- На фотографии видела.
- Думаешь, помнит? В последнее время совсем обабилась, такая заполошная стала. Василий шапку на глаза натянет...
Василий все, как теща наказала, сделал.
- Сахар дешевый краснодарский нужен? - позвонил в дверь.
- Конечно. А где машина?
- Вон у соседнего подъезда.
Лида выглянула в окно. Во дворе на самом деле стоял крытый "газон".
- Если с мешком, на десять рублей дороже, - играл купца Василий.
- Своих кулей хватает!
И заметалась в поисках "своих". Василий было ступил в коридор. Хозяйка грубо выперла за порог: "Иди, натопчешь башмачищами! Только помыла!"
Позже извинялась: "Откуда знала, думала, еще утащит что-нибудь с вешалки".
Сорвала с двух подушек наволочки, посыпалась вниз по лестнице. А навстречу Нина.
- Привет, сестра, - пролетела мимо с таким видом, будто вчера, а не два года назад, виделись.
Но притормозила через пару секунд:
- Ты поднимайся! Тут сахар продают. Тебе не надо? А твой где?
И унеслась, не дождавшись ответа, за дешевизной.
Потом, когда уже вместе отсмеялись, все не хотела поверить, что дешевого сахара нет.
- Ну вон же машина стоит, - подходила к окну. - Может, действительно продают?
Вспоминала Нина, лежа в ночи, хорошее, улыбалась сквозь тревогу под сердцем.
Как-то вернулась с работы, на столе записка: "Вам телеграмма, позвонить по телефону..."
В голову ударила молния: "Неужели мама?! Моих нет, значит, поехали за билетами на самолет". Ноги ослабли. В слезах пошла в квартиру напротив, звонить на телеграф. У соседки такой аппарат - замучаешься орать в него. Тут совсем отказал. Всезнающая соседка начала убеждать, что про телеграммы звонить можно до семи вечера, а уже девятый час.
- Тогда надо с Братском связаться!
И побежала к другой соседке. Из глаз слезы, в голове переполох, собирается звонить сестре, но в руке бумажка с номером телеграфа, набирает его.
- Братск? - спрашивает.
- Телеграф, - раздается из трубки.
Узнала Нина текст телеграммы и запела. Двоюродный брат из Миасса следовал в Красноярск, заруливал проездом.
Впервые за месяц настроение поднялось. Готовила ужин, когда муж с дочерью вернулись.
- Как я перетрусила с этой телеграммой.
- Ты сама себя накручиваешь, - Василий пожурил, - все образуется, вот увидишь.
А через десять минут зовет:
- Иди скорей, к нам утка на балкон залетела. Только тихо, не спугни.
- Где? - оборвалось сердце у Нины.
На высоком ящике сидела утка, крылья чуть разведены, головой в сторону двери кивает.
- Не спугни, это селезень, - муж шепчет, - устал, отдохнуть сел.
На что Нина как заревет в полный голос, на диван вниз лицом упала:
- Что-то с мамой случилось! - заголосила. - Птица к несчастью! Боже, я не переживу!
- Мама-мамочка, успокойся! - подбежала дочь. - Это не птица! Чучело папа принес, а я привязала и за веревочку дергала, чтоб как живое.
- Вы что, добиваетесь моего инфаркта?
- Нельзя так реагировать на всякую ерунду, - ушел на кухню недовольный муж.
- Развеселить тебя хотели, ходишь, как в воду опущенная, - гладила Нину по голове дочь. - Сама ведь рассказывала, как с бабушкой над тетей Лидой с дядей Сашей шутили, в окно шваброй стучали.
...Ночью Нине приснилось мать. Она уходила по дороге и, обернувшись, попросила: "Молись за меня, доча".
КУВШИН РАЗБИЛСЯ
Вверху было торжественно и чинно. Желтая луна, серебряные звезды. Внизу было - погано. Поле, охапка соломы, фуфайка, лежащий на отшельническом ложе Юрий Антонович Лисин, в комбинезоне и сапогах. На расстоянии вытянутой руки трактор сочувственно замер, говоря всем железным видом: крепись, Антоныч, я рядом. Не те годы у Антоныча - сорок девятый катит - ночевать без простыней и подушек с трактором под боком, да куда от обстоятельств денешься!
Сколько кувшином воду ни таскай, - гласит восточная мудрость, - а все равно одни черепки останутся. Стоит только зазеваться.
Антоныч ругал себя и так и эдак: не потеряй бдительности, сколько еще с "кувшином" можно было... А сейчас уши от стыда горят, как вспомнишь детей и соседей, будь они неладны...
Супруге Антоныча, Наталье Кузьминичне, в то самое время тоже подобная мудрость голову напрягала. Не зря говорят: муж и жена одна сатана. За двадцать четыре года совместной жизни даже мозги на одну фазу замыкает. Правда, кроме разбитого кувшина, думалось еще о веревочке, которой сколько ни виться, а конец известен.
Наталья Кузьминична лежала на двуспальной кровати, заложив руки за голову и, белея в темноте еще приличной наготой, гадала: сколько лет "веревочка" у нее под носом вилась, "кувшином" жажду утоляли?
Во всяком случае вспомнила, как вот уже который год повторяла подружкам:
- Мой такой барин стал, в поле обедать не хочет. Не лезет, видите ли, ему сухомятка в горло. Яйца вкрутую, сало, на колене резанное. "Я, говорит, - не свинья, с земли жрать". Обязательно хочет за столом. Первое, второе, салфетки. Чуть есть возможность, тарахтит на тракторе домой. Я весь день в конторе сижу, так он сам разогреет, салат нарежет. Не ленится...