может дать... - Мюллер сделал жалобное лицо. - Ну
ладно... Ничего плох... то есть, хорошего не общаю, но
попробовать могу.
Забегая вперед, скажем, что Борман и не подумал
ставить веревки Штирлицу, а в тот же вечер все доложил
ему лично. Гнев Штирлица был безграничен. Подлая натура
Мюллера заставляла кипеть его нордическую душу. Штирлиц
рвал и метал и обещал сам себе, что набьет Мюллеру морду
непременно. Борман радовался и втихоря потирал руки.
Ласковый вечерний туман спустился на виллу Мюллера.
Сам Мюллер спокойно спал, с глубокой любовью прижимая к
груди облезлого плюшевого медведя. Ему снился сон, как
Штирлиц идет по одному из темных коридоров его Управления
и совершенно внезапно для себя зацепляется за Длинную
веревку и, падая, выбивает себе именно тот зуб, который
выбил ему, Мюллеру. Воспоминание о зубе опять заставило
Мюллера помрачнеть. Он сжал плюшевого медведя, медведь
стал вырываться и пищать ( так как это был уже не
медведь, а партайгеноссе Борман, пришедший вместе со
Штирлицем на выполнение своего черного дела ). Мюллер
пару раз врезал разбушевавшейся игрушке, Борман,
всхлипывая, уполз от него подальше.
-- Ну вот щас мы ему покажем, - Штирлиц держал в одной
руке дерущегося во сне Мюллера, в другой подушку и
фонарь. Мюллер вскрикнул от повышенной знакомости голоса
и проснулся.
-- Фефо покафем ? - ему стало страшно и захотелось в
одно место.
-- Где закуска к пиву зимует, - Штирлиц выбирал кастет
потяжелее. Мюллер задергался у него в руке, внезапно
вырвался из ночной рубашки и удрал в недоверчиво
потрескивающие джунгли.
-- Черт, - сказал Штирлиц.
-- Бог с вами, Штирлиц ! - пастор Шлагг с укором
посмотрел на Штирлица и перекрестился свободной от
бутылки с водкой рукой.
-- Заткнись, папа римский, - Штирлиц замахнулся на
пастора, тот исчез и больше не появлялся.
-- Ну вот, - Штирлиц был сильно разочарован. Упустить
глупого толстого Мюллера он считал непростительным
попустительством и расхлябанностью и собирался писать
рапорт в Центр, с просьбой вынести ему выговор по
собственному желанию с последующим внесением в почетную
грамоту.
Бросив ночную рубашку Мюллера в кусты, Штирлиц плюнул,
сунул руки в карманы и отправился назад. Сзади его,
расставляя веревочки и капканы, полз партайгеноссе
Борман.
Едва два достойнейших человека скрылись из виду, из