В тот день было много казненных, их трупы на кольях торчат. Однако, с десяток баронов сумели спастись от меча. Последние в этой державе, кто вызов осмелился бро-сить гаду, что землю возглавил. Они - резистанса ядро. Их кони не знают нюансов на морду надвинутых шор. А стал во главе резистанса не кто-то, а Саймон Монфор. Прошедший суровую школу мясник, офицер, джентельмен. С ним Ричард, король Корнуолла, и Магнум, что с острова Мэн. Граф Лестер по имени Саймон собою хорош и богат. Скрывает источники найма военной удачи солдат. Известен в тиши будуаров, любимец мадам Помпадур, рубил альбигойских катаров, потом штурмовал Монсегюр. И темного прошлого грузы носил как терновый венец, забыв у сгоревшей Тулузы добытый в Юссоне ларец...
- Катаров? А может, карматов? - решил уточнить, на коне сидевший Пусянь-император, готовясь к тотальной войне за власть над английским доменом, над всеми британцами власть. Привыкла к подобным изменам его поглотившая страсть. - Я видел карматов упорных. Они возвели унитаз, отделанный камешком черным, что с неба когда-то на вас едва не обрушился штормом, но в желтой пустыне упал. Кто был метеору покорным - тот пищей для воронов стал, когда, победивший Джелаля, я шел из Ориссы в Дамаск. Мои багатуры страдали, лишенные девичьих ласк; доспехи наполнились потом, терялась трофейная кладь, но мы над врагом желторотым победу смогли одержать. Жемчужные пляжи Бахрейна, что помнят влюбленных акул, сравнишь ли с истоками Рейна, где мрачный стоит Ирминсул?!
- Сравнения быть и не может, - ответил гвардеец-крепыш, - однако сомнение гложет - о чем ты сейчас говоришь?! Смотри - развеваются стяги вождей, что Монфор приволок! Они изменили присяге, их надо стереть в порошок! Десятки мятежных бароний...
- Как жаль, что их мало казнил... Но Лондон готов к обороне?
- И Лондон тебе изменил! Ты видел девизы Симона?
- Не помню. Их там дочерта.
- На старых английских знаменах он эти слова начертал: "Пусянь никакой не Пресвитер - простой самозванец и псих! Врагов без раздумий рубите - Всевышний узнает своих!"
- Любитель напыщенных здравиц! Он бредит уже наяву! За это заплатит, мерзавец - я руки ему оторву!
...Развеялся пепел над морем, расстаял мятежник и граф. На память о смелом Монфоре стоит небольшой кенотаф. На том небольшом кенотафе короткая строчка. Одна из самых простых эпитафий: "Так Саймон сказал". Тишина хранит о Монфоре сказанья, и песни звучат партизан, о том, кто сражался с Пусянем за всех островных англичан...
- В лесах завелись партизаны?! На Страшный записаны Суд! Кто в банду вступил?
- Марианна и вольный стрелок Робин Гуд. Известный ухмылкою жуткой, стреляет на запах и звук, с ним Джонни по кличке Малютка и братец по имени Тук. Ломает людей об коленку Малютка по имени Джон. А доблестный рыцарь Айвенго...
- Я снова врагом окружен! Я мог бы спросить с интересом веселых его молодцов, зачем пробираются лесом, скрываются в зоне холмов? Но прочно сидит диадема, и снова свой меч обнажу! Где подлый шериф Нотингема?
- Он тоже примкнул к мятежу. Он предал владыку Бохая, в леса убежал и ты ды, и кельтов, и Гисборна Гая поганец поставил в ряды.
- Я был добродушным и нежным, но хватит, довольно с меня! Поставить над осью тележной!!! Не будет ни ночи, ни дня, ни верха, ни дна, ни покрышки, на камня на камне стоять! Повесить ублюдков на вышке и в землю живьем закопать!!! Распять на столбах эшафотных любое в стране существо, людей и домашних животных - не смейте щадить НИКОГО!!! Пройдемся резинкой по карте, снося Вулвергемптон и Гулль; и Лондон сотрем, и Кармартен, Кардифф, Эдинбург, Ливерпуль. На дне океанской клоаки, открыв с удовольствием рот, проглотит Британию Кракен - и снова надолго уснет!
Ахейцы и Троя не знали, а также Тартар и Аид подобных таких вакханалий, тотальный такой геноцид. Едва одолевший Монфора, десяток племен истребив, вступает в шотландские горы Британии новый шериф. Но там, не страшась геноцида, застыли, как каменный тролль, шотландские скотты Давида (так звался шотландский король).
- Подумай, пришелец, о боге - на шее твоей голова! Мы Эдварду Длинные Ноги ломали не раз, и не два! Мы горцы, а вовсе не трусы - ты нас понапрасну не зли! Шотландцы, мы бились за Брюса, мы вместе с Уоллесом шли!
Холодный, как боа-констриктор, Пусянь отвечает скотАм:
- Вы были безжалостны к пиктам - я буду безжалостен к вам!
Напрасно в британской глубинке, напевом растянутых жил, гудели шотландцев волынки - Пусянь никого не щадил. Отправились скотты в нокаут, на поле остались - мертвы, и даже бессмертный Маклауд лишился навек головы. В их гибели страшной уверясь, на поле, на том, боевом, цветет опьяняющий вереск - на мертвом цветет и живом. По трупам несчастных ублюдков отважно шагая вперед, бредут пивовары-малютки, готовят таинственный мед. В обломках стены Адриана, где дышит болотная гать, лежат перебитые кланы - и тем, и другим не восстать. Быть может, в далеком Уэльсе, за скромной цепочкою гор, ученый по имени Цельсий составит шотландский фольклор. По воле Уильяма Пэта (кумир у него - Бафомет), погибли потомки Макбета, и этот оставили свет. Скакавший от самой Коломны, гуляет монгольский нукер в лесах Каледонии темной. Так месть совершил тамплиер.
Еще не закончилась пьеса!
На племя людей обозлен, на пляже пустынном Лох-Несса напал на Пусяня дракон! С тяжелым хвостом, одноглавый, зубами наполнена пасть, из прежних времен динозавр собрался поужинать всласть. Но схватка закончилась быстро - не точным ударом меча. В ушах оглушительный выстрел до самого утра звучал. Железом не выиграть в спорах, мечом не сравнять крепостей, китайский убийственный порох - таков аргумент королей. Не ждя подходящего галса, отбросив подальше мушкет, в драконьей крови искупался как Зигфрид, что в сагах воспет. И руки омыв в Мори-Ферте, где бьется о камни прибой, воскликнул:
- Теперь я бессмертен! - великий бохайский герой.
Устав от усилий батальных (не с точки моральной, отнюдь), монголо-татарский начальник немного решил отдохнуть. Поставил над озером лагерь, добился в шатре чистоты, развесил доспехи и краги, и взялся проверить посты.
- Ты видишь?! - спросил часового. - Империю топчут мою!
Но только солдат бестолковый не сразу ответил вождю.