— Все, больше нет никакого бунта? — спросила Ира.
— Саботаж! — завопила я, поднимаясь. Подушка положила на меня руку, укладывая на место. — Ну вот, не дают посаботажничать.
— Ты у меня посаботажничай, посаботажничай! — сказала Ира Одеялу.
Ира легла, а Одеяло потихоньку взял свое одеяло и подушку и сбежал от нее. Залез к нам на тумбочку и улегся там.
— Удобно? — спросила я.
— Нет, — ответил он честно.
— Ну, тут не трехспалка, а всего лишь полуторка, — пожала плечами я.
— Поэтому ноги в проходе, — добавил Подушка.
— К себе не пущу! — сказала Лариса.
Кто ее еще спросит, она вообще в другой комнате. Одеяло залез к ней на кровать со своим имуществом и лег.
— А! Лариск, Ольга, у меня Одеяло исчезло! — всполошила Ира.
— Ыгы, — подтвердила я.
— Опять в туалет? Вот блин… одно нехорошее слово! — сетовала она.
Ирка улеглась, а Одеяло приподнялся.
— Что, совесть невовремя проснулась? — участливо спросила я.
— Ага, — кивнул он.
— А? Ты что там делаешь? — удивилась Ира.
— Ладно-ладно, возвращаюсь, только не ори, а то опять все проснутся, — сказал он и ушел обратно к ней.
Все разлеглись, вернулась Лариса.
— Кто спал на моей койке?
"Машенька и медведи"! Я пнула ее.
— Подушка! — возопила она, дернула его за ногу.
Он исподлобья глянул на нее.
— Ладно-ладно, я сплю, — пошла на попятный Лариска.
— О, как хорошо, мне не досталось, — порадовалась я.
— Всегда рад помочь. Все равно она бы мне ничего не сделала, — пожал плечами Подушка.
— Мне тоже.
— А моральный вред? — спросил он.
— У тебя пуленепробиваемая психика! — сообщила я и снова наткнулась на напульсники.
— Да чем они тебе так не нравятся? — спросил он, когда я стащила их с него.
— Шершавые! — ответила я.
— Тут? — спросил он, нащупывая место, куда я их спрятала.
— Нет, тут, — я потыкала на матрас.
Ира ворочалась.
— А ну ляг нормально! — гаркнул Одеяло. Ира застыла на месте, Подушка расхохотался, я тоже.
— Одеяло от Ирки заразился, — сказал Подушка.
— Просто Одеялу надоело, что Ирка шевыряется, — пояснила я.
— Во-во, с такими заявами я скоро вообще шевырять не буду! — ответила Ира, укладываясь.
— Ау, больно! — вдруг всполошился Подушка, у которого нога затекла.
— Боль на, или больно? — уточнила я.
— Нечто среднее, — ответил он, поворачиваюсь на бок.
Все, наконец, уснули, только Лариса все еще ворочалась, но остальным уже было пофиг.
Проснувшись, я сходила по всем самым нужным делам, а по возвращении чуть не потеряла дар речи. Рука, возникающая из ниоткуда, сама по себе не предвещает ничего хорошего, а возникшая перед лицом, когда я входила в дверь, и заткнувшая мне рот, — и подавно. Я погрозила Одеялу и вошла в комнату. Едва светало, все спали.
— Кукареку! — шепотом сообщила я Одеялу.
— Х-х-х-х, — тихонько похихикал тот, стараясь не шуметь, но Ирка проснулась.
— Ну вас, — отвернулась она, но тут же подскочила. — Какой еще кука…
Одеяло заткнул ей рот ладонью.
— Опять бунт? — уточнила она, освобождаясь.
Их потасовка разбудила Подушку, который посмотрел, как Ира дубасит Одеяло подушкой, сказал "Господи, какой садизм!" и улегся обратно. Воспользовавшись моментом, я выселила парня с кровати и отправила на его. Ирка согнулась пополам, беззвучно хохоча. Я пояснила Одеялу, что ночью тут ничего никогда не высыхает, а только становится мокрее, теперь скорчился Одеяло, увидев, как Подушка мирно улегся на своей, подмоченной ночью, постели. Теперь и Ирка выгнала Одеяло.