девять штук.
Борман скромно потупил глазки. Мюллер по воле его
мелкой пакости до сих пор, наверно, строил песочницы в
джунглях, если не съели крокодилы.
-- А в Москву, - прервал его гнусные мысли Штирлиц, -
прилетело не девять человек, а восемь и еще какой-то
зеленый мужик.
Борман хихикнул - шутка опять-таки удалась.
-- Вот ты ржешь, противная морда, - вполне миролюбиво
сказал Штирлиц, - А этот мужик на Лубянке трех охранников
съел. Он, оказывается, в джунглях крокодилом работал.
Борман радовался, как ребенок, держась за живот и
потирая короткие волосатые руки.
-- Хватит ржать, - сказал Штирлиц, которому тоже
становилось смешно от принятого спиртного. - Куда,
вражеская морда, Мюллера дел ? Моего, понимаешь, друга
детства.
-- Ой, не бей меня, Штирлиц, - попросил Борман, с трудом
уворачиваясь от вытащенного кастета, - Никуда твой Мюллер
не денется, бегает, наверно, в джунглях...
-- Нехороший ты человек, - сказал Штирлиц, дохнув
Борману перегаром в лицо. - Завтра мы вылетаем в
Бразилию.
-- В ка-акую Бразилию ? - испуганно спросил Борман,
поднимаясь с пола.
-- В та-акую, - передразнил его Штирлиц. - Этот
пакостник Мюллер в Бразилии Рейх открыл и фюрером стал.
Нахал. - довольный, что он умеет говорить в рифму,
Штирлиц высморкался в газету "Гудок" и сел в кресло.
Борман сидел на полу и понемногу злился. Ему
совершенно не светила перспектива провести лучшие годы
своей жизни ( Борман всегда считал себя очень молодым ) в
какой-то захолустной Бразилии. Но против Штирлица идти
было опасно. Борман успокоился и достал из холодильника
пакет молока.
На следующий день рано утром Штирлиц, привязав Бормана
к креслу в кукурузнике ( чтобы не сбежал и не выпал ),
залил побольше горючего и завел старую дребезжащую
телегу. Борман застучал зубами. Он не боялся летать
самолетами ЛюфтВаффе, но умение Штирлица водить самолет
приводило его в трепет. Он слышал, что русские шпионы,
если их сбивают, почему-то очень любят не выбрасываться с
парашютом, а врезаться на большой скорости в составы с
вражеским продовольствием или вооружением. Тем более,
Бормана привязали, и он не знал, что взбредет Штирлицу в
голову. Но Штирлиц не собирался делать так, чтобы его
сбивали или падать в продовольствие. Это было вне
компетенции русского разведчика.
Полет осложнялся. В первый же день партайгеноссе