— Тише, Маша, я Дубровский! — сказала я. — У вас Маши есть?
— Есть! — в два голос отозвались девушки.
— Даже в двойном экземпляре, — поразилась Ира. — Тогда сейчас все будете Машами.
— Ага, а вы — Дубровскими, — ответили они.
Встал вопрос, куда прятать эстонцев. С девушками проблем не было.
— А вы где их прятали у себя? — спросил кто-то.
— Думаю, Подушка в тумбочку полезет с удовольствием, — усмехнулась я. — Кто тут у вас больше всех красится? Вот туда его и отправьте, он у нас палазучка.
— Нет, у меня там рассыпчатая пудра! — отказалась девушка.
— Это опять эта гадость? — ужаснулся Подушка.
— Не опять, а снова! — озадачила я эстонца.
Решение было простым, как и все гениальное. Мы решили их вообще не прятать. Ира стукнула по стене, как в гонг, и тут же грянула «Halleluiah». Подушка тем временем все же пытался залезть в тумбочку, но ему мешали ноги.
— Слава богу, он тупит, что ноги можно убрать, — облегченно вздохнула я.
Послышался Дима.
— Ира! Опя-я-я-ять… Да блин, да! Где… — Дима остановился на полуслове и пошел проверять комнаты.
Девчонки радостно убеждали его, что это всегда были пустые кровати, что тут никогда никто не спал. Дима ушел в вожатскую, мы пошли на свои места.
— Девчонки, мы скоро вернемся, — сказала Ира.
— На вечное поселение?
— Да!
Мы разлеглись на своих кроватях. Заходит Дима.
— Нет, ну блин! Вы где были? — с порога спросил он.
— Я же тебе сказала, не пей больше пива, и мы не придем! — ответила ему Ира.
Дима опешил.
— Вы — это кто? Глюки?
— Музыкант, что ли? — вылез Подушка.
— Это твоя совесть! — ответила ему я, запихивая его обратно.
— А это твои внутренние чертики! — сказала Ира Диме и Одеялу, который вылез. Н-да, выглядел Одеяло весьма специфически. Очень устал парень…
— Они тебя мучают и сами выдыхаются, — сказала Ира персонально Диме. — А вот это — твоя совесть, вообще не работает! Видишь, какая свеженькая.
Дима с ужасом смотрел то на одного, то на другого эстонца.
— И не кури тоже, пожалуйста, — сказала Ира.
— А ты что?
— Еще один чертик! — ответила Ира.
— А она — еще одна совесть? — уточнил Дима.
— Нет, я — нечто среднее. Достаю и чертиков, и совесть, — ответила я.
— Так, похоже, я уснул в вожатской, — вздохнул Дима.
Девчонки захихикали в подушку.
— О, целуются с Подушкой! — ревниво взвизгнула я.
Хохот грянул разом, Подушка хлопал глазами.
— О, не дошло, — сказала я. Хохот грянул второй волной.
Мы ушли к украинкам и расселись по местам. Меня позвала Ксюша. Я повернула голову и потянулась к ней.
— Что, полазучка проснулась? — злорадно спросил Подушка.
Мы с Ирой так и застыли, кто в какой позе, причем Ира медленно скатилась "в обморок".
— Ты сам-то понял, что сказал? — переспросила я.
— Ну что? Полазучка проснулась? — повторил эстонец.
Ирка повторно грохнулась "в обморок". Подушка отвлекся, я подошла к Ксюше.
— Что? — спросила я.
Она чем-то весело помахала передо мной.
— Что?
— От эстонцев заразилась? — усмехнулась девушка.
— Нет, это у меня свое, — гордо ответила я. Скорее уж они от меня заразились!