Толкнул Виктор в нетерпении дверь, чтобы зайти и сжать Алину в объятиях, отбросив неловкость. А дверь закрыта. Ну, что ты будешь делать? Подергал ручку. Соседка выходит.
- Вы нам дрова привозили! - узнала спасителя. - Ой, спасибо. Мы вас помним.
И сообщила пренеприятнейшее известие: Алина на практике со студентами в подсобном хозяйстве сельхозинститута под Тарой.
Но и секунды не горевал от крушения надежд Виктор. Ринулся в речной порт. И вовремя: нужное судно стояло у причала. "Везет дуракам", - весело подумал Виктор.
Никогда Виктора в старинный городок Тару не заносила судьба, но восторгаться его красотами было недосуг. Чуть причалили, помчался на почту в поисках телефонной связи с подсобным хозяйством и Алиной.
Времена стояли легендарные - начало семидесятых двадцатого века. Связь в глубинке не поражала всеохватностью и мгновенным проникновением в медвежьи углы. Подсобное хозяйство занимало один из них. Но Виктор так горячо нырнул в окошечко почты, с такими глазами попросил "край надо дозвониться!", что телефонистка чутким на любовь женским сердцем решила соединить во что бы то ни стало. А было в какие непроходимые тупики уткнуться. Прямой линии с подсобным хозяйством не было. Она пролегала через колхозную контору. Где в воскресенье на личные телефонные нужды работать не желали. Отговаривались производственным совещанием руководителей. Но не на ту напали. Тарская телефонистка нашла железобетонные рычаги, и Виктор услышал дорогой голос:
- Ты где?
В таких случаях пишут: "горло пересохло", "сердце ухнуло". Виктор помнит - вдруг географию переврал на тысячу километров:
- В Туре!
- В Таре! - уточнила телефонистка.
- В Таре! В Таре! - поправился Виктор.
- Не может быть! - выдохнула трубка.
Сбивчиво рассказала Алина, как добраться на попутках.
Щедро давая шоферам грузовых машин на бутылки, Виктор помчался на перекладных. Наконец шофер говорит: "Я сворачиваю, а ты иди по дороге в гору. Тут километра два".
Заспешил Виктор в указанном направлении. Сердце кровь девятым валом гонит, с частотой швейной машинки колотится. Сейчас, сейчас он увидит эти глаза, чуть выпуклые губы, щеки, подсвеченные румянцем.
А природа вокруг! Солнце час назад за полдень перевалило. Лето в самой поре. Все цветет, растет, соками переполняется. Дорога на подъем, и картина вдаль не передать! Поле огромных площадей, то ли овес, то ли пшеница, то ли рожь (не разбирался Виктор в зерновом вопросе) золотом до зеленой полосы леса колышется.
- Эге-гей! - приоткрыл клапан восторга Виктор. - Эге-гей! - стравил чуток напряжение в груди.
Никто не осудил за блажь, неподобающую солидному мужчине при галстуке. Некому. Одни кузнечики заливаются от восторга летней жизни.
И вдруг ухнуло сердце десятым валом. Женская фигура в кремовое платье возникла на дороге. Летяще-парящая. Сорвался Виктор навстречу, как юнец желторотый.
В этом месте рассказа и спросил друг после рюмки:
- Неужели краше твоей Светки была?
- Ты когда-нибудь росистым утром наклонялся к траве? Солнце вот-вот припекать начнет, но у земли вся трава влажно сверкает, лицо поднесешь, пахнет такой свежестью, такой чистотой, так обдаст ароматами жизни, упал бы и растворился!.. Такая была Алина. Кожа светится, будто росой омыта...
Влетели они в объятья. Слились губы. А руки еще робкие, стеснительные...
- Так хорошо ни до, ни после не было! - признался товарищу Виктор. Все сошлось... У обоих...
Кузнечики пиликали, жаворонок заливался, в высокой сини ветер толкал перистые облака... Ни звука рукотворного происхождения. Чтобы трактор тарахтел, самолет гудел или мотоцикл трещал заполошно. Будто скопом земляне отбыли в космос... Мир на двоих, и солнце на карауле...
Упали они в пшеницу (или рожь, или овес - так и не спросил Алину)...
Эх, счастье-счастье, ну почему ты как пух тополиный: чирк спичкой - и поминай как звали?
Почти сутки, забыв обо всем на свете, гнал Виктор время. Ускорял, чтобы "наклониться к росе", наполнить сердце восторгом.
И вдруг, жадно глотнув воздуха на вершине блаженства, вспомнил, как обухом по темени: завтра в девять утра директорская оперативка!!!
И будто сквозняком ликующий настрой унесло над полем ржи или пшеницы.
Человек дела до последней застежки, он отрезвел в один миг.
- Витенька! - Алину опалило резким похолоданием. - Что случилось, родной?
А "родной" про оперативку дятлом заевшим талдычит.
- Ну и пропустишь!
Много позже думал: "Дурак стоеросовый! Не остановился бы завод! А выгнали, тут же назад позвали. Один из лучших начальников цехов".
Но тогда мысли не допускал сачкануть оперативку.
- Теплоход ночью из Тары идет, - Алина успокаивает. - Часов шесть до него.
- Сколько ему против течения плюхаться? Не успею! Только самолетом!
Со слезами счастья и горечи побрела Алина в гору, а Виктор, заряженный новой идеей, рванул без всяких сантиментов в обратную сторону.
И снова Тара. Где на аэродроме сторож зевает от безделья. Никакой тебе авиакутерьмы, когда форсажно ревут двигатели, взлетают серебристые лайнеры, пассажиры с поклажей носятся. На летное поле хоть коров пастись выгоняй. Одна предприимчивая коза уже щипала травку. Аэропорт Тара круглосуточностью авиаперевозок не отличался. И пусть вечернее солнце еще светило, летный день закрыли до утра.
Да не тот Виктор человек, чтобы упасть у взлетно-посадочной полосы и грызть ее от бессилия, когда несколько самолетиков стоят у ВПП с винтами и крыльями.
- А то как же, - сказал аэрофлотский сторож, - есть летчики. Один наш, тарский, другой у вдовушки поселился.
Дал адресную ориентировку на летунов. По ней двинул Виктор реализовывать авиазатею. Случай тяжелый, это ежу понятно - не на обочине рукой попутке махнуть, довези браток. Как летчиков уломать?
У русского человека первый вариант ответа всегда на поверхности прилавка лежит. Виктор оперативно узнал, в каком направлении продмаг и повернул туда.
Но если до встречи с Алиной все шло как по маслу, здесь затормозило. Магазин встретил мрачным замком.
Напиши я дальше: "Виктор сел на крыльцо и зарыдал от невезухи", - ты, читатель, обвинил бы автора в фальсификации правды характера.
И правильно сделал. Виктор порысил к месту проживания продавщицы.
- Открой магазин, - начал умолять хозяйку торговой точки.
- Как вы мне осточертели! День и ночь одна песня: "водки!", "водки!", "водки!". Когда только зальетесь? Не дам!