— А-а, — зевнула я. — Слонопотам. Дай поспать, что ли! Или не топай так!
На меня злопыхнули и отправились к Ире.
— Что ты шумишь?
— С чего ты взял, что я шумлю? — изумилась Ира.
— Да я вас сейчас раздену и на коридор к моим мальчикам в улицу отведу! — заорал вожатый.
Это заявление встретил дружный хохот, почему-то в три голоса (мой брюнет воздержался. С предлогами не дружит?). Дима кипятился.
— А ты что ржешь? — переключился на меня Дима.
Я только всплеснула руками и собралась что-то ответить, как вдруг мое (точнее, Ларискино) одеяло ответило за меня.
— А что, нельзя?
Ирина подушка захихикала. Мой, по крайней мере, похоже говорит, а этот ржет, как будто Ирка обкурилась и, судя по прерывистому хихиканью, не сигарет… Ирка ткнула своего эстонца, прошипев:
— Ты ржи хотя бы похоже!
Из-под подушки раздалось нечто похожее на «Иго-го». Дима продолжил допрос:
— Что? Да как ты…
— Что? Что "да как я"? — переспросило мое одеяло, я только рот успела открыть.
— Что…. Что это у тебя за клок торчит? — Дима с силой дернул за вылезший клок волос эстонца.
— Мои! — взвизгнула я, и, отобрав прядь, заснула ее под одеяло, от греха подальше.
— Интересно откуда они у тебя растут, — пробормотал вожатый.
Нормально они растут, на голове… только не на моей!
Дима снова убежал к Ире, потому что подушка продолжала ржать.
— Еще раз будешь шуметь!..
— Да, с чего ты взял, что это я шумлю? — огрызнулась Ирка, подушка снова заржала, и ей досталась порция тычков. — Пыль выбиваем! Да не ржи ты!
— Я не ржи! Я НЕ РЖИ! Я вам сейчас дам не ржи! — Дима хлобыстнул дверью.
— Хихикающая подушка с суфлирующим одеялом, ромашка! — ругнулась я на эстонцев.
Ира спешно думала, куда бы их спрятать. Я увидела щелку между кроватью и стеной и спихнула свое Одеяло туда, положила ему на голову свою подушку и улеглась в явно неудобной для меня позе. Увидев мои манипуляции, Ира заметила такую же щель и спровадила своего эстонца туда. В комнату залетел Дима, видно, до него дошло.
— Вставай с койки! — заорал он.
— А не пошел бы ты на коридор и в улицу к своим мальчикам, — до глубины души поразилась Ирка.
Дима рванул матрас, Ирка с визгом рухнула сверху на своего эстонца.
— Не сдирай с меня халат! — послышался рьяный шепот.
— Не наступай на меня…
Девушка, которая спала под Ирой, сделала вид, что это она сдирает с нее халат, а Ира на нее наступает. Ира смекнула, в чем дело, и вылезла с ее стороны.
— Ты че сдурел? Щас я тебя туда засуну, невыколупаешься ведь!
— А ты тут как спишь! — взревел на меня Дима.
— А мне так удобно! — заверила его я, дрыгая ногами, чтобы он не подошел.
Меча громы и молнии, вожатый ушел. Подушка вылез из-за кровати.
— Ты с ума сошел — на меня падать! Больно же! — воскликнул он. — Ты не пылинка!
— Не пушинка.
— Пылинка меньше!
— Пушинка легче. Думаешь, я по своей воле туда дрюпнулась? Естественно не по своей.
— А по чьей же?
— Нашего великого и, увы, непризнанного гения Димы!
Подушка улегся на Ирину кровать, я быстро слезла со своей, Одеяло вытянул шею, чтобы посмотреть, что будет (жираф, однако). Ирка одним движением уложила Подушку на кровать, мы с ней подняли матрас, и эстонец улетел свое прежнее место.
— Ой, больно! — Подушка вылез второй раз.
— Еще бы! — злорадно прокомментировала Ира.
Ире пришла гениальная идея засунуть своего Подушку под матрас, а мне — не менее гениальная отправить Одеяло в тумбочку. Пока я запихивала Одеяло на его новое место, тумбочка покосилась и с натужным скрипом отправилась в свободное падение. Одеяло всполошился и поставил тумбочку на место, после чего стал упаковываться аккуратнее.
— Осторожнее, там у меня и Ларисы камушки лежат, — предупредила я.
Послышался характерный звук падающих камней. Ромашка, предупредила же!
— Что это?
— Да, сказала же — камушки!
— А… понятно…