75485.fb2
Мюллера, уронив сорванный с пальмы кокосовый орех в форме
фляжки с пивом. Он и успокоил разбушевавшегося не в меру
Штирлица.
-- А что случилось ? - как всегда, ничего не понимая
спросил Мюллер.
-- Ничего, - сказал Штирлиц на редкость спокойно,
потирая возникшую на голове крупную шишку.
-- Фтирлиц... - Мюллеру хотелось сказать Штирлицу
что-нибудь приятное.
-- Чего ? - Штирлицу не хотелось бить Мюллера, потому
что сильно болела голова.
-- Профти меня, Фтирлиц... - Мюллер смущенно стал
крутить пальцем правой руки в ладони левой и покраснел.
-- Прощаю, - сказал Штирлиц, отбрасывая кастет подальше.
-- Пофли, что ли, фтриптиф пошмотрим... - Мюллер пошел
на примирение.
-- Стриптиз ? А что, можно, - Штирлиц, кряхтя, поднялся
и, потирая затылок, отправился вслед за Мюллером.
Мюллер переоделся в костюм обергруппенфюрера СС и
сидел в роскошном кресле, поигрывая повязкой со
свастикой. Они вдвоем с Борманом предавались
воспоминаниям, только Мюллер после выбитого зуба стал
немного шепелявить.
-- Помниф кабасек "Фри форофенка" ? - спрашивал Мюллер.
-- Помню, - Борман расплывался в улыбке. Протянутые
веревочки действовали лучше всего в том самом кабачке.
-- А Геббельфа помниф ?
-- Помню, - отвечал Борман, вспоминая, как прыгал
Геббельс с гранатой в шароварах.
Штирлиц смотрел стриптиз и одновременно напивался.
После шестнадцатого стакана он опьянел окончательно и
принялся подпевать песню "Красотки кабаре", объясняющую,
с какой целью эти самые красотки созданы. Штирлиц был и
сам не прочь отцепить одну из них - благо, жены рядом не
было.
-- А помниф, как Фтирлиц Айфману жуб выбил ? - спрашивал
Мюллер, вспоминая сам, как вопил Айсман, получив такое
удовольствие.
-- Помню, конечно... Такой был зуб... - Борман навеял на
Мюллера неприятные воспоминания о собственном выбитом
зубе и тот нахмурился. Искоса поглядывая на Штирлица,
Мюллер сунул пухлый пальчик в рот и с беспокойством
ощупал то место, где находился предмет гордости одного из
швейцарских стоматологов. В бывшем шефе Гестапо
проснулась давняя злоба на Штирлица.
-- Флуфай, Богман, - Мюллер заговорщески склонился к
Борману и что-то сказал ему на ухо. Борман тут же скорчил
недовольную физиономию.