Петр Сергеевич с компанией время зря не теряли. Василий Кузнецов и компания утром отбыли в намеченное для завода место и за целый день досконально всё там обследовали. Намеченное мною место им показал гвардейский сержант Леонов, с которым мы несколько дней назад осматривали эти места. Леонов с пятью гвардейцами спустился ниже по Усу, выбирая место для Нижнего острога.
Предложенный участок Василию Ивановичу понравился, ровный и достаточный большой. Под небольшим слоем дерна оказалась каменная плита, на которой оказалось очень удобно разместить кузницу: наковальню и переносной горн, разложить все необходимые инструменты. После этого застучали топоры, вся кузнецовская компания принялась валить лес, под руководством Василия Ивановича сложили две кучи для углежжения, сам же Василий Иванович отправился осматривать речку Терешкина, что бы наметить место для устройства водяной мельницы. Примерно в двадцати саженях от кузнецы он нашел на речке нужное место.
Поэтому когда приехал Петр Сергеевич с Фомой Васильевичем, кузница была готова к работе и было подобрано место для водяной мельницы, которое не вызвало никаких возражений у Петра Сергеевича. Фома Васильевич сразу же занялся глиной и через пару часов вся глина была им тщательно перетерта, железных шариков набралось почти ведро, которое тут же было изъято Василием Ивановичем. Дедушка Фома соорудил из камней небольшую ванну в которой и замочил глину.
Кузнецы колдовали над железными шариками полночи. Форма железных шариков была совершенно необычной, я хорошо помнил что, осколки Сихотэ́-Али́нского метеори́та были совершенно неправильной формы, но чудны дела твои Господи. Качество сырья оказалось просто высочайшее, Василий Иванович был просто в восторге, он такого качества еще ни разу не видел. В процессе работы кому-то вспомнилось про мои слова о бритье и первое изделие нашей кузницы оказалась бритва для меня, которую на рассвете мне и доставили.
На заводской площадке кипела работа, когда я туда приехал. Поблагодарив за бритву Василия Ивановича, я объяснил ему какие лемех и нож нужны для сабана и решив, что сейчас самый главный и нужный участок работы у нас производство кирпичей, начал помогать дедушке Фоме. Первым делом мы сложили небольшую каменную печь для обжига кирпичей, благо камней на берегах Уса и реки Терешкина было предостаточно. Изнутри она была обмазана специально приготовленной дедушкой Фомой глинопесчаной смесью.
В последних лучах заходящего солнца я вернулся в Усинск. Кондрату я привез свежекованные лемех и черенковый нож. Кондрат, остановив все работы кроме валки леса, к моему приезду изготовил подводу, один самый простейший сабан и шла работа над второй телегой. К утру Кондрат гарантировал изготовление второй подводы.
На рассвете следующего дня шесть мужиков на двух подводах поехали на Железное озеро. Главным был Трофим Рычков, который ходил в разведку с дедушкой Фомой и вчера то же был там с нами. Так что ему не надо было объяснять его задачу. Глину конечно можно было найти где-нибудь и поближе, но главным для нас было железо, а глина побочный продукт.
Отправив подводы, я поспешил к Никодиму Кучину. Никодим со своим братом Елисеем колдовали над колесным плугом. Елисей был старше на три года, но во всех делах признавал первенство брата. Им помогали двое подростков, их старшие дети. Кто чей сын было видно сразу: Четырнадцатилетний Ефим был точной копией Никодима, только был еще немного поменьше родителя, пятнадцатилетний сын Елисея, Иван был ему по плечо, но производил впечатление гриба-боровика, твердо стоящего на земле. В плуг кучинская команда заканчивала запрягать пару лошадей. Рядом стояла запряженная телега для перевозки плуга и бороны. Кондрат справедливо рассудил, что еще одна телега нам не помещает и изготовил дополнительно еще одну.
Поздоровавшись со мной, Никодим объяснил свои действия:
— Мы, ваша светлость, сейчас сначала испытаем лошадей, как они еще вдвоем в упряжке пойдут. Елисей вчера по окресностям походил, очень хорошую поляну присмотрел. Там, — Никодим показал рукой где, — за ручьем. Версты две будет. Лесок небольшой на берегу ручья. Поляна чистая, травку только надо скосить. Елисей говорит, там десятин двадцать будет. Да и дальше за леском почти степь, редкий березнячок местами. Лукерья Петровна говорит десятин сто надо поднять.
— Что-то она поскромничала, сто. Вот ты хлебороб, так?
— Так, ваша светлость.
— И скажи мне, друг Никодим, сколько нам надо десятин поднять, что бы на следующий год снять нужный урожай?
— Если считать что снимем четыре сама на круг, а это очень хорошо четыре сама, то надо самое малое под зиму, да по весне тысячу десятин засеять надо. Ведь еще и скотину, да птицу кормить надо. А совсем по-хорошему две надо.
— Ну вот, а ты сто говоришь. Если пятьсот десятин осилим в этом году, чудо будет. Перепахать то надо два раза надо, а по-хорошему три.
— Вы, ваша светлость, я гляжу в хлеборобном деле разбираетесь. А сеять то есть что?
— Не знаю. Лукерья Петровна должна сегодня сказать есть ли что.
— А ежели нет?
— На десятину нужно хотя бы шесть пудов. Гостей надо будет засылать к урянхайцам-тувинцам, да в Минусинск. Только товара пока нет.
— На две тысячи десятин надо ого-го. Страшно сказать. Мы с Елисеем, ваша светлость, будем пахать и пахать. Есть еще одна семья, с одной деревни мы. Там отец с сыном пахари знатные. Нам с Елисеем не уступят. Думаю десятин по сто мы поднимем. А вы светлые головы думайте, где семена брать.
Через час мы были в намеченном месте, на правом берегу Поспелова ручья, в том месте где он раздваивался. Правое русло уходило еще правее к Иджиму, а левое шло прямо, затем распадалось еще на два, затем еще и до Уса не доходило. Вот здесь то, в месте раздвоения ручья, Елисей и приглядел первый хороший участок под пашню.
Пока запрягали лошадей и готовились начать пахать, подъехал отец Филарет. Отслужив молебен, иеромонах благословил всех и пахари начали работу.
Мы с отцом Филаретом отошли в сторону. Сразу было видно, что братья Кучины землю пахать умеют. На их работу приятно было смотреть.
— Батюшка, братья Кучины староверцы?
— Да, ваша светлость, староверцы. И я иду против политики правительствующего Синода, но братья Кучины несколько дней назад приходили ко мне и спрашивали меня как им перейти в нашу церковь. Я вообще считаю политику Синода и властей по отношению к староверцам порочной. Но здесь, я всё сам решаю.
Вернувшись в Усинск я решил заняться в первую очередь бумагой. Степан со своей компанией потрудились на славу. Маленькая шайка была заполнена однородной серой массой. Пока я был в поле, Степан сделал три формы для заливки бумаги и оборудовал рабочее место в нашей конторе. Как что делать я объяснил вечером, когда вернулся с завода.
На свежесколоченном рабочем столе стояла шайка с приготовленной пульпой. Рядом лежали три формы для заливки. На их изготовление Степан использовал последние запасы тонкой проволоки бывшие у Махановых. Рядом лежали пять старых полотенцев, по внешнему виду типа байковых, размерами больше рамок. В качестве пресса Степан решил использовать простой камень.
Мы быстро залили формы, примерно через полчаса лишняя вода из них стекла, полужидкие полуфабрикаты были аккуратно выложены на ткань. Каждый будущий лист бумаги перекрывался тканью, которая впитывала излишки воды. Сверху мы положили толстую деревянную чурку для окончательного удаления воды.
— Ну вот молодые люди, у нас должна получиться бумага. Когда вы увидите, что вода перестала отжиматься из листов, вы положите сверху еще камень. Потом можно еще один. Когда опять прекратится отжимание воды, вы аккуратно снимаете камни и деревяшку. После этого очень аккуратно отделяете полотенце от полученных листов, которые вы опять же очень аккуратно развешиваете в юрте для сушки. На солнце их сушить нельзя, они потрескаются. Когда листы высохнут их надо еще раз положить под пресс, чтобы они стал тоньше и ровнее. Пресс это камень. Всё понятно?
— Понятно, ваша светлость.
— Это первое задание. Теперь второе. Бумаги надо много. И для этого нужен цех бумагоделательный. Вечером, когда я приду принимать работу, вы должны мне доложить какие приспособления надо сделать для этого цеха. Вопросы есть?
Вопросов не последовало. Третьим пунктом моей программы на сегодня были занятия в госпитале. Осмотрев нашего пациента, я провел первое двухчасовое занятие с Евдокией и санитарами. Рассказывать все на пальцах еще тот номер, но выхода у меня не было, а каждый солдат должен понимать свой маневр. На первый раз я объяснил всем, что произошло с нашим раненым и что я сделал. Затем занятие по азам анатомии. И последний пункт — наш внутренний распорядок. К моему глубочайшему сожалению лишь один из санитаров оказался грамотным. И последним моим медицинским деянием на сегодня было распоряжение возобновить регулярные осмотры наших людей. Посовещавшись, мы с Евдокией решили делать это два раза в неделю.
Остальной день прошел в инспекции швейки, бани и хозяйстве Кондрата, которое я стал для себя называть деревянным цехом. Остановив рубку леса и все прочие работы, Кондрат весь день занимался изготовлением подвод и сабана. И вечером, не без гордости, предъявил мне еще четыре новеньких подводы и полуготовый сабан, на котором не хватало лемеха и ножа.
— Отлично Кондрат. Завтра начинай снова лес валить. Только у меня небольшие изменения есть. Нам нужны дороги. Поэтому ты расчищай будущие улицы в обе стороны от Соборной площади, а потом дороги на завод и к Верхнему острогу. Пять человек оставь делать телеги и сабаны. Десяток на юрты и постройки надо начинать делать, — Кондрат молча кивает, вообще со мной чаще всего соглашаются, причем молча.
— Первым делом скотный двор: птичник, коровник, свинарник. Для овец пока навес. Будки для собак. Потихоньку конюшню надо будет делать. Всё это пока будет общее. И конечно амбар. С Лукерьей всё вместе делай, не ругайтесь и не делитесь кто главнее, зима скоро, спешить надо, — услышав мой пассаж про Лукерью Кондрат заулыбался.
— С ней, ваша светлость, не поругаешься. Гром-баба. У неё рука знаете какая тяжелая. С мужиком её себе дороже было спорить, он как на кого глянет, того и гляди взглядом в землю вколотит. А на кулаках против него ни кто не выходил. Однажды быка кулаком убил. Он когда погиб, Лукерья чуть не рехнулась с горя. А потом глядим, а у нее взгляд как у её мужика стал и сила прям мужицкая появилась. Двух медведей она завалила без мужика уже.
К Лукерье я пожаловал ближе к вечеру.
— Чем порадуешь, Лукерья Петровна?
— Пудов двести под посев всего будет. Да еще пудов пятьсот на еду будет. В день десять пудов уходит на пропитание. И это не вдоволь. Ребятня молодцы, много рыбы ловят. Такие мастера уже есть, любо-дорого. Скотину то же кормить надо. На одной траве передохнут. И нам амбар срочно нужен.
— Я Кондрату сказал. Завтра приступит. Только вместе все делайте. Через месяц — полтора шишки кедровые пойдут, легче станет.
На заходе солнца я приехал к пахарям. За первый день Кучины вспахали и проборонили больше десятины целины.
— Плуг неплохой получился, — Никодим похлопал по чепыге, рукоятке плуга. — Только вот лошадушек надо еще пару. Быстрее дело пойдет. Ну и зубья железные для бороны бы.
— Лошадей пару без проблем, зубья железные кузнецы сделают, дай время.
— Ваша светлость, сабана оставим или заберем?
— А сам как думаешь?
— Да чего таскать-то, что с ним будет-то?
— Медведь может поиграться.
— Но если только косолапый….
Команда Степана Гордеевича справилась с обеими задачами. Зайдя в юрту-контору, я увидел на натянутой веревке развешенные для сушки листы бумаги. И это были действительно листы бумаги. Конечно они были неровные, не достаточно гладкие и серые, но вполне годные для использования по прямому назначению. Доработать чуть-чуть и мы молодцы.
— Отлично, а теперь докладывайте, как нам это дело наладить.
Со второй поставленной задачей ребята то же справились. Они предложили в большом чане сечками измельчать сырье, затем перетирать его вручную в деревянной дисковой мельнице. Мельницу сделать из лиственницы, самого плотного дерева в наших краях. Затем бумажная пульпа настаивать до получения однородной массы. После этого ей наполняють рамку с сетками, а когда излишки субстанции постепенно стекут в поддон, мокрый лист выкладывать на войлок и кипу таких листов отжимать ручным прессом. После сушки наши листы еще раз надо положить под пресс, чтобы они стали тоньше и ровнее.
Степан обсудил все с Кондратом и тот обещал сделать ребятам нужные чаны и деревянную дисковую мельницу. Вся загвоздка была в том, что сейчас это надо было делать полностью из дерева.
— Молодцы ребята, вы справились с моими поручениями на отлично. То, что получили сегодня доделывайте. С завтрашнего дня начинайте делать свою фабрику, что не сможете сделать сами, просите помочь Кондрата. Но только то, что не сможете сами. У него дел и так по горло. А пока будете делать бумагу кустарным способом, как сегодня.
Поздним вечером в Усинск вернулись господа Маханов и Пантелеев. Матрена, наша с Ерофеем домработница, приготовила нам великолепный ужин. Жареный хариус, подосиновики в сметанном соусе были просто великолепны. Матрену порекомендовала нам Анна Петровна.
— Ерофей Кузьмич, не томите. Ждем вашего доклада.
— А почему я? Ваш доклад господин инженер для нас более значим. Что я? Всего лишь …
— У вас обоих после ужина кровь не туда ударила, жаль бумаги нет, а то бы я вас сейчас обоих посадил бы писать отчет о проделанной работе.
— Понятно, ваша светлость. Приступаю к докладу. Вернулись мы большой компанией. Верхний острог можно строить в любом месте, где Иджим делает поворот в долину. Острог поставить на левом берегу, а Железное озеро будет почти напротив на правом. Так мы будем контролировать разработку на озере и дорогу к урянхайцам, но в этом плане есть большой недостаток. Пограничная тропа, идущая с севера не котролируется. Мимо этого острога можно незаметно пройти, — все, что Ерофей докладывал он показывал на карте.
— Что бы надежно контролировать эту тропу, острог надо ставить выше по Усу, там где он выходит в долину. Я про это место говорю еще и потому, что от этого места идти можно и по правому берегу Уса, а в этом месте мы будем видеть и эту тропу.
— Это, если не ошибаюсь, верст десять выше, — местность я знал не плохо и хорошо понимал о чем говорит капитан.
— Думаю около этого.
— Но ведь можно и немного пониже верст на пять.
— Я вижу ты, Григорий Иванович, места эти отлично знаешь.
— Немного знаю, но давно здесь не был, кое-что подзабыл. Потому и попросил тебя посмотреть свежим взглядом.
— Вот я и посмотрел. Если пониже, то тропа на другом берегу плохо просматривается. Волка ноги кормят. Я уже тут все тропы нашел и посмотрел. Хорошо наезженная торговая тропа начинается от Мирского острога и идет до Уса, до острога через горы она идет, как мы шли, но от острога есть и другой путь, севернее. А вот здесь, — капитан Пантелеев показал место на карте, — в Ус впадает река Таловка. И вдоль нее тоже идет торговая тропа. Эта тропа хуже той, по которой мы шли, особо не разбежишься. Помните развилку на Казыр-Суке? Мы пошли вправо по Табель-Суку, а влево по Казыр-Суку идет другая тропа. Вот я думаю на нее-то и выходят тропы, что по Таловке и ответвление у Мирского острога. Поэтому острог нужен и в устье Таловки, — конечно сейчас 18-ый век, но думаю что проложенные века назад тропы не изменились и Ерофей все доложил правильно.
— Теперь про наезженную торговую тропу. Она выходит к Усу, поворачивает против его течения и доходит до Таловки. Вверх по течению Таловки тропа буквально сразу никакая. Так вот у Таловки брод, Ус широкий и течение сильное, но перейти можно. Потом тропа идет к Иджиму и по его правому берегу дальше в края урянхайцев. Шишкин говорит хорошо наезженная дорога идет до большой поляны. На ней много болот и до Медвежьего перевала тропа намного хуже.
— Это что за Медвежий перевал? — в географии, которую я знал такого объекта не было.
— Наши где медведя застрелили? Почти на перевале. Поэтому и Медвежий.
— А Шишкин до перевала доехал? — с перевалом все понятно стало.
— Да. И вот тут надо два острога ставить, один на перевале, другой на поляне, в том месте которое ты Семиозерками назвал. Там как раз Иджим после болот начинает теряться. Опять же, как ты и говорил. Этот отрог нужен не для обороны, а для порядка, урянхайцы решили, что до него им можно будет охотиться и там они хотят торговать с нами. Хотя Шишкин предполагает, что там еще одна тропа есть, от Семиозерок на север, — то же верно, молодцы мужики.
— Собственно мы так и договаривались с урянхайцами, кроме места торговли. Но с этим предложением можно согласиться. Как ты, Григорий Иванович, думаешь? — Петр Сергеевич вопросительно посмотрел на меня.
— Согласен, только вот острогов нам на севере получается целую кучу держать надо.
— Получается так, четыре или даже пять, — Ерофей развел руками. — Надо крепко думать над этим. А теперь слушайте про пограничную тропу. Она идет по правому берегу Уса, до брода торговой тропы. Переходит на левый берег и тут постоянной тропы нет, каждый раз казаки едут по разному, но почему-то ближе к хребту, как его …
— Куртушиби́нсий.
— Ну и название скажу я тебе, ваша светлость, язык сломаешь. Так вот, доходят они всегда до Макаровки и спускаются вдоль нее к Усу. А затем идут вдоль него по левому берегу до Енисея. И насколько я знаю, обратно от Енисея в нашу сторону казаки не ходят. Так что здесь все проще, — Ерофей еще раз посмотрел на карту, поводил по ней палочкой, как бы проверяя все ли сказал.
— Теперь то, что мы сделали. Возле Железного озера мы все собрались в итоге. Вместе набрали глины и вернулись. И скажу я вам, еще пару ходок за глиной и дорога считай наезжена. А теперь, господа хорошие, если у вас ко мне нет вопросов, разрешите откланяться, я иду отдыхать. Всецело на вас полагаюсь и заранее со всеми вашими решениями согласен.
Весь вечер я ждал какого-то сюрприза и когда Ерофей направился к выходу из юрты, я почти физически ощутил: вот сейчас!
— Господа, я же забыл сказать самое главное, — естественно ему все поверили, что он забыл. — В ближайшее воскресение отец Филарет нас обвенчает! Прошу вас, уважаемый Петр Сергеевич, быть моим посаженным отцом. Вас, ваша светлость, прошу быть моим шафером.
После этого капитан Пантелеев церемониально откланялся и действительно удалился отдыхать.