-- И я, -- подтвердил тот.
-- Слушай, ты кого мне привел?! -- вдруг набросился начальник на бдительного постового. -- Это же интеллигенция!
Но интеллигенция там или не интеллигенция, а процедура выяснения личности, будучи начата, должна быть доведена до конца. Последовали неизбежные вопросы о месте жительства, а затем...
-- Телефон домашний есть?
-- Да.
-- У тебя тоже? И у тебя? Слушай, я же говорил тебе, что это интеллигенция! У них у всех телефоны есть!
(Примечание: история может быть проверена и уточнена у обоих названных ее участников, у израильтянки Любы Лейбзон, бывшего президента КАПа, а также у москвички Веры Ильиной, от которой мы ее и узнали.)
ПОИСКИ ЖАНРА
Интервью.
Рассказывае Михаил Сипер:
-- На 3-м всесоюзном в Киеве среди прочих творческих мастерских состоялась прекрасная мастерская Бориса Чичибабина. И вдруг в момент наивысшего накала влетела в комнату бригада телевизионщиков из Москвы во главе с некоей Грандовой. Быстро установив свет и камеры, они согнали всех в кружок вокруг Чичибабина. Далее состоялся дивный диалог.
Грандова (очень бойко): -- Скажите, пожалуйста, свое мнение об авторской песне.
Чичибабин (величественно): -- Я не знаю, что такое авторская песня. Я здесь случайно. Меня Гриша Дикштейн привез.
Грандова (слегка обалдев от ответа, но все равно бойко): -- Как вам понравился уровень конкурса?
Чичибабин (величественно): -- По моему мнению, конкурсы в области искусства -- явление в высшей мере безнравственное.
Грандова (обалдев и желая закончить интервью): -- Как вы думаете, есть ли будущее у авторской песни?
Чичибабин (величественно): -- Я не знаю, что такое авторская песня. -И, после паузы, достаточно едко: -- мне кажется, ранее я на этом останавливался.
Все!!! Враг бежит, разбитый! А мастерская продолжается.
"Ненавижу авторскую песню!"
Рассказывает Владимир Каденко:
-- Поэт Борис Чичибабин не любил авторскую песню и всегда это подчеркивал, хотя на фестивали приезжал и даже работал в жюри. Однажды смотрит мои стихи и говорит:
-- Володя, скажите, пожалуйста, это что, песня?
-- Да, Борис Алексеевич.
-- Жалко!
Продолжает Владимир Васильев:
-- Он так даже поздравлял! Наташа Дорошко стала лауреатом городского конкурса за стихи песни. Он говорит:
-- Я от всей души поздравляю Наташу, хотя эта песня -- далеко не лучшее, что у нее есть.
Примерно так же относится к поэтической песне Александр Кушнер, на стихи которого написано немало прекрасных песен. А уж его старый приятель, "нобелевский тунеядец" Иосиф Бродский, по легенде, в молодости (еще до знаменитого процесса) однажды гнался за Евгением Клячкиным, крича, что расшибет о его голову его же собственную гитару -- так на него подействовали клячкинские песни на его стихи. К счастью для мировой культуры, Клячкина он тогда так и не догнал, а с годами остепенился. Настолько, что, как рассказывается в книге Михаила Кане "Время вдруг становится судьбой", на вопрос Клячкина: "Ося, как Вы посмотрите, если я запишу диск на Ваши стихи?" ответил вполне миролюбиво:
-- Знаете, Женя, меня это совершенно не интересует. Поступайте, как хотите.
А в одной из последних видеосъемок, говоря о Высоцком, всего лишь грустно заметил:
-- Это прежде всего очень хорошие стихи, и я думаю, что было бы лучше, если бы они так и были стихами, а не песнями. То, что Высоцкий их поет, сильно мешает восприятию.
Яркий пример.
Рассказывает Берг:
-- Иногда меня просят высказаться по поводу жанра. И я говорю, что жанр настолько широк, что внутри его располагаются несколько достаточно хорошо различимых поджанров. Один из них, по моей классификации, -- "театральная", или "актерская", песня, задача которой -- достижение успеха средствами исполнительского мастерства.
И привожу примеры: Дмитрий Дихтер, Сергей Никитин... И примеры другого свойства. Вот один из них.
На фестивале в сентябре 1996 года в Воронеже был концерт, где Сергей Каплан представил палеяду бардов, условно говоря, своей школы. Были они из разных городов -- Александр Сафронов, Шухрат Хусаинов, Михаил Коноплев...
Миша допел первую песню. Признаться, при всей ее благополучности, я не только не понял, о чем она, но уже через пару минут не смог вспомнить даже, какой она была на вкус, цвет и запах -- как и все остальные, им спетые. Запомнилась, правда, концовка -- тем, что, закончив петь, он продолжал играть на гитаре. При этом, сделав поворот кругом через левое плечо, он стал уходить вглубь сцены, удаляясь от микрофона, и звук плавно затих.
Я не очень понял, зачем он это сделал и какое отношение эта концовка имела к содержанию песни, но отнес издержки на то, что, возможно, не все слова разобрал.
Таким же макаром Миша закончил следующую песню, затем еще одну...
Я изловил его в коридоре за сценой и спросил:
-- А почему ты четыре песни из пяти закончил так? -- и воспроизвел поыорот кругом.
-- Четыре? -- спросил Миша.
-- Четыре.
-- Из пяти?
-- Ну, да, я же считал, до пяти-то...
Он на несколько секунд остолбенел, потом схватился за голову:
-- Ох, это ж я себя не проконтролировал!
Тонкости терминологии.
Рассказал Александр Мирзаян (Москва), как Дмитрий Сухарев вел какой-то концерт и каждого участника представлял то как классика, то как основоположника.