- Что это, Вася? - спросила она, показывая на бардак.
- Овсянка, сэр, - по обыкновению ответил Василий, все еще пытаясь обнять горячо любимую жену.
- А где телевизор? - закричала жена, и на ее глазах появились крупные слезинки.
Василий осмотрелся по сторонам и заметил, что телевизора действительно нет. Куда он делся, Фтородентов, хоть убей, не знал.
- Настенька, - жалобно протянул он, давая понять, что телевизор им был не так уж и нужен, ведь они так любили друг друга. Сестренка моя... Ведь ты сестренка мне? - спросил он и, убедившись, что это в самом деле сестренка, добавил, Сестреночка...
- Да... - Настенька прошлась по комнате, разглядывая неприличные надписи на стенах и вдруг взгляд ее упал на нечто, лежащее на полу.
- Что это, Вася? - опять спросила она, теперь уже более грозным голосом, хотя по щекам алмазами текли слезы.
Фтородентов взглянул и понял, что пахнет скандалом.
- А-а-а... - проговорил он. - Дык, елы-палы, это ж Антоныч оттягивался...
- Какой Антоныч? - вскричала Настя. - У меня в квартире валяются женские трусы, а он мне рассказывает про какого-то Антоныча!
- Настенька, сестренка моя...
- Сто раз уже слышала! Значит Антоныч твой привел бабу, а ты сидел и смотрел? Или он и тебе привел кого? Я тебя спрашиваю!
- Дык, елы-палы...
- Нет, это переходит все границы! - Настенька металась по комнате, Василий понуро сидел на диване и разглядывал носы своих штиблет. Один из носов был порван и оттуда торчал грязный палец, которым Фтородентов изредка шевелил.
- Непростая это работа, - сказал он вдруг, - иметь мужа-митька, однако...
Видимо, он хотел успокоить расстроенную супругу, но последняя фраза ее просто взбесила. Она схватила вышеупомянутый предмет женского туалета и сравнивая Василия с разными неприятными для митька животными, начала гонять его по комнате.
- Дык! - негодовал Фтородентов, убегая от разбушевавшейся половины. - А ведь это ты, Мирон, Павла убил...
Наконец, разгневанная Настенька перестала бегать за мужем (а тот присел в коридоре на корточки и причитал в лучших митьковских традициях: "умирает брат Митька..."), отдышалась и сказала:
- Вот что. Я с тобой развожусь. Достал ты меня.
- Настенька, сестренка моя...
- Вон!!! - закричала сестренка. - Прочь из моего дома.
Настенька опять вскочила и погнала мужа прочь из квартиры. Дверь закрылась перед носом страдающего Фтородентова. Затем опять приоткрылась и настенькина рука выбросила спортивную сумку с надписью "SPORT" и кое-какими вещичками Василия. И снова захлопнулась. Фтородентов опустил бородатую голову.
- Однако, - тихо молвил он. - А ведь это был и мой дом. Однако...
Фтородентов, качая головой, начал спускаться по лестнице. Узрев на подоконнике все также лениво оттягивающегося Мурзика, Василий остановился и угрюмо призадумался.
- Эх, кот, - сказал он. - Однако, ушла от меня жена. Шибко сердится.
Мурзик с готовностью распушил усы и мурлыкнул.
- Да, - подтвердил Василий. - Не она, конечно, ушла. Меня выгнала... сестренка моя...
Кот потянулся и сыто зевнул. Фтородентов хмуро протянул к нему руку и взял животное за шиворот.
- Хм, а ведь это ты, Мирон, того...
Мурзик лениво задергал ногами и противно мяукнул.
- Мирон ты, или нет? - спросил Фтородентов. - Шибко толстый котяра. Свинья свиньей. Митьком хочешь быть? Будешь. Вот снесу тебя к Антонычу, окрестим Мироном, и будешь митьком. Дык...
Решив таким образом судьбу бедного Мурзика, Василий открыл сумку, выбросил оттуда штаны и свитер, засунул внутрь недовольно мяукающего кота и пошел вниз, прочь из дома, где его уже никто не любил.
Глава вторая,
Крещение Мирона
Вы ошиблись, прекрасная леди -
Можно жить на земле и без вас.
Саша Черный
Добравшись до котельной, где по митьковскому обыкновению работал Антоныч, Фтородентов постучал в закрытую дверь.
- Дык? - спросил изнутри хриплый пропитый голос.
- Елы-палы, - ответил Василий ("Мяу," - проорал Мурзик. Не хотел, наверно, креститься. Тоже мне, атеист!) и дверь зашуршала замком.
- М-м-м... - замычал бородатый мужик, открывший скрипучую дверь. - Братишка! Василь Федорыч! Родненький ты мой! Василечичек!
- А-а-а! - обрадовался Фтородентов. - Сергунчик!
Братишки обнялись. Долго сжимая друг друга в объятиях, они орали на всю котельную "Дык! Елы-палы! Все мы под колпаком у Мюллера!", изощрялись в цитировании самых подходящих для момента фильмов.
- Однако, - наконец успокоившись немного, сказал Василий. - Вот тут животинку принес, христианская душа, а не православный!
- Где?
Василий похлопал по сумке, Мурзик вытащил голову и мрачно глянул на братишку митька.
- Класс! - восхитился Сергей. - Прям тигра! Антоныч! Глянь глазом!
- Дык... - из темноты, шаркая одетыми на босу ногу галошами, вышел Антоныч, как и все бородатый, в телогрейке на голое тело и синих в горошек трусах.
Посасывая короткую трубочку и выпуская время от времени изо рта дым, Антоныч молча взял кота за шкирман, поднял к свету, осмотрел. Во время его махинаций митьки стояли затаив дыхание, ожидая, что скажет самый крупный авторитет по котам.