- Перестань баловаться! – строго сказала мама.
- Я не б-б-балуюсь! – дрожа вместе с Мари в полотенце, сказала я.
– Я спать хочу! – обижено сказала Мари.
- А я хочу чьей-то крови! – угрожающе сказала нам мама. Мы притихли.
- Уууу, какая кровожадная! – сказали мы.
- Вот баня так баня! – вылазя из бассейна, довольно сказал папá. – Молодым себя почувствовал!
Двое китайцев осторожно, но крепко растирали его.
Впрочем, я заметила, что пока мы купались, китаец осторожно сложил ему кисти рук, как только это он умел, я всегда удивлялась этой его способности, и теперь руки папá походили на громадные лапы, так они были перемотаны, как в шинах...
Заметив мой взгляд, папа подмигнул, вздохнув:
- Да, дочка, придется мне походить беззащитным месячишко... Цень знает, что делает... Что поделаешь, такова работа в министерстве...
Я хихикнула.
- Не знаю, будут ли руки что-то брать? – печально посмотрел на свои руки папá.
- Будете ходить, – буркнул Цень. – Я сделал операцию и сложил что мог, а мелкие осколки удалил... Благодарите вашего Бога, что я всегда ношу с собой аптечку и инструменты... Там было месиво... Они же давили пальцы в дверях. Но на вас сэр, заживает все, как на собаке, я же знаю...
Мы дружно хихикнули.
- Сэр! – почтительно в унисон повторили мы. Но папе наше почтение почему-то не понравилось...
- Так, вертихвостки! – мама кинула нам по платьицу, раздобытому где-то китайцами. – А ну живо одевайтесь!!
- Где вертихвостки!? – мы удивленно заоглядывались, вытягивая шеи в разные стороны.
- Тааак... – мама взялась за метлу.
Мы живо увидели, где вертихвостки.
- Мужчиныыыы! Отвернитесь! Я одеваться буудуу! – заорала во всю глотку я, привставая, дурачась и уворачиваясь от удара мамы метлой. Которая все-таки пустила опасное антивертихвосточное оружие в ход...
Хохоча, я стала танцевать босыми ногами, стыдливо прикрывшись простыней и забравшись на шкаф, уворачиваясь от ударов метлой и покачивая головой в такт ударам.
- Нет, я так не выдержу! – сказал сквозь зубы Логан. – Как вы с ней управляетесь!
- Ты же устала! – сказала сквозь зубы мне мама.
- Не-а... – я покачала головой, выбивая па и пританцовывая себе на шкафу. – Танцевать хочу!
- Но ты уже танцевала непрерывно тридцать два часа! – не выдержала мама. – У тебя ж ноги отваливаются!
- Не-ка, – я показала ей язык, сосредоточенно пританцовывая. – У меня ноги не отваливаются, я желаю танцы!
- Сколько можно! Ты же не можешь делать это безостановочно!
- Эта вертушка может танцевать вечно и безостановочно, она все может, если плохое, дай только ей шанс, она готова танцевать без конца, вот увидите... – вздохнув от неизбежного, спророчествовала болтунья Мари, захлебываясь. – Ей понравилось!
Я обижено фыркнула.
- Мы приехали сюда веселиться или отдыхать?! Чего вы такие хилые и скучные и сонные, вечно с вами никакого интереса играть!
- Да уж, повеселились! – вздохнув, оглядела чудовищные разрушения мама.
- Говорила же я, что замок уже зашатался, – хихикнула Мари.
- Зато фейерверк! – легкомысленно напела я себе, танцуя. – Всегда во всем находи хорошее...
И стала выводить ногами сложный узор.
- Ля-ля...
- Похоже, она просто не может остановиться! – буркнул Логан. – И танцевала бы, пока не упала...
- И так в замке она танцевала до тех пор, пока не осталась одна, – мрачно сказала Мари. – Больше никто не выдержал, хотя тысяча мужчин танцевали с ней по очереди и могли отдыхать...
- Ууу... – сделала милое лицо я.
- Танцевать мы всегда готовы, – осудительно фыркнула Мари.
- Вечно вы такие занудные! – фыркнула я. – Даже повеселиться толком не можете... Подумаешь, двое суток...
Тут в разлом наверху высунулась чья-то ошеломленная любопытная голова, и, увидев меня, танцующую на обломках с высолопленным от усердия языком и завернутую в простыню, ошеломленно уставилась на меня. Потом похлопала глазами...
Потом сдавленно ахнула и раскрыла рот. И заколдованно прилипла широко раскрытыми глазами ко мне, не в силах поверить...
- А вот и кавалер, – хихикнула Мари.
Я обернулась.
Голова закрыла рот, но глаза ее стали шире.
- О, с этим я еще не танцевала... – с сомнением протянула я.
Рот опять открылся.
- Проклятье!!! Она жива! – голова, наконец, захлопнула рот и скрылась.
Я похлопала глазами.
- Он, кажется, вовсе не обрадовался мне! – обиженно сказала я.
- И я очень хотела бы выяснить, почему! – сквозь зубы сказала мама.
- Я б тоже не прочь, – заявил китаец. – Что ему не понравилось в Лу?
- Может, что Лу была голой? – с сомнением спросила Мари.
Я живо слезла и взяла свое платье.
- Вечно Мари красивей, чем мне, – тщательно сравнивая ее платье со своим, проворчала я. Мое было с алмазами...
Я одела его, посмотрела в зеркало, ушла в комнатку, кое-что с ним сделала. Кое-что убрала, кое-что переменила. Кое что пришлось безжалостно вырезать, вспомнив дам на балу, открыв спину и руки и чуть грудь... Особенно срезав эти мерзкие старые оборочки... Вместе с рукавами и плечами... Впрочем, я много не меняла, только отрезала – все было чуть-чуть, а получилось очень даже современно... Я была настоящая дама, я синтезировала в одном платье все свои наблюдения над платьями настоящих дам... Поэтому все резала, резала, удаляя, по моему мнению, лишнее... Ничего не меняла, только убирала на этот раз, чтоб было, как у дам. У этой тут открыто, у этой тут, да еще, чтоб было красиво с моим телом... Розочками... Потом поработала, подправила, посмотрела в зеркало. Что получилось с только ножницами, как у художников, вырезающих профили... Глаз опытной портнихи уже сразу полные размеры выкраивает с одного взгляда. Я ухмыльнулась и вышла, наглядно видимо механически и равнодушно одергивая платье, точно просто только что натянула тряпку...
- Вечно Лу красивее, чем мне!!! – возмутилась Мари, чуть не закричав и бросаясь к маме, когда меня увидела. – Мама, ты не должна так делать!!! Лу маленькая, ей еще даже нельзя танцевать, а ты ей такое дала!
Мама хмыкнула, глядя на нее.
- Я дала вам одинаковые! – заявила она, даже не глядя на меня.
Мари взвилась.
- Это называется одинаковые? Почему Лу вечно самое лучшее!!! Мы равны, а я старшая, значит лучшее мне! И пусть немедленно снимет его, это неприлично! Немедленно отдай мне!! – завопила она, видя, что я показываю ей язык.
Мама, наконец, обернулась. Я немного испугалась, видя, как удлиняется ее лицо.
- Эт-то ч... ч... ч... что т-такое? – наконец выговорила она. – Я не п-помню, чтоб я ей... ей ... ей... такое д-давала... – никак не могла правильно выговорить она.
Я вызывающе обернулась вокруг себя, открывая им обнаженную спину.
- Ах! – раздалось всеобщее аханье.
Китаец присвистнул.
- Ничего себе, – ошеломленно сказали Логан и папá одновременно. – Это кто ж такое носил!
- Предвижу новую моду среди портовых проституток... – ошарашено пробормотал Логан.
- Это что, ты это оденешь? – неверяще спросил папá. – Куда это ты собралась? – подозрительно спросил он.
- Я все понимаю, – сказал китаец, – одно только не могу понять, откуда она взяла алмазы, чтоб одеть их на голое тело и сказать, что это новая мода?
- Там за картиной королевский сейф, – ошеломленный чем-то своим буркнул Логан. – Я его уже видел... Но мне и в голову придти не могло, что его можно открыть простой заколкой...
- Немедленно снять!!!!! – наконец, придя в себя, рявкнула полководческим басом мама.
Я же легкомысленно подошла к столу с наедками, напитками и медами.
- И не подумаю! – весело сказала я. – Если я сниму, что на мне останется?! Я что, должна плясать совсем голой?! Это не хорошо!
Я взялась за еду.
- Ты с ума сошла!!!?!! – на меня накинулись все, включая китайца, вышибив бедный помидор аж до потолка, а мама, нагнув голову, выколачивала из меня еду из самой глотки, тряся, чтоб из меня выпало, и доставая пальцами. – Они ж, может быть, специально для нас приготовили еду!
Вытряхнув из меня все, что только можно было, они все накинулись на меня и стали ругать так, что пыль летела, перекрикивая друг друга.
- Немедленно снимай эту тряпку! – горланила мама.
- Немедленно верни драгоценности королеве! – кричал папá.
- Немедленно отдай все, что взяла! – говорил Логан.
- Немедленно вырви все, что съела! – говорил китаец.
- Немедленно раздевайся! – вопила Мари. – А то я с тебя сейчас сама сниму мою вещь...
Я нарыгала Логану в руки, вернула папе королевский корсет, который держала в руках, отдала заколку Мари, укусила проклятого китайца, который тянул меня за язык, и дала полотенце маме – всем как просили.
Вместо этого они все меня собирались убить, такую хорошую и послушную.
- Подождите! – заорала я, вырываясь. – Я есть хочу!
Меня чуть не утопили в фонтане.
Они все замолчали.
- Ничего с тобой не станется, если денек не поешь, – сказала мама.
- Надо беречь фигуру, растолстеешь, – заметил Логан, все еще ругаясь.
Я чуть не завыла от такого издевательства.
- Я могу привести кису, чтоб она попробовала, – предложил китаец решение проблемы.
- Так, никаких кис! – вздрогнув, сказала мама. – Я на всю жизнь сыта ими по горло... Придумайте другое...
- Послушайте, а где же капитан? – спросила я. Я заботилась о ближнем!
Они мрачно поглядели на меня. Заботливую!
- Я пойду найду! – предложила я, пока с меня не сняли последнее платье. Семья моя, знаете, такая, и последнее платье снимут и последнее украшение отнимут...
Я побежала его искать из чистого человеколюбия, пока меня тут не убили...
- Капитан, капитан...
И чуть не сбила его с ног. Он как раз брел мне навстречу, печально оглядывая окружающее, окровавленный, опирающийся на мушкет, который не выронил даже в аду...
- Ваше величество... – увидев меня, он упал к моим ногам. – Я не выполнил приказания охранять... Они все погибли... Я искал до умопомрачения... Я все обшарил... – тихо сказал он. – Но никто не выжил!!!
Последнее он выкрикнул с такой болью.
- Встань! – ласково сказала я.
- Я не могу... не могу... не могу, – прорыдал он. – Это я во всем виноват!
- В чем ты виноват? – ласково проговорила я.
- Я их не сберег, ваше величество!
- Но ты сделал все возможное?
- Я... пытался... – он заплаканными глазами взглянул на меня.
Я коротко подняла его, поставив перед собой, на мгновение прижав к груди.
- Вы любите Мари?
- Немедленно прекрати разыгрывать из себя королеву! – со странным надрывом пронзительно сказала сзади Мари.
Я удивленно обернулась к ней.
- Мы с вами уже встречались сегодня, молодая леди... – утвердительно сказала я. – Может ли мне кто-нибудь объяснить, что здесь происходит?
Мари прикусила язык и даже засомневалась, я ли это.
- Немедленно перестань передразнивать, маленькая обезьянка! – потребовала спешащая сюда мама.
- Дженни!? – я обернулась к ней. И недоуменно раскрыла глаза. – Что случилось... Эта девчонка прибегает ко мне...
Мама замерла, растерявшись.
- Мама, не смотри ей в глаза! – закричала Мари. – Иначе заморочит... На руки смотри, на руки, что я сестры не узнáю! Этого родного змееныша!!!
Расхохотавшись, я попала в объятия мамы, хохоча и отбиваясь...
- Ах ты ж лукавая фишка... – мама смеясь вглядывалась в мое лицо и растрепывала меня, не давая вырваться.
Я визжала как ребенок до самозабвения, закинув лицо и забыв про все, детски захлебывалась смехом и щекоткой...
- Сказать кому-то, что я дочь спутала, так смеяться будут, – наконец печально сказала мама. – Раньше я тебя хоть распознавала... Но с королевой я вас в упор путаю...
- Подмени Лу королеву, никто ничего не узнал бы... Если уж сам король принял ее за жену, то просто умри и не встань... – буркнула Мари. – Они так похожи, аж страшно... Самое смешное, что мы их вместе никогда не видели, и даже мне всякие глупости лезут в голову, особенно когда Лу приказывает прислуге... А вдруг это королева с нами шутит, а Лу сидит где-то в тюрьме?
Капитан снова внимательно посмотрел на меня.
- Ваше величество, – снова ошеломленно сказал он. – Я не понимаю, что они говоря...
- Вы, наверное, видели уже это платье, – печально вздохнула я, – и потому вы ясно видите, что я это и есть я, а они сомневаются...
Мама от ужаса закрыла глаза.
- Терезита? – рявкнула она.
- Неужели возможно, что Лу и королева одно лицо? – в ужасе простонал капитан. – Просто она никому об этом не говорила, чтоб иметь возможность сражаться и буйствовать, и никто этого не подозревал? Чтобы жить и с Дженни, и с королем, тем более она даже имени не меняла, а королю подсовывали какую то подмену? Тем более, что королева часто ездит? Или Лу и королева периодически менялись местами? То-то она никогда не бывала в Англии...
Я немного ошарашено смотрела на них – они, похоже, действительно, сомневались во мне!
- Мама!!! – завопила во весь голос я. – Вы что, сошли с ума? Посмотри на мои руки!!!
Я показала свои ладони.
- А я как раз на ладони Терезиты внимание и не обратила, – сквозь зубы растеряно прошептала мама.
Я ахнула.
- Если окажется, что ты Терезита и морочила нас десяток лет... – яростно сказала мама. – Я не знаю, что я с тобой сделаю! Если ты цирк устраивала все эти годы!
- И притворялась маленьким ребенком, – хихикнул подошедший папá.
Он с силой шлепнул меня по заднице.
- Почему вы не ищите капитана? – недоуменно спросил он.
Капитан недоуменно обернулся к нему.
- Ой! – ошеломленно сказал папá. – Это черное чучело и есть капитан! Вы его уже нашли?
- Ты сам был не лучше, – буркнула Мари, – пока не выкупался в бассейне... Где вы пропадали, капитан?
- Он тебя искал, – проинформировала ее я. – И очень огорчился, что ты мертвая...
- Я на том свете? – сдавленно прошептал побелевшими губами капитан.
- Ага... – подтвердила я. – И сейчас мы ждем, когда выйдет Петр-ключарь и откроет нам двери в рай...
Внутри одного из ходов раздался мерзкий скрежет открываемой клетки...
- Проклятье! – выругалась я, кидаясь туда...
Слышался еще скрежет открываемых клеток и рев вырвавшихся кошек.
- Мари, тащи родителей в дворик и забаррикадируйтесь!!! Я попытаюсь их задержать! – рявкнула я. – Быстрей!!!!
Мама побледнела, но ее подхватил и потащил прочь подлетевший китаец, а Джо с тяжелым топором встал у расщелины, будто кошачья гибель...
Из темноты на меня летела стая бешеных кошек... Тигры, пантеры, львы, леопарды... Я словно в замедленном сне видела эти бешеные прыжки и горящие в темноте глаза вырвавшихся вперед хищников...
Казалось, их тысячи...
Я холодно ухмыльнулась, мягко вынимая длинный нож, с которым никогда не расставалась. Мне то и нужно было задержать их всего секунд на тридцать... Дальше мои будут в безопасности.
Я поцеловала нож, служивший мне верой и правдой все детство.
И оскалилась. Шестнадцать лет мне так и не исполнилось.
И время словно стало для меня, как в песне, когда ты поешь, а нота все летит и летит и летит высоко в пространство...
И удары ножа как молнии...
И смерть как песня, когда я пела в полном самозабвении ужасный гимн победы...
Я выложилась вся...
Сейчас надо было дать все и я была на грани безумия... Мне не было жалко – я защищала своих близких...
Удар, пируэт, еще страшный чудовищно точный удар, перекинутый нож в другую руку и снова мгновенный страшный удар... Удары шли почти непрерывно... Это не был обычный бой в клетке, когда звери такие неповоротливые... Лавина неслась на меня, и мне нужно было не просто выжить там, где выжить было невозможно; увернуться там, где увернуться было невозможно – я должна была еще и убить врага! И каждый удар по движущемуся на полной скорости мне навстречу животному должен был быть не просто страшно точен и молниеносен; он должен был еще быть чудовищным силе и хирургическим по решению, ибо второго удара по одному и тому же животному мне сделать было не дано – зверь должен был умереть после первого незаметного для него самого удара, настигшего его, когда я уклонялась и вгоняла клинок ему в сердце, пропуская его мимо себя на мгновение... Я не могла ни ошибиться, когда рассекала животному артерию или горло сбоку, ни дрогнуть рукой, ни заклинить нож, ибо я сразу бы оказалась безоружной в гуще разъяренных животных...
Я не могла ошибиться, когда я перерубала тяжелой заточенной рукоятью клинка позвоночник или шею кошки... И не могла потратить на это больше чем долю мгновения – ведь мне приходилось двигаться навстречу дикому потоку кошек – это был страшный экзамен... Не просто засечь цель, вогнать и вырвать клинок в одно мгновение, так что кошка сначала и не замечала удара и тут же ударить в противоположном направлении, нет. – Каждый удар должен был быть в точно определенное место, которое надо было угадать инстинктом раннее, чем ты еще увидишь кошку. Ибо в этом страшном движении ты еще должна была попасть точно в сердце, артерию, позвонок среди тысяч подобных ударов в безумном хаосе мелькающих лап... И тут же бить со всей силой снова в совершенно другом направлении, с абсолютной точностью, безумно уворачиваясь при этом как никогда раньше...
В этом безумном вихре напряжения я потеряла себя... Личности не было как таковой, – я была ударом, я охватывала все и словно сама кристаллизовалась в каждый удар, не думая, охватывая все свои возможности и все потенциальности ситуации – мое действие рождалось как молния без рассуждения из них, из ситуации, – как это было всегда... Это была безумная песня разума, творящего непосредственно и воплощаемого безотрывно от осознания еще раньше... Постепенно бой захватил меня, растворив в себе... Я сражалась самозабвенно вне времени, только безумно смеясь и забыв все на свете... Наверно, это есть награда бойца перед смертью – полное растворение в бою, когда мысль становится действием, когда выявлена вся мощь, когда ты словно становишься единым со всей вселенной и оказываешься всюду, осознаешь все, охватываешь все, а руки твои словно движет невидимая сила, неотделенная от непрерывных вспышек молниеносной мысли... Нет ничего слаще этой беспрерывной череды вспышек озарений при охвате всего, постепенно переходящей в страшный единый поток, все же Единый, при безумном напряжении сверкания мысли – точно струны сливаются в одном безумном прозрачном напряжении...
Это мой рай...
Лебединая песнь в пятнадцать лет.
Эта песнь непрерывного творчества, охватываемого в целом, и все же цельном в своем многообразии, когда нечто высшее поет в нас, рождаясь из чувства целого, отдельное и целое в непостижимом единстве – она поет тебе сквозь кровь, раны и боль; она стоит как пирамида или бесконечная гора даже когда тело умирает в бою; она есть ты сам! И в этой песне растворяется все низкое и мелкое, и словно раскрывается в беспредельность...
Шестнадцать лет мне исполнится послезавтра... Жаль, что меня самой там не было... Я ведь родилась на Рождество.