— Ещё одна память потеряла… — покачала головой тётя Катя. — Вот вы, две, забывашки-потеряшки…
— Это ты про что, тётя Катя? — замерла Таня с наливкой у рта.
— Да, случай тут был, лет двадцать назад… Может, чуть больше или чуть меньше. Не упомнишь. Девушка одна пропала, вот так же, как и ты… да… Долго её искали. Не нашли. А через пару лет она сама вдруг объявилась. И, вот так же, как ты, ничего не помнила. Где всё это время была, с кем? Вроде, здоровой выглядела… ну, в том смысле, что не отощала… ну, в милицию пришлось ей пойти. Всё рассказала. Её отпустили. А, с другой стороны, за что её задерживать-то? Ничего не натворила. А то, что память отшибло, ну это же не преступление. Давай ещё налью. Хочешь?
— Хочу, тётя Катя. Я продрогла, пока до посёлка дошла. — Таня опрокинула ещё стопочку.
— На, вот, попей горяченького, — пододвинула хозяйка гостевого дома чашку с чаем. — Тю… да, что это я? Ты же, наверно, голодная? Сейчас пирожков тебе подогрею в микроволновке. Я сегодня жарила и с капустой, и с картошкой, и с яблоком… тебе с чем? — направилась она к холодильнику.
— Да, всё равно с чем. Они у тебя вкусные очень с любой начинкой. Расскажи, пожалуйста, как тут всё без меня?.. Макс что говорил?
— Да что говорил! В шоке он был! Всё понять не мог, куда ты подевалась. Вот, говорит, отошла на несколько шагов, вроде по нужде за кустики и всё… не вышла… — Катерина Егоровна поставила тарелку с пирожками перед Таней. — Он же в полицию на следующий день пошёл. Искали тебя все, кто мог. Даже Марина твоя с Артуром приехали. А что толку? Собака и то след взять не смогла. Подошла к дольмену какому-то. Остановилась. Скулит… Потом вокруг него бегать начала, а толку никакого. Потом случай этот про Ольгу вспомнили и совсем рукой махнули на поиски твои. Говорят, или сама объявится, или уже всё, не найдётся! Марина-то с Артуром и Максом тут почти неделю ещё по горам да по тропинкам разным ползали. Всё без толку! — махнула она рукой. — А ты вот она — живая и невредимая! Как же я рада, девонька! — снова обняла она Таню. — Ты, давай, покушай и Маринке-то звони!
— Тёть Кать, ночь на дворе! Смотри, время-то сколько! Я завтра позвоню ей. А то она разволнуется, спать не сможет, а ей на работу завтра.
— Пожалуй, ты права. Завтра пятница, вернее, сегодня уже. Днём ей позвонишь, а они вечером уже тут как тут. Как же хорошо, что ты вернулась, а? Менты эти из Макса всю душу вытрясли… Знаешь, что удумали, супостаты?
— Наверно, хотели его в моём убийстве обвинить, да? Только не нашли ни улик, ни тела…
— Точно. Так всё и было!
— Тётя Катя, — Таня встала из-за стола и обняла женщину, — я так устала. У тебя комнатка найдётся? Я оплачу…
— Да, Бог с тобой! Оплатит она! Пойдём, комнату открою. — Она направилась к дверям. Таня, подхватив безрукавку, пошла за ней.
— Я ведь вещи твои не отдала Марине. — Обернулась тётя Катя на лестнице. — И в комнату твою никого не пустила. Благо, в середине сентября народу не так много было, а сейчас и подавно… вот, заходи, — открыла она дверь и включила свет.
Таня прошла в комнату:
— Надо же! Даже духи мои на тумбочке стоят! И косметика… Тётечка Катечка! Как мне тебя благодарить!? — обняла она женщину и поцеловала в пухлую щёку.
— Да глупости не говори! — расчувствовалась та и смахнула слезинку. — Всё. Спать ложись. Завтра день не простой у тебя будет. Надо в мили… тьфу, в полицию сходить. Сказать, что ты нашлась. А то так и будешь числиться без вести пропавшая. Потом ведь, точно, Маринка твоя прискачет с расспросами. Да и Макс обязательно приедет, так что… отдыхай… — и она, выходя, прикрыла дверь.
Часть 10 глава 3
Таня скинула себя одежду и, первым делом, отправилась в душ. Каждая комната в гостевом доме напоминала гостиничный номер с душевой кабинкой и туалетом. Подставив лицо тёплым струям воды, Таня вдруг загрустила по баньке, к которой уже успела привыкнуть. Вытираясь махровым полотенцем, она подумала, что полотенца в Голубой Дали намного пушистее и мягче.
«Неужели дома меня теперь будут преследовать воспоминания о Горушанде? Этого мне только и не хватало! Живя там, я постоянно думала о доме и рвалась обратно, а теперь что получается? Буду думать о Голубой Дали?» — размышляла она, подходя к кровати. Таня подняла подушку. Её прозрачная ночная сорочка на тонких бретельках лежала там, где она оставила её почти месяц назад. Быстро надела её и залезла под одеяло. Долго вертелась, пытаясь уснуть. Сон не шёл. Она полежала некоторое время с открытыми глазами, а потом всё-таки решила позвонить домой. Таня не знала, что сказала Марина её родителям. Как объяснила, что их дочь — её подруга — потерялась в горах? Рассказал ли Макс ей правду или скрыл так же, как от полиции? Она взяла телефон, который поставила на зарядку, как только оказалась в комнате. Набрала номер отца. Долго никто не отвечал. Наконец раздался до боли родной голос:
— Это какой же покойник звонит в два часа ночи?
Видно, со сна отец не посмотрел на экран телефона.
— Это не покойник! — зная любимую фразу отца, когда ему звонят не вовремя, засмеялась Таня. — Это я, папа!
— Какой папа!? Вы куда звоните!? Вы на часы смотрели? Вы кто такая вообще!?
Таня, боясь, что он отключится, быстро проговорила:
— Я — Мишкина дочка!
Повисла пауза. Потом отец недоверчиво спросил:
— Кто?
— Мишкина дочка. Это я, папа… Таня…
… Эту фразу, кроме Тани, её сестры, её родителей и близких друзей отца, никто знать не мог. Однажды, когда Таня и Наташа были ещё маленькими, у них собрались гости по случаю десятилетия со дня свадьбы родителей. Конечно, девочки не понимали, что за праздник у них в доме, но гостям были рады хотя бы потому, что их одели, как принцесс. Их нарядили в розовые платья, в белые колготки, на ноги обули розовые туфельки с пряжками. Хоть между сестрами разница была в три года, но наряды они выбирали одинаковые. Что брала Наташа, то сразу нужно было и Тане, и наоборот. Один из гостей посмотрел на сестёр и решил поговорить с ними. Разговор выглядел примерно так: «Ой, какие вы нарядные! Ой, а чьи это такие красивые девочки? Ой, а кто вам купил такие красивые платьица?» Наташа застеснялась, а Таня, хоть и была младше, смело шагнула вперёд:
— Это папа нам купил!
— Ой, какой хороший папа! А как зовут вашего папу?
— Папа Миша.
— А тебя?
— А меня Таня.
— Мишка! — окликнул он своего друга. — Какая доча у тебя боевая! Ух! А если твоего папку Мишка зовут, то ты, получается кто?.. — он сделал паузу, предлагая девочке закончить фразу.
— Мишкина дочка! — бойко ответила она.
Все гости грохнули от смеха. Таня, довольная реакцией взрослых людей, указала на Наташу кивком головы:
— Она тоже Мишкина дочка. Ведь она моя сестрёнка и папа у нас один!
Тут уж и папа, и мама покатились со смеху. Папа, вытирая слёзы, сказал:
— Ах, ты, моя Мишкина дочка! Иди ко мне! — присел на корточки, раскинув руки. Таня поспешила к отцу в объятия. Он чмокнул её в висок, прижал к себе.
— А ты что насупилась? — посмотрел он на Наташу. — Иди, поцелую. Ты ведь тоже Мишкина дочка.
С тех пор это был своеобразный пароль между Таней и отцом. Наташа эту шутку не любила. Называла глупостью. Видно, детская ревность сидела в ней где-то глубоко. Ведь папа обычно называл Мишкиной дочкой только её сестру.
— Таня… Танюха, это правда, ты!?
— Да, папуля. Это я.
— Какая Таня? Наша? — услышала она взволнованный голос матери.
— Папочка, со мной всё в порядке. Передай маме, что я вернулась…
— Таня! Танечка! — видно, мама забрала трубку у отца. — Доченька, где ты!?
— Мама, я недалеко от Майкопа. В посёлке Кизинка. Тебе Марина звонила?