришь».
Лежа на смертном одре, ходжа сказал своей жене: «Ну-ка, женушка! Надень самые пышные платья, приведи в порядок волосы и заулыбайся. Постарайся приукраситься, как только можно, и приходи ко мне». А жена и говорит: «Как могу я бросить тебя в тяжелое время? Где уж мне думать о нарядах? Я ни за что не стану этого делать. Да и для чего? Неужели ты считаешь меня такой бессовестной, неблагодарной?» — «Нет, дорогая жена, — возразил ходжа, — напрасно приходят тебе в голову такие мысли. Цель у меня совсем другая: я вижу, что подошел мой смертный час. Азраил все время вертится около меня. Если он увидит тебя в нарядном платье, похожую на ангела, раскачивающуюся, как павлин, быть может, он возьмет тебя, а меня оставит в покое».
Жена от изумления смотрела на ходжу. А одна из женщин, бывших при этом, воскликнула: «Дай бог, чтобы так не было! Но видно, когда придет твой конец, ты и тогда не изменишь своему характеру».
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Юмор и острословие были свойственны литературам Востока с древнейших времен. Литературные произведения, написанные в первых веках н.э. на среднеиранских языках, содержали в себе иронию и отзвуки народного юмора. Так, в одном из пехлевийских произведений приведен словесный поединок пальмы и козы. Пальма — козе: «Палку из меня делают, которой твою шею «целуют», кол из меня делают, на который тебя вниз головой вешают». Коза — пальме: «Таковы мои золотые слова, что я слагаю перед тобою, подобно тому как мечут бисер перед свиньей или боровом или же играют на лютне перед бешеным верблюдом».
Ирония, юмор и сатира процветали на Востоке от века к веку в произведениях Рудаки и Фирдоуси, Ибн Сины (Авиценны) и Омара Хайяма, Саади и Хафиза, Навои и Джами. Несомненно, что в классической восточной поэзии и прозе своеобразно проявлялись фольклорные мотивы. Образ смелого и находчивого остряка, смехом побеждающего противника, встречается в сказках всех народов Востока.
Характерно, что в наиболее тяжелые и переломные моменты в жизни народов смех становился настоящим оружием. Так было во времена арабского завоевания и антихалифатских движений в VII-IХ вв., во время монгольского нашествия и антимонгольских восстаний ХIII-ХIV вв., в Средней Азии в период завоеваний Шейбанидов и народных восстаний ХVI-ХVIII вв. Сатира становилась распространенным жанром на восточных «окраинах» Российской империи в ХIХ-ХХ вв.
Можно с большой долей уверенности утверждать, что образ Насреддина создан в народной среде в один из острых моментов — в период антихалифатских народных движений в Иране и Средней Азии. В то же время очень многие, в том числе серьезные ученые, считают, что ходжа Насреддин не миф, не легенда, а реально существовавшее историческое лицо. Считается, что его могила находится в Акшехире, а его родина — Сиврихисар (Малая Азия).
В документах духовного архива Акшехира есть косвенное упоминание о Насреддине, ученике и последователе сейида Махмуда Хайрани и ходжи Ибрагима-султана. Скупые сведения о каком-то Насреддине, выступившем свидетелем при регистрации двух дарственных документов названных выше ученых, дополняются заявлением муфтия Хасана, который в 80-х годах XIX столетия исследовал архивы Сиврихисара и как будто бы установил, что ходжа Насреддин родился в 605 году хиджры в деревне Хорто близ Сиврихисара, а отец его Абдулла был имамом. В 635 году хиджры он ушел в Акшехир, где умер в 683 году хиджры (1284—1285 г. н.э.), т.е. ходжа Насреддин жил в XIII веке в монгольскую эпоху, захватив угасание династии Сельджукидов.
Как бы там ни было, несомненно одно: в процессе взаимообмена культурными ценностями все народы мусульманского Востока внесли свой вклад в развитие образа ходжи Насреддина. Это арабы, турки, иранцы, народы Кавказа, уйгуры, народы Средней Азии. Тип остряка, воплотившийся вначале в Джухе и Талхаке, затем трансформировался в ходжу Насреддина, а потом персонифицировался в таких общеизвестных притворщиках, хитрецах и острословах, как мулла Мушфики у узбеков, Алдар Косе у казахов.
Через материки — от Испании до Китая шагал этот народный герой, дурача и обманывая наивных и легковерных, меча стрелы сатиры в неправедных властителей, побеждая в спорах с религиозными догматиками и начетчиками.
Образ Насреддина противоречив. Он в анекдотах предстает то как мудрец, а то как простак и дурень. Но в фольклоре всех народов такое смешение до поры до времения было возможно, тем более, что «дурак» в народном творчестве часто незаметно переходит в притворщика, оставляющего в дураках других. Вспомним, хотя бы, Ивана-дурачка, непременного героя многих русских сказок. Насреддин сродни и Тилю Уленшпигелю, и Кола Брюньону.
Переводчик анекдотов, выдающийся тюрколог академик В. А. Гордлевский, старался точно передать турецкий текст. «Осовремениванию» текст анекдотов издателями не подвергался.
Издатели этого сборника надеются, что Вы получили разрядку смехом, а смех, как известно, продлевает жизнь...
Ходжа — вежливое обращение к ученому, просвещенному наставнику.
Акшехир — город в Малой Азии.
«Белячок» — небольшая серебряная монета, имевшая некогда хожде в Турции.
Сарык — головная повязка вокруг фески.
Румом — (т.е. Римом — Восточной Римской империей) называлась Малая Азия.
Анекдот заключает агитационную мысль о превосходстве ислама над христианством.
Ленг — «хромой» — прозвище Тимура
Миндер—подушкадлясиденья
Ходжа отвечает поговоркой. Плов с шафраном — пряное блюдо; плов заключительное блюдо на званом пиру: на свадьбе, во время обрезаний и т.д.
Xатыб — в его обязанности входит чтение в мечети молитвы — хутбы (молитва за предержащие власти). Опуская покойника в могилу, хатыбтакже наставляет его, как отвечать ангелам, которые будут допрашивать его после смерти.
Сиврихисар — небольшой городок в Малой Азии, родина ходжи Насреддина.
Кази — духовный судья, разбиравший гражданские дела.
Факих — законовед-богослов.
Талебэ — воспитанник медресе.
Долаб — шкаф, встроенный в стену.
Обычно муж и жена не зовут друг друга по имени, но, может быть, здесь слышатся искаженные отзвуки старого обычая, когда невестка, вступая семью мужа, не смела звать свекра по имени.
Джуз — одна из 30 частей Корана, первая книга для чтения, дававшаяся ребенку в школе.
Мелами — дервиш-циник. В имени Шейяд заключен наме на лицем рие дервиша, обманывающего легковерных людей; с сельджукидски поэтом Шейяд-Хамзой связаны фривольные анекдоты.
Джуббэ — длинная верхняя одежда на Востоке.
Эзан — призыв в молитве.
Каук — высокая шапка на вате, вокруг которой наматывали сарык — белый платок.
Безестан — внутренняя часть крытого базара в Стамбуле, где торгуют старинными вещами (антиквариатом), а также старьем.
Биниш — широкое джуббэ, которое носили в торжественных случаях ученые.
Пара — медная монета.
Хаким — здесь — окружной судья.
Аба — верхняя одежда из грубой шерсти; род плаща или бурки.
Чарык — крестьянская обувь, сделанная из куска бычьей кожи.
Имена ангелов, допрашивающих покойника в могиле.